– Да нет, Хлебные законы тут ни при чем. Наши арендаторы пока держатся, хотя и не скажу, что живут припеваючи.

– Тогда в чем дело? Что-нибудь не так с карьером? Насколько я понимаю, значительная часть доходов твоего отца происходит от продажи камня.

– Да, карьер в последние годы уже не приносит той прибыли – по большей части из-за неудовлетворительного управления. Думаю, дела можно поправить, если подыскать несколько выгодных контрактов… но источник наших бед совсем не в этом.

– Господи, да в чем же? Неужели все это из-за твоего отца? Помнится, ты как будто писала, что он стал слишком много играть в карты?..

Горло Джулии судорожно сжалось. Она не привыкла жаловаться на судьбу, и когда это случалось, ей казалось, будто ее беды подступают к ней со всех сторон.

– В последние годы он не пропускает ни одного карточного вечера у сэра Перрана и принимает все без исключения приглашения подобного рода от знакомых и незнакомых.

Некоторое время Эдвард молча шел рядом с Джулией, а когда наконец заговорил, голос его звучал непривычно глухо.

– Я не подозревал, что все настолько серьезно. Не могу понять: почему мой дядя потворствует слабостям лорда Делабоула? Ведь он не может не видеть того, что происходит… И при этом ни слова мне не сказал. Джулия, мне очень жаль. Скажи, можно ли тут чем-то помочь?

В ее глазах мелькнула искренняя благодарность, но оживший на миг взгляд тут же потух.

– Чем тут поможешь, – тихо сказала она.

Когда они вошли в светлую галерею, которая отделяла комнаты от каменной террасы, Джулия заметила:

– Мои сестры горят желанием вновь увидеться с тобой через столько лет.

– Кажется, я слышу их смех? – неуверенно спросил Эдвард, поглядывая на двустворчатую дубовую дверь.

– Это наша утренняя комната. Тут мы шьем и, конечно, сплетничаем за работой.

Тут из-за двери послышался пронзительный визг Аннабеллы, и Джулия добавила:

– Правда, обычно мы так не верещим.

В тот же миг раздался визг двух других сестер.

– Да что там такое? – удивленно воскликнул Эдвард.

Дойдя до двери, Джулия широко распахнула обе створки и жестом пригласила его войти.

В просторной квадратной комнате, отделанной темно-синим узорным шелком, царил полнейший кавардак. Со всех стульев, диванов и столов свисали отрезы белого муслина, прозрачного тюля, розового шелка, пестрого ситца и ленты всех мыслимых цветов и оттенков. Посередине комнаты стояла Габриела; лицо ее закрывал белый батистовый платок, его удерживала кружевная тесьма, завязанная на затылке кокетливым бантом. Услышав движение, Габриела сделала несколько неуверенных шагов в сторону вошедших.

– Элизабет! – позвала она, делая по-французски ударение на последнем слоге. – Аннабелла! Каролина! Не прячьтесь, надо играть честно, n'est-ce pas?

– Габриела! – расхохоталась Джулия. – Ты что, не сказала сестрам, что к нам едет майор Блэкторн?

Габриела немедленно сдернула с лица платок вместе с тесьмой.

– Ой, mademoiselle!.. Я совсем забыла. – Щеки девушки раскраснелись от возбуждения. – Я только вошла, а мисс Аннабелла тут же набросила на меня платок, и я даже ни о чем не успела подумать!.. Простите уж меня! – Она окинула гостя лукавым взглядом и, сделав торопливый книксен, убежала.

Из вороха розового шелка показалась растрепанная головка Элизабет. Юная леди сидела, поджав под себя ноги, и улыбалась Эдварду снизу вверх.

– А, майор Блэкторн, это вы? – проговорила она. Немедленно из-под завалов мануфактуры появились еще две головки: одна рыжеватая, как у Джулии, другая черная, как у Элизабет. Две пары глаз – зеленые и голубые – растерянно перебегали с Джулии на Эдварда и обратно. Первой оправилась от смущения младшая из сестер.

– Джулия, это и есть твой майор? – воскликнула она и, оставаясь на четвереньках, обернулась к Элизабет. – Ты была права, Лиззи, он настоящий красавец.

Каролина, стоявшая на коленях рядом с Аннабеллой, укоризненно тряхнула головой.

– Анни, разве такое говорят человеку в глаза? Он может сконфузиться. – Добрая душа, она всегда заботилась о чувствах ближних.

Элизабет наконец выбралась из-под горы шелка и поднялась на ноги. Подойдя к Эдварду почти вплотную, она вскинула голову и, с вызовом глядя ему в глаза, спросила:

– Помните ли вы меня?

– А как же, – с улыбкой отвечал он. – Ведь это вы всегда доводили Стивена до слез, после чего получали от Джорджа оплеуху и бежали домой этакой разъяренной маленькой фурией.

– Вижу, что помните, – удовлетворенно кивнула она. – Клянусь, то были лучшие дни моей жизни.

– Так уж и лучшие? – Эдвард удивленно приподнял одну бровь. – Вы не преувеличиваете, мисс Элизабет?