В самом деле: Соколов в 1946 году, во время встречи с автором рассказа, уже стал 'обычным человеком' и мечтал, конечно же, не о подвигах, а о том, как изменить к лучшему свою трагически не заладившуюся жизнь. Ему это счастье — 'просто… побыть наедине с собой' — и даром не нужно. Сдаётся мне, что не случайно ни Алина, ни её друзья 'не заметили' в рассказе Шолохова страницы, где с такой покоряющей силой автор описывает простую и столь счастливую довоенную жизнь Соколова, его спокойную, 'обыкновенную' и потому столь нежную, красивую любовь к жене и детям своим. Ни о каких подвигах, тем более об одиночестве, и не думалось тогда ему ни во сне, ни наяву… Вот почему Соколов без раздумий прижал к своему сердцу Ванюшку, столь же одинокого и несчастного, как и он сам. Пусть и выдав себя за его отца.

Сказано поэтом: 'Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман'. Эти слова я отнёс бы (пусть с некоторой опаской) ко всему искусству социалистического реализма, недостатки коего были своеобразным продолжением его достоинств. Андрей соврал, что он отец Ванюшки. Но именно в этом 'возвышающем обмане' — верный путь к счастью. Простому человеческому счастью.

…Должен сказать в заключение, что меня наповал сразили заключительные слова Алины: 'Если только его после войны не посадят 'за измену Родине', за которую он проливал кровь'.

Голубушка Алина! Я хорошо знаю, кто внушил тебе это. Ведь даже в канун 60-летия Победы один за другим гоняли по телевизору кинофильмы, якобы раскрывающие, наконец, 'всю правду' о минувшей войне. 'Московская сага', 'Штрафбат'… долгий, долгий перечень обмана под видом правды. Обмана, не возвышающего, но унижающего нас и наше историческое прошлое. Ты смотрела или читала 'Сагу', дитя моё? Да это же сплошь наглое, злобное и бездарное враньё, коктейль из домыслов, версий, слухов, сплетен — и, главное, никакого чувства ответственности за сказанные слова или отснятый телекадр. Свобода, давно сползшая по наклонной в трясину безнаказанности и цинического хамства…

'Если не посадят за измену…'. Ну каким ветром это предположение навеяно? Да, сотни и сотни тысяч военнопленных прошли строгую 'фильтрацию' в органах МГБ: был ли предателем или не был? служил фашистам или не служил? Наверное — и даже наверняка — не обходилось здесь без ошибок и излишних строгостей. Вот мой дядька, Пётр Ильич, попал в плен в 41-м, а вышел на волю только весной 49-го года. Я точно знаю, что его, не найдя компромата, 'на всякий случай' сослали на Урал, в город Молотов (ныне Пермь), где он пробыл в ссылке пять лет. Но ещё при жизни Сталина он вернулся домой и плотничал в родном Черногубове под Тверью до скончания своих дней. Я не раз пытался спросить его — зря или не зря 'впаяли' ему пятилетнюю ссылку. Он только усмехался и говорил: 'Могли и больше отвесить…'. Не любил говорить о плене. Стыдно — и это чисто по-русски.

Потом пришла новая крайность — героизация реальных и мнимых подвигов военнопленных в фашистских лагерях. Оно, кстати, было очень важно для 'размораживания' истории, для её приближения к истине. Однако была уже в середине 50-х (именно тогда написана 'Судьба человека') и другая, подспудно антисоветская линия не просто 'героизации плена', а дегероизации народной, Отечественной войны. Тогда, почти полвека назад, поэт писал:

…И подменяют постепенно Бессмертье не пошедших в плен Трагедией военнопленных.

К несчастью, это предостережение сбылось… А что касается 'измены Родине', то в ГУЛАГ попадали в основном действительно предатели и фашистские прихлебатели. Советую внимательно смотреть передачи ТВ о Прибалтике и Западной Украине. Вам этот культ бывших эсэсовцев ни о чём не говорит?

И наконец последнее. Храбрые девятиклассники запросто обращаются с шедевром Михаила Шолохова, 'награждая' его искренними эпитетами. Но, ей-Богу, меня не покидает ощущение… нет, не легкомыслия, но неглубокого (за редким исключением) проникновения моих 'сочинителей' в художественную ткань рассказа 'Судьба человека'. Говорю это вовсе не в укор. Нет! Родниковая чистота шолоховского слова обманчиво кажется именно неглубокой, легко постигаемой. Такое ощущение, словно стоишь на зимнем прозрачном и толстом льду Байкала. Стоишь — и всё кажется таким близким, а под ногами — совсем рядом, рукой подать — плавают знаменитые байкальские омули. Так что не только они, мои юные собеседники, но и солидные дяди и тёти частенько 'попадались' на этой кажущейся простоте. Не отсюда ли такая необъяснимая нелюбовь к Шолохову у многих чуждых России литературоведов, филологов, писателей? Они завидуют ему — но многие честно не понимают, откуда всё это взялось в обыкновенном донском станичнике. Кому угодно простят 'простонародное' происхождение таланта — но непостижим для них истинно народный гений…

Завершить же свои раздумья я хочу замечательными, будто вчера написанными стихами видного русского советского поэта Михаила Дудина (с ним тоже нередко пересекались наши жизненные дороги). Посвящены они Неизвестному солдату. Русскому солдату.

Я всей жизнью своей виноват И останусь всегда виноватым В том, что стал неизвестный солдат Навсегда неизвестным солдатом. И в сознании этой вины, Собирая последние силы, Я стою у старинной стены, У его беспощадной могилы. И гудят надо мной времена Дикой страсти войны и разрухи. И погибших солдат имена Повторяют святые старухи. Чудо жизни хранят на земле Смертным подвигом честные люди. Но грядущее мира — во мгле, Но печальная память — в остуде. И тоска мою душу гнетёт, И осенние никнут растенья, И по мрамору листья метёт Оскорбительный ветер забвенья.

В наших ли силах воспрепятствовать агрессии 'ветра забвенья'? Не выметет ли он из русских сердец светлую Память о Победе, о тех, кто до неё не дожил? Ребята из 9-го 'Б' укрепили мою убеждённость в том, что — в наших силах!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату