Калягин невозмутимо стоял за ним, скрестив руки на груди. Потом Скоросько поднялся, как слепой. Обошел стол, цепляясь неверной рукой за матовую его поверхность, пошатнулся — и бухнулся в ноги Черяге.

— Денис! Не надо! Умоляю — все отбери, дом возьми — на заводе оставь!

Денис отшатнулся. Вовка Калягин схватил главного инженера за плечи:

— Вадим, уймись!

— Дай мне со Слябом поговорить! Он… он этого не сделает!

Скоросько скорчился на полу жалкой кучкой и плакал. Ворот овечьего полушубка топорщился над розовой залысиной, окруженной венчиком немытых волос. Он плакал довольно долго, пока Вовка Калягин не поднял его с пола и не утащил в предбанник. Вернулся Калягин спустя минуту.

Денис нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:

— Верочка, я сейчас пойду пообедаю, а к двум часам пусть подходит Сташевич. И еще напечатай два приказа. О снятии с должности Вадима Скоросько и о назначении главным инженером Олега Ларионова. И Ларионов тоже пусть подходит, к половине третьего.

А потом Денис Черяга прошел в комнату отдыха, аккуратно раздернул узел гастука, бросил в кресло пиджак и снял рубашку. На спине и под мышками рубашка была совершенно мокрая. По счастью, у Дениса на работе всегда висела запасная рубашка.

Денис возвращался с завода уже поздно ночью. Ворота поселка разъехались перед его джипом, два охранника, бывших с ним, вышли и пересели в собственные «жигули», чтобы вернуться в город, и Денис медленно поехал по расчищенной до асфальта дорожке, освещенной мощными круглоглазыми фонарями. Со всех сторон дорожку окружали невысокие, иногда даже не сплошные заборы, и за ними вставали трехэтажные дома белого кирпича с эркерами, балконами и башенками. Снег, счищенный с асфальта, был не просто соскоблен грязной грудой на обочину, а погружен в грузовик и отбуксирован далеко в поле, сугробы по обеим сторонам дороги были невысокие и девственно-чистые. По всей умиротворенности и ухоженности обстановки можно было легко подумать, что мощный джип пробирается где-нибудь по улицам канадского или норвежского поселка, если бы не плотная кирпичная стена с колючкой наверху, проглядывавшая поверх заборов и меж домов. Денис ехал на автопилоте, вглядываясь в черное небо, расстеленное над островерхими крышами, и чувствуя, как за стеной поселка остается вся безумная суета дня и перемененная после беседы со Скоросько рубашка.

За поворотом на дороге показалась изящная женская фигурка, укутанная в длинную и очень дорогую шубку. За женщиной бежала собака: крупная восточноевропейская овчарка с белыми подпалинами на шее. Заслышав шум мотора, женщина обернулась. Черяга мягко затормозил и вышел из машины. Ночь была морозная и ясная, столбик термометра явно переполз за минус двадцать пять и собирался ползти ниже, но ветра, на счастье ахтарцев, сегодня не было, и в сухом воздухе холод почти не чувствовался: только резче казались очертания предметов да крупнее набухали звезды.

Овчарка, завидев Черягу, встала на задние лапы и принялась с ним лизаться.

— Фу, Шекель, фу! — сказала Ирина. Шекель оставил Черягу и запрыгал вокруг нее.

— Как это вы с ним гуляете? — вполне искренне удивился Черяга.

Шекель был любимым псом Вовки Калягина. Ему было уже три года, и завел его Калягин еще в свои вольные времена. О суровом нраве Шекеля в Ахтарске ходили легенды: поговаривали, что во время налета на старый дом Вовки собачка перегрызла горло одному из охальников. Впрочем, за пределами охраняемой территории Шекель вел себя образцово и ни на кого не бросался.

— Да вот, — сказала Ира, — мне всегда хотелось собаку. А Слава собак не любит. И кошек не любит. И вообще никого не любит. Исключение сделано для меня и для домны номер пять.

Шекель сунул лохматую голову под дубленку Черя-ги и начал с шумом принюхиваться к его ширинке.

— Удивительно, что он с вами подружился, — сказал Черяга, — он у нас крутой, как собака Баскервилей.

— Да уж не круче хозяина, — засмеялась она.

— Уговорите Славку завести собаку, — сказал Денис, — у службы безопасности будет меньше проблем.

Ира слегка вздохнула. Денис понял, что она по этому поводу уже разговаривала со Слябом и получила полный отказ: равнодушная неприязнь Извольского к животным была всем известна. А потом Ирина помолчала и внезапно спросила:

— Это правда, что вы сегодня уволили главного инженера?

— Он что, вам звонил?

— Нет, звонила его жена. Галя. Она… она очень хорошая женщина. Мы с ней подружились.

— Да, я его уволил.

Голос Дениса в морозной ночи звучал слегка глухо.

— Он сейчас дома. У него плохо с сердцем…

— Ира, я не владелец завода. Если вам жалко Скоросько, скажите это Славке.

— Я ему говорила. Он сказал, что исполняющий обязанности — вы и что в ваши решения он вмешиваться не будет.

Денис помолчал.

— Ирина, Скоросько украл у комбината деньги. Мало того — из-за этих денег он сел на крючок бандитам. Местным, но связанным с долголаптевскими. Если бы я его не уволил, то весь завод бы раскрали к весне к чертовой матери. Кстати, я уволил двоих — Скоросько и Сташевича. Это начальник четвертого цеха, если вы не знаете. Горячий прокат.

Со Сташевичем было не так страшно, как со Скоросько. Услышав, что происходит, он сдуру сел в машину