Глава «Атомэнерго» даже покраснел от гнева.

— На договоре должна была стоять подпись Извольского. Вы подпишете его, как зам?

— Да.

Директор молча раскрыл лежавшую сверху папку и протянул Черяге два экземпляра довольно толстого соглашения.

— Подписывайте.

Черяга принялся читать текст. Договор занимал страниц тридцать убористого текста, напечатанного через один интервал. На последней странице стояли реквизиты двух РАО и меткомбината. От меткомбина- та стояло: Денис Черяга, зам, гендиректора АМК.

— Да подписывайте же. Это тот же самый текст, который мы согласовали с Вячеславом Аркадьевичем. Я распорядился распечатать файл и поменять фамилии.

Денис подумал — и размашисто расписался.

— Вы храбрый человек, — сказал он, — вы думаете, что в Извольского стреляли из-за вот этого?

— А у вас были другие проблемы? Денис помолчал.

— Все-таки странно. Извольский — не главное действующее лицо в вашем назначении. Деньги можно отмывать через другие строящиеся АЭС. Пытаться убить генерального директора крупнейшего меткомбината, чтобы напугать до полусмерти генерального директора РАО? Проще было, извините, хлопнуть вас, или кого-нибудь из тех, кто вас назначил.

Звонарев покачал головой.

— Убить меня — это поставить на партии большой и жирный меловой крест. Идите мол, и смотрите: это мы сделали! Убить тех, кто меня назначил… физически невозможно. Или по крайней мере неимоверно трудно. Не легче, чем убить президента. А сибирский директор? Очень хорошее нравоучение, чтобы все усвоили — на источники финансирования выборов лучше не покушаться.

Но ни Денис Черяга, ни Юра Брелер не разделяли уверенности Звонарева в том, что в Извольского стреляли из-за Белопольской АЭС. Левые всегда обожали рассуждать о том, как они повесят расхитителей народного добра в массовом порядке, когда они придут к власти и процедура вешания станет законной и безопасной, но еще ни один левый не пустил вышеозначенному расхитителю пулю в лоб по личной инициативе.

Поэтому гораздо более вероятными Черяге представлялись две версии — основная и неосновная. Версия неосновная была — долголаптевские. Точнее, Лось. Как ни крути, а самолюбивый бригадир мог обидеться, и крепко обидеться на разгром, учиненный на его даче: на простреленные автомобили, изгаженные ковры и мебель, поломанную о головы его собственных бычков.

Но очень скоро Черяга получил достоверные сведения, что в тот самый час, когда стреляли в Извольского, Лось развлекался в казино «Серенада». На первый взгляд, это ничего не значило — Лось мог намеренно составить себе алиби, а шестерку послать разбираться с директором. Но в том-то и дело, что если бы Лось решил провернуть такой финт, то он озаботился бы более солидным алиби: не в им же контролируемом казино, а где-нибудь за границей или, скажем, на допросе в прокуратуре. Кроме того, Лось, в силу специфических особенностей биографии, вряд ли уступил бы возможность расстрелять Извольского кому-нибудь другому и отвалил кучу денег постороннему и очень высококвалифицированному киллеру за дело, заниматься которым ему доставляло изрядное удовольствие.

И, наконец, покушение на Извольского следовало рассматривать, так сказать, в контексте: вкупе с убийством украинского следователя и обвинениями ахтарского СОБРа в заведомом беспределе. Конечно, у долголаптевских были ресурсы и возможности сначала натравить на комбинат украинского следака, а затем шумно его загасить. Но на хрена козе баян? Интерес братков прослеживался однозначно: взять восемнадцать лимонов кредита и слинять с ними. Зачем дразнить изюбря и наряду с чисто коммерческой операцией затевать широкомасштабное гасилово?

Кстати, Коваль позвонил Денису Черяге на следующий день после покушения. Он был весьма сдержан, но сильно испуган, и даже предлагал свою помощь в расследовании. Денис от помощи, разумеется, отказался, а сам звонок мало что доказывал.

Поэтому самой неприятной и основной версией являлся, без сомнения, Конгарский вертолетный завод. В размахе проводимой против завода операции явно чувствовались грязные руки, холодный ум и горячее сердце спецслужб.

Понятное дело, именно эта версия и была самой сложной для отработки. После уже упоминавшихся проверок завода в состав пайщиков ТОО «Сатурн» вошел, помимо оборонщиков и финансистов, брат одного из заместителей директора ФСБ. Подведомственные пайщикам ресурсы были если не безграничны, то очень велики, и разыскать того конкретно сотрудника ФСБ, СВР или армейского спецназа, который по приказанию начальства нажал на курок, было, мягко говоря, трудно.

Возможно, Денис и успел бы выяснить что-то за эти три дня, если бы большую часть своего времени не провел сам в высоких кабинетах в качестве не то свидетеля, не то обвиняемого.

Ибо много было скверного в те дни, но едва ли не самым скверным была позиция властей в деле с ахтар-ским СОБРом и дачей Лося.

Трудно сказать, что больше всего раздразнило федеральных силовиков. Упущенная ли выгода в размере двухсот тысяч долларов, так и не внесенных во внебюджетный фонд. Факт наглого самоуправства ахтарского СОБРа на чужой охотничьей территории. Дружественные отношения с долголаптевской группировкой, простиравшиеся до самой верхушки правоохранительных органов, или просто вульгарный компромат на парочку знатных милицейских чинов, снятых за одним столом и в одной бане с Ковалем.

Все эти обстоятельства, разумеется, Денисом просчитывались заранее. Не было учтено того, что пайщики ТОО «Сатурн» будут рады добить комбинат руками следователей, коль скоро они не смогли сделать это руками киллеров. А также того, что на даче не окажется Заславского и что там будут два спецназовца.

Вот из— за спецназовцев-то сибиряки и погорели. Командир отряда «Уран», подмахнувший договор па охрану, был в общем-то недалеким и сравнительно честным солдафоном, поимевшим с Лося деньги, почти без остатка истраченные на нужды отряда. Другое дело -посредник из вневедомственной охраны. Этот, во- первых, долголаптевские деньги истратил на сооружение трехэтажной дачи в Барвихе, во-вторых, был