Но он знал, что не должен этого делать. Он сжал кулаки, пытаясь не дать своему гневу прорваться наружу.

— Конни довольно милая девочка, нет сомнений, и ей, вероятно, очень легко убедить такого отзывчивого мальчика, как ты, — продолжал капитан Грэйвс, не сводя глаз с опущенной головы своего ученика. — Я не сомневаюсь, что она убедила тебя в том, что ей следует дать еще один шанс. Ты, вероятно, даже простил ее за то, что она пыталась тебя убить.

— Она этого не делала, — сказал Кол, с усилием выговаривая каждое слово, пытаясь сохранить самообладание. — Она ни о чем меня не просила.

— Что? Даже прощения не просила! — сказал мистер Мастерсон с глухим смешком. — Странная же эта девочка. Сначала пытается испепелить своих лучших друзей, а потом об этом даже не беспокоится!

— Ну, разумеется, она беспокоится об этом! — выпалил Кол, но тут же взял себя в руки. — Но то, что она мне об этом сказала, касается только меня.

— Ага! — понимающе произнес капитан Грэйвс. — Я так и думал. Когда впервые услышал, что мой лучший ученик пренебрегает Обществом таким образом, я подумал, что здесь, должно быть, замешаны дела сердечные, а не разум. Видишь, Клайв, — обернулся он к мистеру Мастерсону, — все, как я говорил: бедный мальчик просто не может думать о ней объективно.

— Что? — Кол выпрямился, уставившись на своего ментора.

— Не волнуйся, мой мальчик, я помню, что такое первая любовь, — сказал капитан Грэйвс с отеческой улыбкой. — И, смею сказать, Клайв тоже.

— О да, — вздохнул мистер Мастерсон.

Кол в изумлении переводил взгляд с одного на другого. На лицах у обоих теперь была глупая усмешка, и они смотрели на него так, будто его следовало пожалеть. И тут Кола осенило.

— Конни — мой друг, — сказал он. — Мы просто хорошие друзья.

— Так все они и говорят, верно, Майкл? — подмигнув, сказал мистер Мастерсон.

— Но это правда! — взорвался Кол.

Но мистер Мастерсон и капитан Грэйвс отказывались на него сердиться и продолжали улыбаться друг другу.

— К несчастью, Кол, тебе придется научиться сдерживать свои чувства к девочке, которая больше не состоит в Обществе, если ты хочешь и дальше следовать программе обучения, — мягко сказал капитан Грэйвс. — Поскольку это первое нарушение, я буду милосерден и ссажу тебя на землю на один месяц.

— На месяц?! — возмутился Кол.

— К сожалению, это на год отсрочит твой экзамен на четвертый разряд, но это наказание, которое тебе придется понести. Однако, если я узнаю, что ты снова общаешься с мисс Лайонхарт, — продолжал капитан Грэйвс, и голос его стал металлическим, — я боюсь, мне придется прекратить твое обучение и сообщить Совету, что тебе не позволяется и близко подходить к пегасам. По крайней мере, до тех пор, пока ты не докажешь свою готовность подчиняться правилам Общества.

Наступил момент, когда Кол встал перед выбором: принять этот приговор и выйти из комнаты или дать волю гневу и рассказать им, что он на самом деле думает о происходящем. Взглянув на семейные портреты, висевшие на стенах, ему на минутку показалось, что они слушают его с такой же высокомерной усмешкой. Кол понял, что он не доставит им удовольствия наблюдать за тем, как он потеряет контроль над собой. Так случилось с Конни в этой самой комнате, хотя, признаться, у нее для этого был более веский повод. А закончилось все ее изгнанием. Он сглотнул и ничего не сказал.

— Ты понимаешь, Кол? — строго спросил капитан Грэйвс.

Кол кивнул, все еще не сводя глаз с какого-то лысого предка Мастерсона, сосредоточившись на его безобразном носе.

— Тогда я надеюсь увидеть тебя снова в середине февраля. Я объясню Жаворонку, почему ты не можешь тренироваться вместе с ним. На несколько недель я подыщу кого- нибудь, кто сможет ездить на нем вместо тебя, чтобы он мог следовать программе своего обучения.

Это было тяжелее всего: услышать, что его место на спине Жаворонка должен занять какой-то другой всадник пегаса. Кол сжал кулак, вдавив ногти в ладонь, чтобы не поддаться искушению сказать что-нибудь, и сосредоточился на боли, которую сам себе причинил.

— Тогда я жду встречи с тобой через несколько недель. Да, и… расстанься с ней по- хорошему, ладно, мой мальчик? — сказал капитан Грэйвс, вставая, взяв с собой трость. — Должно быть, у нее сейчас трудные времена, и я всегда относился к ней с симпатией. Но долг есть долг. — Он направился к двери.

Кол поднялся на ноги:

— Я могу идти?

— Свободен, — коротко сказал капитан Грэйвс, как он всегда говорил в конце тренировки, но на этот раз прибавил: — И удачи тебе. Если понадобится совет — как и что ей сказать, то Клайв, думаю, будет рад что-нибудь тебе подсказать. Помню, он в свое время был совершенным дамским угодником.

— Да ну тебя, Майкл, — сказал мистер Мастерсон, краснея.

— Спасибо, но я сам справлюсь, — сказал Кол, торопясь уйти раньше, чем мистер Мастерсон вздумает поделиться с ним воспоминаниями о своих прошлых любовных делах.

Только когда он вышел из дома на холодный ночной воздух, он осознал, что своей последней фразой, по всей видимости, подтвердил их подозрения насчет себя и Конни. Отрицать все теперь было слишком поздно. Нелепость ситуации вызвала у него усмешку. Когда он крутил педали по дороге домой, уже решил, что об этом никто никогда не узнает, особенно Рэт.

Кол и Рэт шли по школьному коридору, на несколько шагов отставая от Конни.

— Так что там, Кол, происходит у вас с Конни? — спросил Рэт.

Кол схватил друга за грудки и засунул его в шкаф с инвентарем уборщицы. Конни обернулась, услышав свое имя, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рэта толкнули внутрь и захлопнулась дверка.

— Что ты сказал? — в ярости прошипел Кол, все еще держа Рэта за серый свитер. Тот вывернулся.

— Эй, успокойся! — Рэт отряхнулся и присел на пустую полку. — Какой обидчивый!

— Я не обидчивый, — проворчал в ответ Кол, — но лучше скажи мне, почему ты так сказал — и сейчас же!

— Ладно, ладно, не кипятись. — Рэт изо всех сил старался не расхохотаться над возмущенным лицом своего друга. — Просто я услышал от Эрика, что тебе велели бросить Конни. Странно, — задумчиво добавил он, — я даже понять не успел, что вы с ней встречаетесь, и вот уже все кончилось.

— Ничего еще не кончилось! — ответил Кол, сердито пиная ведро.