— Чего, городская, да? Брезгуешь нами?

— Ребята, дайте мне пройти…

Парень вцепился ей в воротник куртки. Ирина задохнулась от злости. Она сунула руку в сумку, выхватила оттуда бутылку кефира и с размаху рассадила ее о голову парня. Парень вскрикнул и пошатнулся, а в руке Ирины осталась острая, пахнущая кефирным грибком «розочка».

Теперь уже с мест повскакали все остальные.

— Сука, она мне бошку разбила! — плачущим голосом закричал курносый, обладавший, видимо, на редкость крепкой головой. Ирина бросилась было бежать, но бежать было некуда, парней было пятеро, они окружили ее и прижали к двери магазина.

— Ну курва, я эту бутылку тебе в п… засуну!

— Да мы тебя!

Одинокая продавщица, если и видела, что происходит у двери, решила не вмешиваться.

— Помогите! — закричала Ирина.

Но кто ее слышал? У забора с той стороны пятачка мелькнула какая-то тень и поскорее бросилась прочь, да и тень, похоже, была женская.

Потные хари окружили Ирину, она отчаянно махнула «розочкой» и оцарапала чью-то руку, потом ее схватили за локоть и грубо стали драть куртку.

Рядом завизжали тормоза.

— Эй, ребята, как проехать на улицу Подбельского?…

Голос замер, и его перебил другой, знакомый:

— А ну прочь все!

Кто— то из парней обернулся:

— Вали назад, дядя, пока не задавили… В следующую секунду раздались выстрелы. Пули зачиркали об асфальт под ногами пьяниц, звякнуло и опало стекло в витрине, мужики бросились прочь.

Перед Ирой открылось пустое пространство, и на этом пустом пространстве стояла темная тяжелая иномарка, а у водительской дверцы стоял Извольский и методически всаживал пулю за пулей в асфальт под ногами ублюдков.

— Ах ты гад, — не совсем убедительно воззвал пьяный голос из темноты, — брось оружие! Я участковый!

Извольский повернул ствол в сторону представителя власти, тот стушевался и пропал куда-то за магазин. Из машины выскочили еще двое, очень внушительного вида и тоже со стволами.

— Садись в машину, — сказал Извольский. Ирина, стоя у двери магазина, только помотала головой.

— Прекрати истерику, — закричал Сляб, — ты думаешь, я тебя тут оставлю? На даче? Когда такие вокруг бродят?

— А чем ты лучше их?

В темноте за магазином опять началось какое-то шевеленье, Извольский кивнул — двое телохранителей отправились разбираться. Разобрались, судя по всему, быстро и эффективно: Ирина услышала чей-то короткий вскрик и характерный шлепок вялого тела о землю, глухой удар кулака.

— Там участковый, — хихикнула Ирина, — смотри, никого не убей…

— Мне ничего за это не будет, — сказал Извольский.

— Вот именно. Ты можешь приказать убить этого милиционера с Украины, ты можешь застрелить спецназовца, и тебе ничего никогда не будет!

Они остались одни у освещенного козырька. Телохранители то ли где-то притихли из уважения к шефу, то ли были заняты зачисткой места сражения.

— Поехали, — сказал Сляб, — я тебе все объясню.

— Что ты мне объяснишь?!

— Слушай, Ира, вокруг комбината дикая склока. Меня топят третий день. Украинский опер — это еще цветочки. Ты знаешь, что тебя уже разыскивали? Не мои люди?

— А кто?

— Те, кто все это затеял. Ты думаешь, если они убили украинского мента, они с тебя пылинки сдувать будут?

— Почему я? У тебя таких сто штук.

— Это ты думаешь, что сто штук. Они-то меня лучше знают. Они быстро доперли, что тобой из меня можно веревки вить.

Ирина, поколебавшись, села в машину. Откуда-то вынырнули телохранители, скользнули на заднее сиденье.

— Мне надо заехать на дачу, — сказала Ира, — выключить все и запереть.

Когда темно-серая иномарка вновь выползла с Подбельского на асфальтированную дорогу, она не заметила невзрачных «жигулей», припаркованных чуть позади магазина. В «жигулях» сидели трое, и один из них внимательно смотрел, как на фоне освещенного зала магазина на мгновение обрисовались силуэты водителя и пассажиров.