Урсула Зайцева. Только двое ждали своей очереди.

Петерсон побежал в глубь дома с той особенной грацией, на какую может быть способен только очень толстый человек. Он бросился в складское помещение. Вылез из окна. И даже охнул, когда холодный ночной воздух ударил ему в лицо.

Ветер очищал следы от падающего снега, в то же время сметая их, но толстяк все ещё мог следовать за Хантером и Каррерасом.

Пару минут в отдалённой части дома стоял сильный шум и слышались крики. Сначала Джоанна надеялась, что Алекс придёт к ней на помощь или кто-нибудь из внешнего мира выручит их обоих - её и Алекса. Но Ротенхаузен не обращал внимания на шум, и через некоторое время она оставила все надежды на спасение извне.

Он загнал её в угол и закрыл проход своим телом.

Выхода не было.

Ночной кошмар стал реальностью.

Ротенхаузен растопырил стальные пальцы и стал подбираться к её горлу. Здоровой рукой он прикрывал батарею, чтобы Джоанна не смогла снова выдернуть штекеры.

Она не могла оторвать взгляд от его сверхъестественных глаз. Они были чрезмерно бледные. Желтоватые. Кошачьи глаза. Демонические глаза. Нечеловеческий взгляд.

Он склонил голову набок и насмешливо смотрел на неё, пока не схватил её за горло. Все это выглядело так, будто он наблюдает за подопытным животным сквозь проволочные стены клетки.

Джоанна забрызгала слюной, задыхаясь.

Ротенхаузен сжал сильнее. Теперь он опять улыбался.

Джоанна не могла дышать, и ей стало страшно. Пытаясь освободиться от этих ужасных пальцев, она дёргалась, извивалась, беспомощно била голыми ногами.

Ротенхаузен не обращал внимания на её сопротивление. Он держал её железной хваткой.

Она ожидала, что он позовёт на подмогу и её снова привяжут к кровати. Но вскоре стало очевидно, что у него другой план: он собирался слегка придушить её, а затем, когда она будет без сознания, изнасиловать.

Чёрные пятна поплыли у неё перед глазами. С каждой секундой они все росли и росли, больше и больше закрывая от неё свет.

Миллионы биллионов снежных хлопьев вывалились из швейцарской ночи. Они покрывали инеем волосы Алекса, попадали за воротник куртки, таяли на лице и налипали на блестящую ткань его лыжного костюма.

Темнота и буря ослабили видимость до десяти-пятнадцати метров на открытой местности. К счастью, снег отражал в бесчисленном множестве крошечных призм тот слабый свет, какой был, почти вдвое усиливая его. Получающийся в результате жутковатый фосфоресцирующий свет позволял Алексу видеть если не детали, то хотя бы силуэты.

Он пересёк сотню ярдов открытого пространства, пока добрался до укрытия леса. Гигантские сосны росли тесно друг к другу, но снег всё-таки пробивался через их кроны. Деревья более или менее укрывали от ветра, завывавшего как дух, стоны которого предвещают смерть. Алекс вошёл в лес по тропинке, которую обнаружил совсем случайно, - по узкому, хорошо утоптанному следу, который мог быть оставлен, например, оленями. Он пробежал двадцать или тридцать метров под дырявым пологом ветвей до того, как споткнулся и упал на камни, скрытые снегом. От падения у него перехватило дыхание.

Боясь, что Каррерас может добраться до него в любую секунду, он перекатился на спину и выбросил вперёд руки. Он был готов драться за свою жизнь и приложить для этого все силы.

Каррерас ещё не появился.

Алекс с трудом поднялся на ноги. Он оступился, поскользнулся и зарылся в снег. Поднимаясь, он обнаружил оружие. Он нашёл камень размером с апельсин, две грани которого были достаточно острыми. Конечно, это не пистолет, но всё-таки лучше, чем ничего.

Алекс поспешил в глубь леса.

В тридцати метрах от места, где он упал, тропинка резко поворачивала вправо и огибала особенно густой кустарник, доходивший ему до плеча. Он остановился и стал подыскивать место для засады. Местность здорово подходила для этого. Здесь была почти полная темнота. Его глаза постепенно приспосабливались к условиям ночи, и, щурясь от отражённого света, Алекс едва мог различить собственные следы на гладкой поверхности пушистого снега. Он взвесил камень в руке, спрятался за стеной кустов, которые болезненно оцарапали его, и пригнулся. Он стал тенью среди теней.

Наверху в игольчатых сосновых кронах непрестанно завывал яростный ветер, он звучал, как далёкая стая голодных волков.

Снег сыпался на Алекса.

Его руки замёрзли, почти окоченели. Он боялся, что скоро не сможет удержать камень.

Прошло не более минуты, как он услышал Каррераса. Тот явно не боялся своей жертвы и, не скрываясь, ломился через лес, круша все на своём пути и ругаясь, как пьяница, идущий из одного кабака в другой.

Алекс напрягся. Он не сводил глаз с поворота тропинки в четырёх метрах от него.

Появившись, Каррерас направился мимо него. Он двигался, нагнувшись вперёд, занятый неясными отпечатками следов, которые вели его.

Алекс подскочил, как пружина, замахнулся и со всей силой выбросил руку с камнем вперёд. Камень попал Каррерасу в висок, и тот упал.

Алекс увидел, что Каррерас лежит очень тихо, и подошёл к нему.

Каррерас схватил его за ногу.

Джоанна ударила Ротенхаузена коленкой в пах.

От удара он потерял дыхание, рефлексивно защищаясь, согнулся вперёд.

Механическая рука скользнула по её горлу. Холодные, лязгающие пальцы ослабили свою хватку.

Джоанна выскользнула и бросилась к двери, он поспешил за ней. От боли Ротенхаузен ковылял, как краб, но двигался быстро.

Джоанна оставила мысль добежать до двери, откинуть задвижку и выбраться наружу. Вместо этого она поставила на его пути тележку на колёсиках. Поверх тележки были брошены его рубашка и халат. Джоанна швырнула их на пол. Кроме шприцев, сфигмоманометра, бутылки с глюкозой для капельницы, пакета с фиксаторами языка, приспособления для осмотра глаз и множества маленьких бутылочек с лекарствами на инструментальном столике лежали хирургический ножницы. Джоанна схватила их и стала размахивать перед Ротенхаузеном, как каким-то магическим мечом.

Ротенхаузен свирепо смотрел на Джоанну. Его лицо стало красным, разъярённым.

- Я не позволю вам проделать это со мной снова, - произнесла Джоанна. - Я не позволю подделывать мои мозги. Вам придётся либо отпустить меня, либо убить.

Механической рукой он потянулся через тележку и схватил ножницы. Он вырвал их из рук Джоанны и