– Я думаю, что за прошедшие века камню не раз приходилось защищаться, если уж на то пошло. А значит, он не умер, а просто устал.
Верно. Я хватаю телефон и набираю номер Мишеля.
– Да, Ксения Андреевна, – слышу я радостный голос в трубке, – добрый вечер!
– Мишель, скажи, а после того как камень выбрасывает энергию и становится холодным, что с ним происходит?
– Он начинает накапливать ее заново. На это нужно время. – Мишель нисколько не удивляется ни моему звонку, ни моему вопросу.
– Сколько нужно времени?
– По-разному. Легенды говорят, от дня до века.
– Века?
– Знаете, Ксения Андреевна, – Мишель явно в замешательстве, – я мог бы сказать... но боюсь, вы опять издеваться надо мной начнете...
– Не начну, Мишель, – говорю я предельно серьезно, – не начну. Камень на дрозденковском раскопе ледяной.
Я слышу, как сначала замер, а потом судорожно вздохнул Мишель.
– Камню можно помочь, – когда он заговорил снова, его голос был тоже серьезен, – но для этого нужно устранить источник зла. – Мишель помолчал и снова вздохнул: – Если верить легендам, Ксения Андреевна, то камень охраняет нас от злых духов, но, пока он холоден, он слаб. Нужно быть осторожным, в это время всякое может произойти.
– Понятно. Мишель, зайди завтра, ладно? Поговорим.
Я отключаю телефон и смотрю на мужа.
– У тебя сильный динамик, – говорит он мне, – я практически все слышал. – И, помолчав немного, добавил: – Вы все тут сумасшедшие. И я скоро стану таким же.
Я улыбаюсь. Потом подхожу к камню и, поглаживая его холодные бока, говорю тихонько:
– Потерпи, мы поможем тебе, потерпи. И сам старайся.
По дороге домой муж неожиданно говорит:
– Я думаю, Дрозденко должен рассказать о звонке в милиции. Длинные волосы, рост, конкретный возраст – это не так мало, особенно когда у милиции есть какие-то зацепки.
– Я тоже так думаю.
Я устала. Я жутко устала за сегодняшний день. Сумасшедший день. Мне кажется, что так не бывает, чтобы в один день столько всего произошло. Мне кажется, что в этих сутках было больше положенных двадцати четырех часов. Спать. Только спать. Больше никаких разговоров, только спать. С трудом объясняя детям, что я устала и что у меня болит голова, я разбираю постель. Я знаю, что еще нет даже девяти, но поделать с собой ничего не могу. Спать. Спать. Дети ласково и немного встревоженно целуют меня, желая спокойной ночи, я с благодарностью глажу их по головам и щекам. Спасибо, родные, я завтра поговорю с вами о ваших делах, безусловно, важных и срочных, но простите меня, хорошие мои, только завтра. Вы ведь потерпите до завтра? Да? Спасибо. Спать. Спать. Спать.
Сквозь наваливающуюся тяжесть сна я все-таки различаю едва слышный телефонный звонок. Слышу, как муж берет трубку и говорит слегка приглушенным голосом: «Она спит», а потом, помолчав немного, видимо выслушав собеседника, немного повышает голос: «По работе и звоните на работу!» Вот и славно. Спасибо, родной. Все правильно. Потому что я уже сплю.
Первое, что я вижу, открывая глаза под треньканье будильника, – это вчерашняя газета. Наша, областная. В ней синей шариковой ручкой обведено что-то. Я приподнимаюсь, отключая будильник, и протягиваю руку за газетой. Так, посмотрим, что тут подчеркнуто. Ага, «сегодня по области... ожидается... ветер... м/сек... давление будет падать... температура по области днем +15°... +16°, ночью +4°... +6°, в отдельных районах на почве возможны заморозки». Понятно. Мой муж уже нашел разумное объяснение происходящему. Ну что ж, тем лучше. А мы поищем другое. Источник зла.
