Я брёл по тихим дворам, уходя в сторону от Кронштадтского бульвара. И постепенно успокаиваясь среди невысоких тополей тихих дворов, как будто и не московских вовсе. А может, и на самом деле – не очень московских? Собственно, все эти новые микрорайоны – Бусиново, Медведково и всякие Химки и Митино – суть старые деревушки, поглощённые орбитой большого города, как спутники, притянутые со своей орбиты планетой-гигантом. И в стороне от скоростных магистралей эти деревушки такими и остались – тихими, в меру дремучими, беспощадными к чужакам и пришельцам.
Я купил газету, посидел на свободной лавочке, пока на другой её конец не плюхнулся некто в серой китайской джинсовой паре. Икнув, он оглядел пространство лиловым глазом и, мастерски отворив жёлтыми массивными зубами бутылку продвинутого «Клинского» пива, сделал смачный глоток. Я покосился в его сторону и снова набрал Эдика.
Он мигом взял трубку, видимо, ожидал моего звонка.
– Слушай сюда, Серж, – деловито заговорил он, и у меня отлегло от сердца – так Эдик выражался в тех случаях, когда твёрдо знал, что надо делать.
Как выяснилось, я ошибался.
– Я сейчас пытаюсь срастить концы с концами, вышел на Саца, Жердникова, Сухих. Но не всё пока получается. Давай так – по-прежнему ни с кем не разговариваешь, ходишь-бродишь, может, где посидишь… Не пей ничего, но что я говорю – сам знаешь. Следующая связь – в обед. Сразу после трёх.
Ничего себе, решил я. А бизнес, а Лиска-Алиска, а все? С другой стороны, в офисе маски-шоу, и вообще, обратившись к адвокату, по волосам не плачут. И вообще, дай бог Витьке с этими ухонинскими суперменами найти и успешно продать этот окаянный аэроплан, потому что, судя по некоторым признакам, нам выходить из пике придётся долго.
Конечно, я пытался думать о том, чем вызван сегодняшний наезд, а в том, что это наезд, сомневаться не приходилось. И утренний звонок был частью спланированной операции, просто я оказался чуть шустрее, чем ожидали визитёры. Бизнес наш, по московским масштабам, – явление микроскопическое. Кроме того, в нём с середины девяностых годов подобные решения были… «не в моде» – вот подходящее слово. Всё-таки люди, занимавшиеся оргтехникой, были, в среднем, чуть более интеллигентны, чем, скажем, «строители» или «рыночники». Кроме того, почти любую проблему можно было решить обычной стрелкой, даже без привлечения авторитетов. По крайней мере, я никаких моментов в нашем деле, которые могли бы потребовать от кого-нибудь столь экстраординарных решений, не видел.
На поверхности не видел…
А в «тихом омуте» любого постсоветского предприятия творится такой «сон разума», что порождаемые им чудовища дадут фору любой демонологии Бориса Вальехо. Причём виноват ты можешь оказаться в совершеннейшей пустяковине или не виноват вовсе. Например, Хрюндель вчера выписал персональный набор «по себестоимости» Косте Вязову, бывшему фээсбэшнику, майору, главе охранного агентства «Агамемнон». А не учёл, к примеру, того, что участок наш охраняется совместно с ЧОПом «Амурский тигр», и руководит там другой фээсбэшник, но уже в звании бывшего полковника. Тот узнал про подарочек и на стенку: «Ах, „Агамемнону“ компьютер, а нам – нет! Извольте, хлебните чуток горяченького – кто вам ситуацию рулить будет? Митька Рзоев или полноценный заслуженный чекист России?»
Да нет, не «Тигр» это с «Агамемноном», говорил многознающий внутренний голос. Из-за зависти к мелкой взятке люди на? дом не приходят, «маски-шоу» не устраивают, и вообще – не обмолвливаются при… Стоп! А откуда Хрюндель узнал, что мне клеят покушение на Виктора? Обмолвились «маски-шоу»? Не бывает таких обмолвок! И звонок контрольный был, чтобы выманить меня из дома… Напугать до смерти и пустить в бега? Тьфу ты, дьявол, гадать на наши силовые структуры, тесно связанные с криминалом, – это похлеще, чем рассматривать череп с точки зрения френолога. Ну, где тут ближайший кинотеатр?
