На следующее утро Пейтон Рейски едва успевает угнездиться на свидетельском месте, как я вручаю ему копию «дурацкого» письма и прошу зачитать вслух. Затем спрашиваю:

– Скажите, мистер Рейски, можно ли, на ваш просвещенный взгляд, считать это письмо достойным и вразумительным ответом со стороны компании «Прекрасный дар жизни»?

Его, несомненно, предупредили.

– Нет, конечно. Это просто возмутительно.

– Чудовищно, да?

– Совершенно верно. Правда, насколько я знаю, автора этого письма уже уволили.

– Кто вам это сказал? – спрашиваю я, прикидываясь удивленным.

– Ну, точно не помню. Кто-то из служащих компании.

– А не поведал ли вам этот безымянный служащий заодно и причину увольнения мистера Крокита?

– Точно не скажу, – хмурится Рейски. – Кажется, она как-то связана с этим письмом.

– Кажется? – переспрашиваю я. – Вы все-таки уверены или просто строите догадки?

– Нет, я не уверен.

– Благодарю вас. А не сказал ли вам заодно этот служащий, что мистер Крокит оставил свой пост за два дня до того, как должен был выступить свидетелем по этому делу?

– По-моему, нет.

– И точную причину его увольнения вы не знаете?

– Не знаю.

– Хорошо. У меня создалось впечатление, будто вы пытались намекнуть присяжным, что его уволили из-за написанного им письма. Это так?

– Нет.

– Благодарю вас.

Накануне вечером, потягивая восхитительное вино, мы с Джексоном и его приятелями решили, что не стоит особо приставать к Рейски со злополучными руководствами. По нескольким причинам. Во-первых, оба фолианта уже приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Во-вторых, присяжные помнят, как эффектно я подловил Лафкина на отъявленной лжи. В-третьих, Рейски за словом в карман не лезет, и уличить его – задача не из простых. В-четвертых, времени на подготовку у него было предостаточно, и он будет обороняться до последнего. В-пятых, он наверняка воспользуется любой возможностью, чтобы попытаться сбить с толку присяжных. Но самое главное – я потрачу время. На дебаты с Рейски может уйти целый день, и в результате я ничего не выиграю.

– Скажите, мистер Рейски, кто выплачивает вам жалованье?

– Мои работодатели. Национальное страховое объединение. Сокращенно – НСО.

– А кто финансирует НСО?

– Вся страховая отрасль.

– И в том числе «Прекрасный дар жизни»?

– Да.

– Какую сумму вносит эта компания в общий фонд?

Рейски косится на Драммонда, который уже, стоя, выкрикивает:

– Я протестую, ваша честь! Вопрос не имеет отношения к существу дела.

– Протест отклонен. На мой взгляд, вопрос задан по существу.

– Итак, мистер Рейски, – уже увереннее спрашиваю я, – какова же эта сумма?

Видно, что вопрос этот Рейски не по нутру. Он жмется, но наконец отвечает:

– Десять тысяч долларов.

– Иными словами, вам компания «Прекрасный дар жизни» платит больше, чем Донни Рэю Блейку.

– Протестую!

– Протест принят.

– Прошу прощения, ваша честь, я беру свое замечание назад.

– Я ходатайствую об изъятии этой реплики из протокола, – сварливо заявляет Драммонд.

– Поддерживаю.

Дожидаясь, пока страсти улягутся, я перевожу дыхание. Затем смиренно говорю:

– Извините, мистер Рейски. – Голос мой преисполнен раскаяния. Чуть помолчав, я задаю следующий вопрос:

– Скажите, все ли средства вашей организации поступают от страховых компаний?

– У нас нет иных источников финансирования.

– Сколько всего страховых компаний оказывают финансовую поддержку НСО?

– Двести двадцать.

– И каковы объемы финансирования за прошлый год?

– Шесть миллионов долларов.

– И вы используете эти средства ради лоббирования интересов страховых компаний?

– В том числе.

– Платят ли вам за участие в данном процессе?

– Нет.

– Тогда почему вы здесь?

– По просьбе руководителей компании. Меня попросили выступить свидетелем.

Я медленно разворачиваюсь и указываю на Дот Блейк.

– Скажите, мистер Рейски, можете ли вы посмотреть на миссис Блейк, заглянуть ей прямо в глаза, и сказать, что компания «Прекрасный дар жизни» обошлась с её сыном честно и справедливо?

Рейски непросто заставить себя взглянуть на Дот, но выхода у него нет. Он кивает, затем скрипучим голосом говорит:

– Да. Безусловно.

Разумеется, я спланировал это заранее. Надеялся столь драматичным образом завершить допрос Рейски. Но того, что случится дальше, предвидеть я не мог. Миссис Беверди Хардэвей, коренастая темнокожая женщина пятидесяти одного года, наша присяжная номер три, которая сидит в середине первого ряда, услышав абсурдное заявление Рейски, от неожиданности громко прыскает.

Смех звучит с ошеломляющей внезапностью и тут же обрывается. Провинившаяся женщина обеими руками зажимает рот, стискивает зубы и испуганно оглядывается по сторонам. Тело же её продолжает сотрясаться от сдавленного смеха.

К огорчению миссис Хардэвей и великой моей радости, смех её оказывается заразительным. Сначала смешинка попадает в рот мистеру Рэнсону Пелку, который сидит прямо за спиной хохотушки. Затем хихикать начинает миссис Элла Фей Солтер, сидящая по соседству с миссис Хардэвей. Тут же смех подхватывает ещё кто-то, и в следующее мгновение от хохота покатываются уже буквально все присяжные. Некоторые, правда, поглядывают на миссис Хардэвей с мягкой укоризной. Остальные же смотрят на Рейски, пожимают плечами и недоуменно качают головами.

Рейски предполагает худшее; что именно он – причина этого пандемониума. Повесив голову, он понуро разглядывает пол. Драммонд строит хорошую мину при дурной игре, делая вид, что ничего не случилось. Его боевых орлят не видно – все сидят, попрятав носы и уткнувшись в свои записи. Олди с Андерхоллом сосредоточенно приводят в порядок дружно развязавшиеся шнурки на туфлях.

Киплера тоже разбирает смех. Он дает всем высмеяться всласть, затем, дождавшись, пока шум поутих, стучит молоточком, как бы желая официально зафиксировать: да, показания Пейтона Рейски и в самом деле развеселили присяжных.

Все это занимает считанные мгновения. Нелепый ответ, внезапный смешок, испуг, хихиканье и хохот, осуждающие покачивания головами. Но на лицах некоторых присяжных я читаю облегчение. Как будто, посмеявшись, хоть и недолго, они тем самым высказали Рейски и «Прекрасному дару жизни» все, что о них думают.

Для меня это воистину звездная минута. Я улыбаюсь присяжным. Мне улыбаются в ответ. Мои