Драммондовцы, охваченные смятением, жмутся к своему предводителю. Драммонд встает.

– Ваша честь, мне необходимо проконсультироваться с вами и с господином Бейлором.

Киплер жестом подзывает нас зайти сбоку, чтобы быть подальше от микрофона. Мой оппонент прикидывается разгневанным. Я не сомневаюсь, что он ошеломлен, но упрекнуть меня не в чем. Грудь Драммонда судорожно вздымается. – Ваша честь, для нас это полная неожиданность! – шипит он еле слышно. Нельзя, чтобы присяжные слышали его слова и видели, насколько он ошеломлен.

– Почему? – с невинным видом осведомляюсь я. – Она внесена в список свидетелей, которых я могу вызвать.

– Вы должны были предупредить нас. Когда вы её нашли?

– А я вовсе не подозревал, что она пропала.

– Защита имеет право это знать, мистер Бейлор, – произносит судья, сдвинув брови и – впервые! – сурово взирая на меня.

Я недоуменно улыбаюсь и развожу руками. Мол, что вы от меня хотите – я ведь ещё мальчишка, и в этих интригах ни уха, ни рыла не смыслю.

– Она числится в списке возможных свидетелей, – настаиваю я. Мне терять нечего – мы все трое прекрасно понимаем, что Джеки Леманчик сейчас даст свои показания. Возможно, мне и в самом деле следовало накануне известить судью, что она уже в Мемфисе, но чего от меня ждать – это мой первый процесс.

Джеки Леманчик входит в зал вместе с Деком. Андерхолл с Олди отводят взгляды. Пятеро соляных столбов из «Трень-Брень», напротив, пожирают её глазами. Джеки выглядит куда лучше, чем вчера. Просторное синее платье, чуть выше колена, висит, подчеркивая худобу женщины. Лицо Джеки накрашено и смотрится приятнее, нежели накануне. Она приносит присягу, усаживается в свидетельское кресло, выстреливает ненавидящим взглядом в сторону бывших боссов из «Прекрасного дара жизни» и готовится дать показания.

Интересно, входят ли Андерхолл или Олди в число её любовников? Вчера вечером она упомянула, что кроме Лафкина, ею пользовался кто-то еще, но я не уверен, что круг её партнеров ограничен только двумя фамилиями.

Мы быстро справляемся с обязательной частью и переходим к разоблачениям.

– Сколько времени вы проработали в компании «Прекрасный дар жизни»?

– Шесть лет.

– А когда оставили службу?

– Третьего октября.

– Как это случилось?

– Меня уволили.

– Вы не сами об этом просили?

– Нет. Меня уволили.

– Кто?

– Это был целый заговор. Его участники – Эверетт Лафкин, Кермит Олди, Джек Андерхолл и ещё несколько человек. – Она кивает на виновников, и головы присяжных, как по команде, поворачиваются в сторону представителей «Прекрасного дара жизни».

Я приближаюсь к свидетельнице и вручаю ей копию подписанного ею заявления на увольнение. – Вы это узнаете?

– Да, это заявление которое я сама отпечатала и собственноручно подписала.

– Здесь сказано, что вы просите уволить вас по собственному желанию.

– Все здесь – полная ложь, от начала и до конца. Меня уволили, потому что через меня проходило дело Донни Рэя Блейка, по которому пятого октября меня должны были допросить. И меня уволили, чтобы к тому времени я больше не работала в этой страховой компании.

– Кто заставил вас подать на увольнение?

– Те, кого я только что назвала. Это был настоящий преступный сговор.

– Объясните, пожалуйста, что вы под этим подразумеваете?

Джеки Леманчик впервые смотрит на присяжных, а те в свою очередь глазеют на нее. Она проглатывает комок в горле и начинает рассказывать:

– Меня вызвали к начальнику в субботу, за несколько дней до назначенного допроса. Там уже сидел Джек Андерхолл – вон тот, в сером костюме. Он – один из юрисконсультов компании. Он заявил, что я должна немедленно уволиться, но у меня есть право выбора. Либо меня увольняет администрация – и тогда я ухожу с пустыми руками. Либо я прошу уволить меня по собственному желанию, и тогда руководство выделит мне десять тысяч долларов наличными, чтобы я держала язык на привязи. Но решение я должна принять сию же минуту, в его присутствии.

Накануне вечером она рассказывала мне об этом сухо и без эмоций, но выступление перед судом – совсем иное дело. Джеки закусывает губу, почти с минуту борется с собой, потом наконец продолжает: – Я мать-одиночка, воспитываю двоих детей, и долгов у меня тьма-тьмущая. Выбора у меня не было. В одночасье я лишилась работы. Я подписала заявление, взяла деньги и подписала обязательство о неразглашении любых сведений, касающихся каких-либо страховых дел.

– Включая дело Блейков?

– Дело Блейков стояло особняком.

– Если вы взяли деньги и подписали это обязательство, то почему согласились выступить свидетелем на этом процессе?

– Немного придя в себя, я посоветовалась с адвокатом. Это замечательный адвокат. И он сказал, что меня незаконно вынудили подписать это обязательство.

– У вас сохранилась его копия?

– Нет. Мистер Андерхолл не позволил мне оставить её у себя. Можете его сами спросить. Держу пари, что оригинал до сих пор у него хранится. – Я медленно поворачиваюсь и, наряду со всеми присутствующими, устремляю пристальный взгляд на Джека Андерхолла. Внимание юрисконсульта мгновенно переключается на внезапно развязавшиеся шнурки, и он начинает возиться с ними, делая вид, что не слышит, о чем идет речь.

Я перевожу взгляд на Лео Драммонда и впервые за все время вижу – адвокат совершенно сломлен. Его славный клиент, конечно же, умолчал и о подкупе Джеки Леманчик и о принуждении её к увольнении со службы.

– А что заставило вас обратиться к адвокату?

– Я не знала, что мне делать. Меня лишили работы. Не говоря уж о том, что меня, как женщину, постоянно притесняли, да ещё и сексуально домогались.

– Кто-либо из тех, кого мы знаем?

– Протестую, ваша честь! – заявляет Драммонд. – Возможно, это кого-то и развлечет, но к делу отношения не имеет.

– Пока протест отклонен, – говорит судья. – Посмотрим, куда заведет обвинение эта линия. Прошу вас, мисс Леманчик, отвечайте на вопрос.

Джеки делает глубокий вдох и говорит:

– В течение трех лет я была любовницей Эверетта Лафкина. До тех пор, пока я ни в чем ему не отказывала, мне повышали жалованье и я продвигалась вверх по служебной лестнице. Когда же мне все это осточертело и я ему впервые отказала, меня тут же низвели из старших инспекторов в простые. Жалованье урезали на двадцать процентов. И тогда Рассел Крокит, старший инспектор по рассмотрению заявлений, которого уволили в одно время со мной, решил, что пришел его черед позабавиться. Он прилип ко мне и начал угрожать, что если я не уступлю, то тут же вылечу с работы. Если же соглашусь, то он скоро добьется, чтобы меня вновь повысили в должности. Словом, или пан или пропал.

– Скажите, она ведь оба женаты?

– Да, и у обоих есть дети. Но они и прежде клеились к девушкам из нашего отдела. Я могу вам десяток имен назвать. Но они не единственные наши боссы, которые распределяли должности в обмен на постель.

И вновь взгляды присутствующих обратились на Андерхолла и Олди.