После недолгих заморозков снова наступило тепло. Короткое тепло перед долгой зимой. Золотые листья еще весело шелестели под легкими ласкающими движениями ветра, еще ярко синело небо и солнце согревало остывшую за ночь землю. Работы было много – и в поле, и дома. Поднимались возрожденные после пожара дома, город залечивал раны. Андрейка все так же часто приходит к камню, только задерживается здесь совсем ненадолго – много работы. Иногда сюда приходит и Аннушка. И тогда они вдвоем сидят около теплого валуна. Иногда они смеются, иногда молчат, но им всегда хорошо вдвоем.
– Андрейка, скорее, они опять камень уничтожить хотят! – Анна стоит у ворот, не решаясь зайти в чужой двор.
Андрейка, услышав ее звонкий голосок, выскакивает из сарая, в котором складывал наколотые дрова.
– Скорее, пойдем, – девушка тянет его за руку, – там опять все кричат...
Они прибежали на площадь, когда все уже расходились. Священник, сердито хмуря брови, разгонял людей, приговаривая:
– Нашли место для спора, чуть не подрались перед храмом Божьим, мало вам наказаний? – Потом, повернувшись к церкви, широко осенил себя крестным знамением и опустился на колени. – Прости им, Господи! Ибо не ведают, что творят...
Вслед за ним опустились на колени те, что остались на площади перед храмом.
Андрейка молится вместе со всеми, но в голове у него все время вертятся слова Аннушки, которые она говорила по дороге, пока они бежали: «Они решили разбить камень на маленькие кусочки. Они сказали – запалим костер вокруг, а потом – водой, и так несколько раз – тогда камень сам треснет и развалится. Потому что не выдержит злой дух священного огня. Но не все так хотят, потому и кричали, кто-то даже драться начал...» Молится Андрейка, повторяет слова молитвы, а в голове только одно: «Спасти камень нужно, спасти любой ценой, спасти...»
Телефонный звонок был просто очередным. Я не почувствовала никакого толчка, не пробежал по коже мороз, не вздрогнула я, как от неожиданности. Ничего такого. Обычный телефонный звонок, обычное мое «алло».
– Что ж так рано спать-то ложишься? – уверенно-насмешливо говорит мужчина, и я тут же узнаю его – это он звонил мне, предупреждая, чтобы я «не вникала». Вот теперь полный комплект: я почувствовала и мороз по коже, и вздрогнула, и онемела.
– Что молчишь?
Я продолжаю молчать. И не из принципа, а просто не могу вымолвить ни слова.
– Ладно, хорошо еще, что дышишь тяжело, так мне хоть слышно, что ты там не умерла от страха, – насмешливый голос совсем не похож на тот, ленивый, который я слышала у камералки. Эта мысль приводит меня в чувство
– Извини, я отвлеклась немного, ты что-то говорил? – Эта тирада, произнесенная с намеренной издевкой, далась мне с большим трудом. Я ведь на самом деле не такая смелая, просто, во-первых, я уверена, что по телефону мне ничего не сделают, а во-вторых, голос ну абсолютно не похож на голос того, кого Стас назвал убийцей.
– О, какие мы смелые, – похоже, он действительно удивлен, – надо же. Молодца. Ладно, ты помнишь, о чем тебя просили?
– Конечно, стараюсь изо всех сил, – я пытаюсь продолжить в том же тоне – издевательском, – каждое утро повторяю «только бы не забыть, только бы не забыть».
– Я не шучу, Ксения Андреевна, – вдруг серьезно говорит мужчина, – я вас серьезно предупреждаю – не вникайте, а делайте, что вам говорят.
От его тона и от того, что он вдруг стал обращаться ко мне по имени-отчеству и на «вы», мне стало страшно. Страшнее, чем первый раз. Я услышала не просто угрозу, а деловую меру. И от этого стало не по себе.
– Что говорят? – мой голос задрожал, я спрашиваю без издевки, я просто и правда не поняла, о чем это он. – Кто мне и что говорит?
– Вы поймете со временем, – интеллигентность его тона страшнее угроз, – поймете.