– С нечистым спорить? – удивленно переспросил настоятель. – Я-то думал, ты с ним на короткой ноге! Или не поделили чего?

– Не поделили, – кивнул мельник, не вдаваясь в подробности.

– И теперь у Господа нашего защиты искать хочешь? Почему ж тогда добром не попросил? Дескать, каюсь, отрекаюсь, и все такое?!

– Можно и добром, – ухмыльнулся Топор. – Свезли б меня после такой просьбы в Вильно, а там дознаватели смышленые, мигом к пяткам каленые пруты приложили бы… Нет уж, святой отец, лучше я вас без видоков длинноязыких просить стану!

– Ну а если я не соглашусь, без видоков-то? Что тогда?

– Согласитесь, святой отец, – тихо, но уверенно бросил Топор. – Разве не обязан служитель святой церкви противостоять дьяволу и разрушать козни его во славу Господа?

– Обязан. Но отнюдь не обязан защищать обманщика-ворожея, который якшается с нечистым!

– Может быть, святой отец, вам виднее. Только если погибель грозит не обманщику-ворожею, кому и так до могилы рукой подать, а невинной душе, которой дьявол домогается? Особенно если душа эта – сестра ваша, святой отец? Не сестра во Христе, а такая, какие у нас всех, грешных, водятся! Привратник-то ваш пустозвон, раззвонил по всей округе чище колокола: к аббату Яну сестра приехала!

– Марта?! – вскинулся Ян. – Что с ней?

– Пока ничего. Не считая, что слуги того, кого лишний раз поминать не стоит, за ней охотятся. И очень даже может статься, что сестра ваша скоро здесь окажется.

– Ты… – Бледное лицо аббата начало наливаться краской неподобающего святому отцу гнева. – Ты и ее заманить сюда решил?!

– Решил не решил, а чую, что не миновать ей мельницы старого Стаха Топора. Вот тут-то Петушиное Перо за ней и явится. Кому ж, как не святому отцу и вдобавок родному брату, ее от нечистого оградить?

Аббат Ян долго молчал, и багровые пятна понемногу сходили с его лица.

– Тебе это дорого обойдется, старик, – произнес он наконец. – Адскими котлами стращать не стану, но и на этом свете прощения не жди.

– Не жду, – кивнул мельник. – И раньше не ждал, святой отец, и сейчас не стану. Только, прежде чем надумаете сюда стражу да монахов гнать, чтоб на костер меня отправить, вспомните сначала, как сами-то в Казимеже[9] к блудным девкам шастали да кутили в мирском платье по кабакам. Помните? И я помню. Так что крепко подумайте, прежде чем карать меня, грешного. У меня и свидетели найдутся…

Аббат Ян не отвечал, потупившись.

– Сдается мне, мы поладили, святой отец. Вы делаете свое дело, угодное Господу, и если все кончится миром – едете отсюда вместе с сестрой подобру-поздорову. Никому от того зла не сотворится, а обо мне лучше забудьте – человек вы почти что святой (старик ехидно подмигнул), вам скоро епископский сан принимать, значит, ни к чему прошлое ворошить, грешки всякие наружу вытаскивать… Ну а если что не так выйдет – тогда и карать вам некого будет. А может, и некому, – добавил мельник совсем тихо.

Неожиданно аббат перегнулся через стол и крепко ухватил за запястье растерявшегося на миг мельника. Старый Топор ощутил странный трепет, волной пробежавший по его изношенному телу, глаза сами собой стали моргать и слезиться, словно к самому носу поднесли резаную луковицу, – и колдун Стах поспешил отдернуть руку, машинально бормоча заговор от порчи и сглаза. Он не понял, что сейчас произошло, но все же нутром почуял, что сидящий напротив него человек в коричневой дорожной сутане далеко не прост, а в том, что случилось, святостью и не пахло.

Впервые Стах подумал, что играет с огнем – да не с тем, который сам и разжигал.

– Вовремя ты стражу кликнул, дед, – аббат в упор глядел на старика, растягивая тонкие губы в гримасу, так же похожую на улыбку, как веревка походит на гадюку. – Теперь я не сомневаюсь: я действительно нужен тебе. Ты надеешься, что я смогу оградить свою сестру – и тебя самого! – от дьявола, если он явится за ней; а он явится, тут я тебе тоже верю. Но главного ты не сказал мне, а сам я не успел дотянуться… Зачем ты все это затеял? Чего хочешь ТЫ и какова будет плата?! Говори!

– Это мое дело, святой отец, – приходя в себя, ответил мельник, так и не сообразив, о какой такой страже говорил удивительный монах. – Ты будешь защищать свою сестру, и я помогу тебе в этом, чем сумею. А остальное – как любите говорить вы, служители церкви, – остальное в руках Господних.

Яносик из Шафляр, приемный сын покойного Самуила-бацы, пристально смотрел на старого Стаха из Гаркловских Топоров.

…Распрягавший лошадь брат Игнатий уже давно приметил большого, серого с сильной проседью пса, крутившегося у двери, за которой скрылись аббат с мельником. Потом пес совсем по-человечески припал ухом к двери и застыл в напряженной позе.

«Подслушивает! – оторопел квестарь, но подойти и шугануть зубастую тварюку все же побоялся. – Вот уж угораздило, спаси Господи и сохрани! Возле самого монастыря – и в такой оборот!»

В этот момент пес, видимо, услышав все, что хотел, повернулся и в упор посмотрел на брата Игнатия. Только тогда до квестаря наконец дошло, что никакой это не пес, а матерый седой волчина.

Зверь оскалился и исчез за углом.

Ехали молча, с непонятной опаской, стараясь держаться поближе друг к другу. Глухо стучали копыта по сумрачной глинистой дороге, на которую лишь в полдень, и то ненадолго, ложились веселые солнечные пятна; а сейчас – какой там полдень! – день клонился к вечеру, и хорошо было бы успеть добраться до корчмы Габершляга, прежде чем наступит полная темнота.

Лошади тоже что-то чуяли, шли тихо и настороженно, даже не фыркали, как обычно.

– Полпути проехали, – бросил через некоторое время хмурый Михал. – Даст Бог, ночевать будем под…