— Тот человек сказал, что они встревожились из-за того, что шторма в ноябре и декабре были гораздо сильнее, чем обычно, и причинили много разрушений по всему побережью. Изначально крепкие скалы пришлось объявить опасными. Они не хотят, чтобы кто-нибудь погиб, если такое случится снова.
— Но это же из-за меня! Такого больше не случится, я обещаю!
Эвелина улыбнулась:
— Ну не могу же я сказать человеку из совета: «Ой, извините, но это моя племянница вызывает бури, и она дала мне слово больше не использовать свою великую силу», согласись?
— Ну да, не можешь. Так что же мы будем делать?
— Что делать? Не знаю, можем ли мы тут вообще что-нибудь сделать. Будем ждать решения совета, я думаю.
Конни уныло прислонилась к шкафу. Ее взгляд упал на их с Эвелиной коллекцию безделушек и остановился на куске черного янтаря, который когда-то подарил ей Гард.
— Кое-что мы все-таки можем сделать, — сказала она. — Это очевидно. У нас же гостит горный гном, и мы поручим это ему.
Дома у Кола никого не было, когда он вернулся из школы. Его бабушка была на собрании в своем Женском институте[6], притворяясь обычной пожилой горожанкой, как большинство ее подруг, не состоящих в Обществе. По крайней мере, это означало, что перед уходом она занималась выпечкой и оставила внуку булочек к чаю. Кол с жадностью набросился на булочку, не обращая внимания на фарфоровое блюдце, которое она наивно выставила на стол для него. Он заметил, что она забыла коричневый конверт, прислоненный к вазочке с вареньем. Сверху на нем стоял штемпель ОЗМС, и в качестве адресата значилось его имя. Кол распечатал конверт.
«А не пошел бы ты куда подальше, Айвор Коддрингтон!» — вот была первая мысль Кола. Он рассерженно швырнул письмо на стол. Плюхнулся в кресло и понял, что ему даже булочек расхотелось. Снова подобрав письмо, он прочитал еще раз, более внимательно. На этот раз его больше всего поразила фраза о том, что от его наставника потребовали принять дисциплинарные меры. Кол знал, что капитан Грэйвс строго соблюдает все правила. Он не станет смотреть сквозь пальцы на деятельность группы в защиту Конни. Какое наказание он сочтет необходимым? Каким бы оно ни было, Кол знал, что оно ему не понравится.
Мак на адресованное ему письмо с выговором отреагировал тем, что пригрозил повесить его в туалете, и призвал всех использовать его по назначению, когда закончится туалетная бумага. Конни полегчало, когда она поняла, что он хотя бы не винит ее в том, что получил официальное предупреждение.
— Оно не первое в моей жизни, — сказал он с оттенком гордости в голосе.
— И не последнее, — добавила Эвелина у него за спиной.
Конни провела ночь, пытаясь понять, почему Гард не получил письма от мистера Коддрингтона несмотря на то, что он в открытую гостил у них в доме. Утром она была почти уверена, что письмо уже опустили в их почтовый ящик, и поэтому со страхом взглянула на тетю, входящую в кухню с утренней почтой.
— Ну что, ничего нет для Гарда? — спросила Конни, пока тетя раскладывала письма на две стопки. Большую стопку она оставила себе, а одно-единственное письмо бросила Маку, который ловко поймал его левой рукой.
Гард насмешливо хмыкнул из кресла у камина, где он сидел с Мадам Крессон, свернувшейся клубочком у него на коленях. Сам он не ел и не пил, но ему нравилось составлять им компанию за завтраком.
— Коддрингтон знает, что лучше меня не трогать, Универсал, — сказал он, поняв, что она имеет в виду. — Я все еще пользуюсь уважением за то, что много раз нес службу Советника в течение столетий. И он это знает.
— Что же касается таких незначительных мятежников, как я и мой сын, мы ему просто до лампочки, так, что ли, горный гном? — со смехом сказал Мак.
— Так, Посредник Кракена, — ответил Гард в том же тоне. — Я удивлен, что ты так быстро сумел подметить саму суть дела, ведь родные говорят, у тебя вместо мозгов лягушачья икра!
— Лягушачья икра! — воскликнул Мак, поворачиваясь к Эвелине. — Неужели ты это сказала? — Мак выжидательно посмотрел на Эвелину.
— Нет, — с невинным видом сказала она, — и не смотри на меня так. Хотя мне жалко, что это не я…
— Это была твоя мать, — встрял Гард.
— О, вероломство женщин! — сказал Мак, театрально воздев руки. И бросился к ногам Конни. — Конни, только ты можешь спасти доброе имя женского рода вашей семьи и объявить все это гнусной клеветой.
— Ой, не знаю, Мак, — неуверенно сказала Конни, еще не привыкшая к манерам своего нового дяди, — лягушачья икра мне кажется гораздо безобиднее того, что есть в моей голове. Я бы на твоем месте от нее не отказалась.
Он рассмеялся:
— Верно, я и забыл, что завтракаю с нашим собственным оружием массового поражения.
Конни слабо улыбнулась. А Гарду явно стало не по себе от такого поворота беседы. Его суставы скрипнули, когда он повернулся к Эвелине, раскладывающей свои письма на другом конце стола.
— Что ты, Эвелина, вчера вечером говорила насчет вашего утеса?
Эвелина подняла глаза:
— Это была идея Конни. Она подумала, что, может быть, ты сумеешь нам помочь.
— Ну да, — сказала Конни, откладывая в сторону ложку. — Я просто подумала, что ты мог бы проверить прочность утеса ради нас. Ну, например, сказать нам, опасен он или нет. Можешь что-нибудь такое сделать?
Гард медленно кивнул:
— Возможно. Я исследую его для вас.
