– Данные взяты из компьютеров компании «Прекрасный дар жизни»?
– Да.
– Когда?
– Вчера вечером.
– И вы, как вице-президент, отвечаете за них?
– Да, наверное.
– Очень хорошо. Ответьте теперь, мистер Лафкин, сколько всего полисов по страхованию здоровья выдала компания «Прекрасный дар жизни» в 1991 году?
После некоторого замешательства Лафкин начинает шуршать страницами распечатки. Мы терпеливо ждем. В зале стоит тишина, нарушает которую только шелест бумаги.
«Вывалить документы всем скопом» – излюбленный тактический ход страховых компаний и их адвокатов. Они выжидают до последней минуты, а потом выгружают на порог конторы адвоката истца четыре контейнера, битком набитых всевозможной документацией. Мне удалось этого избежать исключительно благодаря покровительству Тайрона Киплера.
Я лишь пробую на зубок то, что другим приходится разжевывать, глотать и переваривать. И на что, интересно знать, рассчитывали эти недоумки, вручив мне семьдесят страниц этой галиматьи?
– Трудно сказать, – отвечает наконец Лафкин; голос его звучит еле слышно. – Нужно время, чтобы разобраться.
– У вас было целых два месяца, – сурово напоминает Киплер; микрофон превосходно передает его голосовые модуляции. Его честь вне себя от возмущения. – Отвечайте на вопрос. – На адвокатов из «Трень-Брень» больно смотреть.
– Меня интересуют три вопроса, мистер Лафкин, – говорю я. – Общее количество полисов по страхованию здоровья, количество заявлений на оплату страховки и количество отказов в выплате страховых премий. Только за 1991 год. Прошу вас.
Вновь шелест страниц. Затем:
– Если я правильно припоминаю, то в этом году у нас было около девяноста семи тысяч полисов.
– Вы не можете свериться с документами и уточнить?
Совершенно очевидно, что Лафкин не может. Он притворяется, что слишком поглощен изучением чисел и не слышит вопрос.
– Вы и в самом деле занимаете пост вице-президента по заявлениям? – поддразниваю я.
– Да! – рычит Лафкин.
– Тогда позвольте мне спросить у вас вот что. Насколько вы можете судить, затребованные мной сведения в этих распечатках имеются. Да?
– Да.
– Так что вопрос только в том, чтобы их отыскать.
– Если вы заткнетесь хотя бы на минуту, то я их найду! – огрызается он. Словно загнанный в угол зверь.
– Мне не положено затыкаться, мистер Лафкин.
Драммонд встает со своего места и в знак протеста выразительно воздымает руки.
– Ваша честь, свидетель делает все возможное, чтобы отыскать нужные цифры.
– Мистер Драммонд, в распоряжении свидетеля было целых два месяца на то, чтобы их отыскать. Вдобавок он вице-президент по заявлениям, и должен разбираться в собственных статистических выкладках. Протест отклонен.
– Мистер Лафкин, давайте на минуту оставим эту распечатку в покое, – предлагаю я. – Скажите, каково в среднем бывает отношение числа страховых полисов к количеству заявлений о выплате страховки? В процентах.
– В среднем, количество заявлений составляет восемь-десять процентов от общего числа выданных полисов.
– А в скольких случаях вы отказываете в выплате страховой премии? Примерно.
– Приблизительно в десяти процентах, – отвечает Лафкин. Ответы он почему-то знает, но особенно счастливым от этого не выглядит.
– А какова средняя сумма, указанная в заявлении, независимо от того, удовлетворено или нет?
Долгое молчание, Лафкин напряженно думает. Похоже, он уже готов сдаться на милость победителя. Ему хочется, чтобы кошмар этот закончился побыстрее, и он мог унести из Мемфиса ноги.
– В среднем, около пяти тысяч долларов, – мычит он.
– Но ведь встречаются и заявления о выплате всего нескольких сот долларов, верно?
– Да.
– Тогда как некоторые заявления стоят сотни тысяч, да?
– Да.
– Так что среднюю цифру определить довольно сложно, не правда ли?
– Да.
– Тогда скажите, те средние показатели, которые вы только что привели – они типичны для страховой отрасли или уникальны для «Прекрасного дара жизни»?
– Мне трудно судить обо всей страховой отрасли.
– То есть, вы не знаете точного ответа?
– Этого я не говорил.
– Значит ответ вам известен? Тогда отвечайте.
Лафкин сутулится и вжимает голову в плечи. Вице-президент мечтает лишь об одном: раствориться в воздухе.
– Да, это средние показатели для всех.
– Спасибо. – Я многозначительно умолкаю, несколько секунд изучаю свои записи, подмигиваю Деку, который бочком выползает из зала и меняю тактику. – Еще несколько вопросов, мистер Лафкин. Не говорили ли вы Джеки Леманчик, что ей следует уволиться?
– Нет.
– А как вы оцениваете её профессиональный уровень?
– Как очень средний.
– Известно ли вам, по какой причине её понизили в должности?
– Насколько я могу вспомнить, это имело какое-то отношение к её работе с клиентами.
– Ей было выплачено выходное пособие?
– Нет. Она уволилась по собственному желанию.
– И никакую денежную компенсацию она не получила?
– Нет.
– Спасибо. У меня все, ваша честь.
Драммонд поставлен перед выбором. Он может допросить Лафкина сейчас, не задавая наводящих вопросов, либо может приберечь его на потом. Спасти положение и поддержать моральный дух этого свидетеля сейчас немыслимо, и я уверен, что Драммонд постарается избавиться от него как можно быстрее.
– Ваша честь, мы откладываем допрос мистера Лафкина на более позднее время, – говорит Драммонд. Все правильно. Голову на отсечение даю: присяжные видят Лафкина в последний раз.
– Хорошо. Мистер Бейлор, пригласите своего следующего свидетеля.
Я оглушительно ору:
– Пристав, вызовите Джеки Леманчик!
И быстро поворачиваюсь – поглазеть на Андерхолла с Олди. Они перешептываются, склонившись друг к другу, но, услышав её имя, застывают как каменные изваяния. Глаза вылезают из орбит, а челюсти дружно отвисают.
Бедняга Лафкин слышит это кошмарное имя уже на полпути к двустворчатым дверям. Он замирает как вкопанный, смотрит, дико вращая глазами, на стол защиты, и вдруг быстро-быстро перебирая ногами, семенит вон.