В кино шла дегенератская американская комедия о нью-йоркской бизнес-вуменше, которая для оформления развода вернулась в родной городок, расположенный в каких-то ебенях на юго-востоке, вкусила в нём почвенных ценностей и идиотизма деревенской жизни и осталась там навсегда, воссоединив свой почти распавшийся брак с фермером на тракторе, очень похожем на наш «Беларусь». Картинкой этой влюблённой парочки, въезжающей на колёсном монстре прямо в закат луизианских болот, фильм и заканчивался. Я поглядел на часы и выяснил, что фильм был довольно длинным, два с половиной часа, и, несмотря на это, я просмотрел его затаив дыхание. Чего было в этом больше – технологий Большого Голливуда или моей потребности полностью отвлечься от происходящего?
Выходя из кино, я снова набрал Эдика.
– Брат, я не знаю, – сказал он скороговоркой. – Много сказать не могу, перезвони часов в девять. Одно точно, твоя ситуация очень серьёзная, и я стараюсь над ней работать. Не болтайся нигде подолгу. Тебя ищут. Причём ищут очень серьёзно. И, боюсь, в тот момент, когда тебя закроют, вытащить тебя будет практически очень трудно.
– Да что такое, Эдик? Что происходит? Кому я на хрен нужен?
– Понятия не имею, кому, – так же быстро проговорил Эдуард. – Знай только на всякий случай, что никакого майора Иволгина в Дмитровском РОВД
Стена. Как любой хороший адвокат, Эдик имел немало знакомых в правоохранительных структурах и ещё больше – знакомых, которые бы ему с удовольствием помогли, если бы ему потребовались дополнительные контакты. Хороший адвокат никогда не говорит «стена». Хороший адвокат употребляет это слово, только когда он абсолютно твёрдо уверен в том, что он говорит. Хороший адвокат говорит его, когда он так растерян, что не может скрыть растерянность перед клиентом… Тьфу…
И все мои силлогизмы добавляли мне ощущения, будто меня куда-то гонят и заставляют что-то делать.
Искать спасения у каких-либо друзей? Но реалии бизнеса по-русски показали, что это – преступно по отношению к друзьям. Кроме того, в бизнесе друзей не бывает. Женщины? Света или Алиса? Уровень примитивности их советов я мог себе даже и не представлять. А надёжность? Нет, никогда у женщины нельзя искать убежища.
А если потребуется переночевать?
Из дома я вышел с тремя сотнями баксов и несколькими тысячами рублей. На какое время жизни в андерграунде Большого города этого хватит?
Я увидел троллейбусную остановку, куда как раз подъезжал дребезжащий и разваливающийся представитель этого вымирающего вида транспорта.
Как давно я не ездил на этих монстрах?
Инстинктивно мне казалось, что надо стараться избегать метро – с его постоянно шныряющими милиционерами и видеокамерами на эскалаторах. Но вот в троллейбус я попросту взял и сел – скорее всего, для того, чтобы полнее почувствовать степень своего общественного падения.
В троллейбусе куражился пьяный милицейский сержант.
«Нихто не знает, ках я хаждого захрыть моху!» – вещал он, обводя жмущихся по креслам граждан лиловым глазом. Был сержант, несмотря на свой невеликий ещё возраст, дороден и мягкотел, и общался он с народом, хоть и по пьянке, но со знанием дела.
«Каждый из вас или вор, или сп…здить хочет! – тоном придурочного профессора из плохого советского кино говорил он, прогуливаясь по салону. – Да это и не важно, ваще! Важно моё желание с вами связываться! Есть желание – сидите. Нету – свободны! Вот ты!..» – он качнулся к дородной тётке в пёстром сарафане, которую, судя по всему, принимал за какую-то бухгалтершу, но на повороте центростремительная сила бросила милицейское тело в пустое кресло, он пару раз клюнул в нём носом и заснул.
Я почувствовал себя полнейшим беспомощным быдлом, расплатился и вышел.
Темнело. Последний звонок Эдику уверенности не добавлял. Я снова углубился в тополевые дворы Москвы брежневской эпохи. Домой, в час пик, спешил хмурый и собачащийся народ. Тётки с авоськами, властно и злобно покрикивающие на своих отпрысков, хмурые мужики с портфелями и пакетами с пивом и колбасой… Господи, разгар лета, и ни одного открытого лица, ни улыбки, ни взгляда – или пьяная удаль, или сонная ненависть. Стало быть, именно в этом мире озверелого населения проходит наша жизнь. И именно от неё мы отгораживаемся кондиционерами и тонированными стёклами автомобилей, стенами ночных клубов
