– Это тебе, чтобы не забывалась! – Язычник снова перешел на «ты». – Медведь шутить не любит.

Я медленно повернула голову и посмотрела на свою левую руку. По ней сквозь разорванную рубашку тонкими струйками сбегала кровь. Рубашка даже не разорвана – она разрезана: четыре длинные полоски, идущие от верха рукава почти до локтя. Я осторожно зажимаю рану правой рукой и поднимаю глаза на Язычника. Он смотрит высокомерно и холодно. В руках у него что-то наподобие кастета с четырьмя острыми лезвиями. Я понимаю, что делали с бомжом.

– Я залью тебе кровью весь диван, – медленно говорю я. – Дай перевязать чем-нибудь. Я больше не буду шутить.

Я вижу удивление в его глазах. Первый раз я вижу у него нормальную человеческую реакцию.

– У меня нет здесь ничего. Полотенце только.

– Давай.

Он достает откуда-то небольшое махровое полотенце. Не самый удобный материал, но я кое-как обматываю руку. Больно ужасно, и у меня на глазах выступают слезы.

– У тебя водки нет?

Он молча достает из стола бутылку какого-то напитка и наливает мне в кружку. Я молча выпиваю. Обжигающее тепло разливается внутри, сейчас должно немного полегчать.

– Жалко будет тебя убивать, – неожиданно говорит он.

– Мне тоже, – бурчу я в ответ, не поднимая на него глаз.

Язычник подходит ко мне и опускается прямо на пол передо мной. Осторожно обнимает мои колени и заглядывает мне в глаза.

– Прости меня.

Это довольно неожиданно. И шальная мысль – а может, удастся выкрутиться, я же ему нравлюсь! – тут же сменяется более прозаической: он ненормальный, эти перепады – всего лишь показатель неустойчивой психики, надо быть осторожной.

– Сама виновата, – спокойно говорю я, – неудачно пошутила.

Я вижу, как у него загораются глаза, учащается дыхание, и страх опять закрадывается в мою душу. Что сейчас он думает? Целоваться полезет? Или убивать начнет?..

– Ты собирался звонить. Ты просил напомнить – я говорю наудачу. Он ничего меня не просил, и я даже не знаю, как он договорился со Стасом – сам будет звонить или Стас должен с ним связаться. Я ничего этого не знаю и говорю просто так. Хочу переключить его внимание. Как ни странно, но мне это удается. Язычник встает и берет телефон, предварительно сильно сжав мое колено:

– Спасибо.

Пока он набирает номер, я незаметно с облегчением вздыхаю: наверное, минут пять у меня есть. Потом можно будет попросить все-таки чай и чего-нибудь поесть, но осторожно, ненавязчиво. Сейчас же надо послушать, что он будет говорить. Очень болит рука, набухшее полотенце тянет вниз, что-то сильно дергает и пульсирует в ране, и кровь, по-моему, все еще идет. Но алкоголь уже дает о себе знать, и мне немного легче. Да и некогда плакать. Пусть слезы текут по щекам, я же буду внимательно слушать, что говорит Язычник.

– Ты успокоился, Командир? Давай тогда обсудим наши дела.

В этот момент звонит телефон на столе. Обычный городской телефон. Язычник театрально приподнимает бровь и говорит в мобильный:

– Извини, Командир, у меня важный разговор, придется тебе подождать. Я перезвоню через несколько минут.

Сколько издевки, сколько показной властности, сколько высокомерия в его голосе! Мне ужасно жалко Стаса, вынужденного подчиняться этому ублюдку, представляю, каково ему, тем более он ведь и правда привык командовать. Я вспоминаю, как мы встретились с ним в первый раз, как мелькнуло у меня в голове это определение – «хозяин жизни». Наверное, и частный предприниматель Воронин Николай Алексеевич где-нибудь, когда-нибудь столкнулся с бизнесменом Дрозденко Станиславом Владимировичем... и затаил обиду. И теперь Язычник мстит Командиру. А я попала между ними. Случайно.

