Я сильнее уперся плечами в колонну и тянул понемногу пиво из бокала, а Джеми колотил ногами мне по груди, и бьющая по ушам, воющая музыка гремела в пропитанной потом комнате. Будет весело, подумал я.
В начале антракта, когда один из барменов вынес на заплеванный пол перед сценой швабру и ведро с водой, я подошел к бару взять еще пива.
— Как обычно? — спросил Дункан, который был за стойкой. Джеми кивнул.
— Как дела, Франк? — спросил Дункан, подавая лагер и темное.
— О'кей. А твои? — сказал я.
— Сражаюсь, сражаюсь. Тебе еще нужны бутылки?
— Спасибо, не надо. Теперь у меня их достаточно для моего самодельного пива.
— Но мы с тобой еще увидимся в Гербе?
— О, да, — сказал я. Дункан поднял руку вверх и подал Джеми его пинту, а я взял мою, одновременно положив деньги.
— На здоровье, парни, — сказал Дункан, когда мы повернулись и пошли обратно к колонне.
Через несколько пинт Блевотина исполняла на бис свою первую песню, а Джеми и я танцевали, я прыгал вверх и вниз, Джеми кричал и хлопал в ладоши, и прыгал на моих плечах. Я не против танцев с девчонками, если это нужно Джеми, хотя однажды он хотел, чтобы мы оба вышли на улицу, тогда он бы смог целоваться с одной длинной. Мысль о ее грудях, прижатых к моему лицу, почти довела меня до рвоты, мне пришлось его разочаровать. В любом случае, большинство девчонок-панков не пахнут духами, только некоторые носят юбки, да и то кожаные. Нас с Джеми толкали, пару раз мы почти упали, но мы дотянули до конца вечера без травм. К сожалению, Джеми заговорил с какой-то женщиной, но я был слишком занят, пытаясь глубоко дышать и держать противоположную стену неподвижной, чтобы беспокоиться о Джеми.
— Да, я собираюсь скоро купить мотоцикл. Два-пятьдесят, — говорил Джеми.
Я слушал в пол-уха. Он не собирался покупать мотоцикл, потому что он не достал бы до педалей, но я бы ничего не сказал, даже если бы мог, потому что никто и не ждет, что люди говорят правду женщинам, а кроме того, я же друг Джеми. Рассмотрев женщину, я подумал: ей около двадцати, она слегка грубовата и вокруг ее глаз столько слоев краски, сколько у Роллс-Ройса на дверях. Она курила ужасную французскую сигарету.
— У маей подруги есть мотоцикл — у Сью. “Судзуки” 185GT, раньше яе брат на ем ездил, а сейчас она сабираець на “Голд Винг”.
Бармены переворачивали стулья и ставили их на столы, сметали с пола грязь, разбитые стаканы и вялые пакеты из-под чипсов, а я все еще не чувствовал себя в порядке. Чем больше я слушал девчонку, тем меньше она мне нравилась. У нее был ужасный акцент западного побережья, я не удивлюсь, если она из Глазго.
— Не, я бы не хотел иметь такой. Слишком тяжелый. Мне бы подошла пятисотая. Мне очень нравится “Мото Гуззи”, но я не уверен в ручном управлении.
Боже, меня чуть не вывернуло на куртку девчонки, я бы мог наполнить ее карманы через сломанные и заржавевшие молнии и уронить Джеми, он бы пролетел через комнату и упал прямо в бочки с пивом под стеллажами с колонками, а эти двое обменивались абсурдными мотоциклетными фантазиями.
— Закурим? — спросила девчонка, сунув пачку мимо моего носа в сторону Джеми.
Я продолжал видеть светящийся след от голубой пачки даже после того, как она ее опустила. Джеми, должно быть, взял сигарету, хотя я знал, он не курит, и я увидел, как вверх поднялась зажигалка, вспыхнувшая перед моими глазами дождем искр, похожих на фейерверк. Я почти почувствовал, как зажглась задняя доля моего мозга. Я попытался сделать Джеми какое-нибудь остроумное замечание о задержке в его росте, но все провода в моем мозгу были забиты срочными сигналами от внутренностей. Я чувствовал ужасное бурчание в животе, но не мог двинуться с места. Я застрял у колонны как атлант, а Джеми продолжал разговаривать с девчонкой о звуке, который издает “Трайумф” и о поездках на бешеной скорости вокруг Лох — Ломонда, в которых она участвовала.
— Так ты здесь на отдыхе?
— Ага, я и мои друзья, У меня есть бойфренд, але ен сейчас на буровой.
— А… понятно.
Я продолжал глубоко дышать, пытаясь прочистить мозги кислородом. Я не понимал, как Джеми с его ростом и весом с половину меня, сколько бы мы не выпили вместе, казалось, был ни в одном глазу. Он точно потиху не выливал свои пинты на пол, тогда я бы промок. Я понял, что девчонка наконец меня заметила. Она ткнула меня рукой в плечо, и постепенно до меня дошло, уже не в первый раз.
— Эй, — сказала она.
— Что? — я боролся, как мог.
— Ты в порядке?
— Ага, — я медленно кивнул, надеясь, что она отвяжется, потом посмотрел вверх и в сторону, как будто я только что нашел на потолке нечто интересное и важное. Джеми слегка ударил меня ногами:
— Что? — опять сказал я. — Нет. Ты готов? Хорошо, — я закинул руки за спину, чтобы найти колонну, нашел ее и толкнул себя вверх, надеясь, что мои ноги не поскользнуться на влажном полу.
— Может, ты меня лучше поставишь, Франки, — сказал Джеми, ударив меня сильнее.
Я опять посмотрел вверх и в сторону, будто бы на него и кивнул. Я соскальзывал спиной по колонне, пока почти сел на пол. Девчонка помогла Джеми спрыгнуть. Его рыжие волосы и ее белые вдруг показались мне неожиданно яркими в хорошо освещенной комнате. Дункан приближался к нам со щеткой и большой корзиной, высыпая в нее окурки из пепельниц и вытирая столы. Я пытался подняться, потом Джеми и девчонка взяли меня под руки и помогли встать. У меня начало троиться в глазах, и я недоумевал, как такое может быть, если у меня два глаза. Я не был уверен, говорили ли они со мной или нет.
Я сказал да на случай, если говорили, и увидел, как меня вывели на свежий воздух через пожарный выход. Мне нужно было в туалет, и с каждым шагом, который я делал, содрогания моих внутренностей усиливались. Перед глазами у меня была ужасное изображение моего тела, почти целиком состоящего из двух отсеков одинакового размера: один из них полон мочи, другой — непереваренного пива, виски, чипсов, жареного арахиса, слюны, сопель, желчи и одного или двух кусков рыбы с картошкой. Некая нездоровая часть меня вдруг подумала о яичнице, лежащей на слое жира на тарелке рядом с жареным беконом, волнистым, с маленькими озерцами жира, наружный край тарелки покрыт застывшими комочками жира. Я поборол ужасный позыв к рвоте, поднимающийся из желудка. Я пытался думать о
— Вы што, зауседы гэтак?