Кроме того, в эти мгновения менялся и он сам. Душу Ларина охватывали странные чувства и устремления. Ему вдруг начинало казаться, что весь мир крутится
В такие мгновения Гера чувствовал себя гигантом, которого опоили колдовским зельем и швырнули в пещеру, а вход в нее завалили огромным камнем. Он чувствовал, как спертый воздух пещеры душит его, но одновременно знал, что может отодвинуть камень, если только очень сильно этого захочет.
Слоняясь по городу без дела, Георгий забрел в самый центр Москвы, на Манежную площадь. Побродил по ней, рассеянно глядя на толпу туристов и бездельников, прошел к Историческому музею, побрел дальше и, сам того не ожидая, присоединился к группе митингующих людей, сгрудившихся вокруг деревянного помоста, похожего на эшафот.
На помосте стоял высокий человек в черном пальто. У него были недобро мерцающие темные глаза и слегка вьющиеся темные волосы, уже тронутые сединой.
— Мы считаем, что проблема коррупции — наиболее опасная, серьезная, угрожающая каждому из нас и стране в целом! — веско говорил мужчина в микрофон.
Люди одобрительно кивали.
— Рост тарифов на коммунальные услуги — это коррупция! Поборы на дорогах — это коррупция! Взятки чиновникам, полицейским, налоговикам — это коррупция! Плохие дороги — это «откаты» и «распилы», а значит — тоже коррупция! Невозможность открыть свой бизнес — это коррупция, и, как следствие, отсутствие достаточного количества рабочих мест! Все это коррупция, друзья!
Народ одобрительно загудел.
— Если вас нынешнее положение вещей устраивает, можете нас не поддерживать! — чеканил человек в пальто. — Это ваш выбор! Но мы, Партия Народной Свободы, утверждаем — Россия будет свободна!
Собравшиеся вокруг помоста люди захлопали.
Гера Ларин, стоявший в толпе, вдруг почувствовал злость. Двадцать лет назад он был сыном заслуженного художника СССР, ему светило безбедное существование, наполненное такими приятными вещами, как признание, премии международных выставок и, как следствие, — обилие заказов. А что сейчас? Два заказа за полгода. Если так пойдет и дальше, совсем скоро не на что будет купить даже сигареты и выпивку.
Не в силах сдержать закипевшую в груди злость, Гера крикнул:
— А разве не демократы все развалили?
Народ притих и удивленно завертел головами, выискивая человека, нарушившего благородное единение митингующих. А стоявший на помосте взглянул на Георгия, усмехнулся и проговорил в микрофон:
— Когда я слышу такие слова, я вспоминаю Салтыкова-Щедрина — «У нас все — недоразумение»! Булавку, запонку потеряли — недоразумение! Губернию запороли — недоразумение! Советский Союз, с моей точки зрения, распался потому, что все в нем было — одно сплошное недоразумение! У могучего колосса были глиняные ноги!
Гера разозлился еще больше. Растолкав толпу, он подошел к помосту и, задрав голову, прокричал:
— Я вырос в городе, где было двадцать пять крупнейших химических предприятий, и все они работали! Наш город входил в тройку самых крупных химических гигантов мира! И кто меня убедит, что у этого гиганта были «глиняные ноги»?
Человек в пальто тоже разозлился.
— Восемьдесят процентов советских заводов и фабрик работали на военщину! — крикнул он яростно.
— Но заводы работали, и зарплату людям платили! — крикнул в ответ Георгий.
Глаза демократа, стоявшего на помосте, налились кровью.
— Советская власть обездолила десятки миллионов людей! — отчеканил он голосом, полным негодования. — Сталин расстрелял миллионы людей! И это тоже была советская власть!
Георгий усмехнулся.
— Это бред! — громко сказал он, давая выход накопившемуся гневу. — В то время у страны просто не было таких ресурсов, чтобы разбрасываться «десятками миллионов»! При Сталине прирост населения Советского Союза составлял почти полтора миллиона человек в год! А сейчас мы каждый год теряем по миллиону!
— Вы передергиваете цифры! — рявкнул человек в пальто.
— Это вы передергиваете, а я говорю то, что знаю! Благодаря вам, демократам, у меня много свободного времени, и я читаю книги и газеты!
Лицо оратора побагровело. Он сжал кулаки и хотел крикнуть что-то яростное, но стоявший рядом с ним невысокий человечек с черной интеллигентской бородкой и лицом лукавого беса приник к микрофону и насмешливо спросил, обращаясь к Георгию:
— Вы хотите, чтобы народ стал топливом для новой Советской империи?
— Во времена СССР я не был топливом, — сказал в ответ Георгий. — И никто из моих знакомых не был! Это сейчас народ — топливо для попытки построения в России либерализма! Причем крайне неудачного!
Георгий, сам того не ожидая, вскочил на помост, повернулся к толпе и заговорил, и чем больше он говорил, тем тверже становился его голос и тем четче и весомее становились его слова, и народ, роптавший поначалу, затих и стал внимать этим словам с напряженным интересом.
— Мы стыдимся нашего славного прошлого! Мы стыдимся даже нашей символики! А ведь Серп и Молот — две вещи, которые сделали Россию великой державой! Никогда прежде Россия не знала такого величия, как тогда, когда над ней реял символ труда, терпения и гордости — Серп и Молот!
— Так вы за коммунистов? — едко поинтересовался человек с бородкой.
Георгий Ларин взглянул на него через плечо, презрительно скривил губы, а затем снова повернулся к народу:
— Коммунисты были движущей силой истории, но они не выполнили свою миссию! — веско проговорил он. — Этот груз оказался для них непосильным, и они поспешили откреститься от Великой Цели. Нет ничего позорнее такой измены. Но в России еще остались люди, полные решимости вернуть нашей стране ее место в истории. Братья! Друзья! У нас отняли многое. У нас отняли почти все! Но у нас не отнять нашей гордости — гордости великороссов, несущих миру свет истины! Так вспомним же наших дедов и прадедов, вспомним кровь, пролитую ими, вспомним их дела, помыслы, устремления! Это все, чего я хочу для своей страны. Это все, к чему я призываю. Нас поставили на колени! Но пора подняться во весь рост! Пусть те, кто желает России гибели, увидят наши лица, и пусть они прочтут решимость в наших глазах!
Георгий сделал паузу, а потом выбросил вперед сжатый правый кулак и крикнул:
— Да здравствует Святая Русь!
И тут с людьми что-то случилось. Прежде с восторгом принимающие каждую реплику либерала в пальто, они смотрели на Георгия, словно одержимые, а в ответ на его призыв проревели:
— Да здравствует Святая Русь!
И тоже выбросили вперед сжатые кулаки.
— Мы великая нация! — продолжил Георгий, войдя в раж. — Наш северный характер не перешибить никакой плетью, пусть даже на конце этой плети будет ядерная бомба! Русский дух — это дух древних славянских богов и князей! Князей, завоевавших полмира!
— Это парень далеко пойдет! — громко сказал вдруг кто-то.
— Стопудово! — подтвердил другой. — Этот не даст спуску ни олигархам, ни чиновничьей сволочи!
— Правильные вещи говорит! — заметил третий. — Вот за кого надо голосовать!
— Но он вульгарен, — возразила какая-то женщина.
— Однако люди понимают то, что он говорит, — возразил ей какой-то мужчина. — И им это нравится.