Язычник отключает мобильный и берет трубку городского телефона. Этот звонок не имеет отношения ни ко мне, ни к камню – звонят по работе, какие-то поставки, вернее – какие-то проблемы с какими-то поставками. Язычник, точнее Николай Алексеевич, решает эти самые проблемы по-деловому – что-то выслушивает, что-то объясняет, и я, честно говоря, тут же перестаю слушать.

Первым делом я смотрю на часы. Половина пятого вечера. Муж, наверное, уже сходит с ума. Не появилась к обеду, мобильник выключен... Что же делать? Может, попросить у Язычника разрешения позвонить мужу? Скажу, что совру ему про какую-нибудь подругу, просто чтобы не беспокоился. А там уж найду слова, чтобы муж понял, что я в беде. Я поглядываю на Язычника: он все еще разговаривает. Интересно: догадался Стас, о чем я ему говорила? Должен, мы же с ним понимаем друг друга с полуслова, чувствуем. Да и он прекрасно знает, как зовут моего сына. Должно сработать. То есть понять, что нужно разыскать Сережу, Стас должен. Тут проблема в другом: а вдруг как раз сегодня мальчишки не придут на раскоп? Где их тогда искать? Отдел кадров музейный, где они оформлены чин-чинарем, по всем правилам – с паспортными данными и с пропиской, по субботам не работает, а так мы у землекопов домашние адреса не спрашиваем. Незачем нам это.

Я вздыхаю. Очень я надеюсь, что Стас найдет способ разыскать мальчишек, а иначе я даже подумать боюсь, что будет.

Язычник заканчивает разговор. Какое-то время просто смотрит на меня. Стоит около своего стола и молча смотрит. Под его непонятным взглядом мне становится опять не по себе, и я торопливо вытираю слезы со щек.

– Хочешь еще выпить? – Почему-то мне не нравится его вопрос, что-то меня настораживает, я чувствую, что он снова что-то задумал, какой-то ход, но какой именно – понять не могу. Отвечаю неуверенно, боюсь совершить ошибку:

– Нет, спасибо, чуть позже, может быть.

Язычник усмехнулся, взял мобильный.

– Командир, это снова я.

Как мне хочется услышать, что говорит Стас! Но, к сожалению, я слышу только слова Язычника:

– Все, что я говорил, остается в силе...

Елки-палки, ну повтори, что ты говорил-то? Я же ваш первый разговор прослушала, у меня же уши заложило от страха, ну повтори!

– ...меняется только одно – сроки...

Торопится, ужесточает срок, чтобы Стас ничего не успел придумать.

– ...я откладываю срок доставки денег до завтра...

Как до завтра? Что это такое? Что-то непонятно, он дает Стасу больше времени? А как же я?

– ...фантастическая женщина, ты должен меня понять...

Спасибо за комплимент, конечно, но...

– ...а Ксения Андреевна проведет эту ночь со мной...

Что?!

– ...брось, Командир, главное – ты получишь ее живой, об этом подумай...

А вот это вряд ли, как я понимаю.

В этот момент распахивается дверь, и на пороге появляются какие-то мужчины. Я испуганно жмусь в угол дивана, ничего не понимая. Все дальнейшие события я воспринимаю как какие-то отдельные вспышки. Резкие, обособленные, короткие, словно кадры щелкающего фотоаппарата. Щелк! Мужчины быстро проходят в кабинет и закручивают руки так же ничего не понимающему Язычнику. Щелк! Крупным кадром среди этих мужчин я узнаю Олега Георгиевича. Понимание того, что сейчас произошло, наваливается на меня внезапно и тяжко, лишая возможности двигаться, разговаривать или хоть как-то реагировать. Я только беспомощно перевожу взгляд с одного на другого и продолжаю сидеть. Щелк! В дверях кабинета появляются Стас и мой муж. Они входят одновременно и стоят плечом к плечу. Я по-прежнему не могу двинуться и только молча смотрю на них. Я не верю, что все закончилось. Щелк! Неожиданно раздается какой-то странный клокочущий звук. Я поворачиваю голову. Это Язычник, увидев на пороге Стаса, опустился в кресло и начал хохотать. Его смех звучит странно, это смех сумасшедшего. И это выводит меня из