ребенка и сколько датчиков запрятано в стенах. Он проспал три часа, а когда он проснулся от истошного писка комма, он вышел в студию и увидел, что вчера они забыли поставить розу в вазу.
Она лежала на столе и выглядела неважно.
– Хочу воды, – сказала роза и замолкла.
Тони Аркадис, таможенник двенадцатого терминала, вышел из бара далеко заполночь. Аритромин в его крови притупил чувство реальности: Тони казалось, что тело его поросло белым пухом, как у барра, и что он парит в воздухе. Тони забыл все: он даже забыл, что предыдущая лейстомерия прожила в его крови всего пять дней.
За порогом забегаловки его ждали трое: заметив Тони, один подошел к нему и без лишних слов врезал в пах. Тони ойкнул и кувыркнулся в услужливо подставленные сзади щупальца. Чудовищная сила чуника сплела руки, вдавливая локоть в локоть, Тони шлепнулся коленами в грязь.
– Деньги!
– А?
Физическая боль мешала Тони сосредоточиться. Чем хуже было его телу, тем больше наркотика выделяла лейстомерия в кровь: чем больше наркотика выделялось в кровь, тем меньше Тони был способен правильно воспринимать происходящее.
– Ты, задница ттакки! За тобой должок – двести эргов. Забыл? Ты мне на пальцах клялся, что сегодня отдашь!
– Я… Мне… Мне обещали заплатить – за растаможку. А поставка сорвалась. Завтра…
– Завтра ты заплатишь двести пятьдесят. Послезавтра я тебе яйца отрежу.
Гибкие щупальца расплелись: Тони упал носом в грязь.
Когда Тони добрался до своего дома, его всего трясло. Он знал, что ночные приятели не шутили: к карточным долгам во все времена и на всех планетах относились куда как серьезно. Деньги были нужны к завтрашнему вечеру. Денег не было. Зато были жучки. Жучки, которые Тони с приятелем сажали на чемоданы путешественников, имевших несчастье пройти через таможню Тони.
Обычно Тони выбирал под жучок людей видимо зажиточных и мирных: именно такие ожиревшие буржуа, привлеченные репутацией Ярмарки, прилетали сюда для заключения деловых сделок и непременно соблазнялись на какую-то контрабанду. Дешевые кружева, говорящие цветы, лейстомерии, чианский янтарь и прочие невинные развлечения. Будучи уличены, эти благообразные джентльмены, карьера которых рушилась из-за сущего пустяка вроде пары метров псевдоживых кружев, становились перед таможенником на колени, плакали, причитали, и умоляли его принять в качестве компенсации деньги куда большие, чем те, что могли за кружева выручить.
Самоуверенный бизнесмен с сыновьями и собакой, проследовавший через терминал номер двенадцать, показался Тони вполне подходящей жертвой.
Вот только у Тони не было времени ждать неделю или другую, когда этот парень вздумает распрощаться с гостеприимной Ярмаркой. Соблазнительные чемоданы из желтой натуральной кожи, явственно обличающие в их владельце человека сытого и зажиточного, скорее всего, стояли в номере совсем одни, в то время как бизнесмен гулял по своим бизнесменским делам.
Надо было прослушать жучок, убедиться, что хозяина нет – и забрать чемоданы.
В светлой комнате на втором этаже баррийского дома Эйрик ван Эрлик собирал вещи. Чеслав бесцельно вертел в руках тяжелый десантный «Шквал», – шесть стволов, собранных в один пакет на вращающейся оси, скорострельность – тысяча восемнадцать импульсов в секунду, дальность прицельного огня – полтора километра, оружие категории «с», строжайше запрещенное для гражданских лиц, частных охранных предприятий и любых государственных структур, в составе которых позволено находится чужим.
Осознавал Чеслав или нет – но оружие было направлено в сторону Дом Келена, свернувшегося тут же, на циновке, в привычном уже виде ньюфаундленда. С лужайки доносился детский смех и шорох крыльев –
– Откуда вы взяли эту игрушку, Эйрик? – полюбопытствовал Чеслав.
– Не твое дело.
Всего за неделю манеры юноши удивительно изменились. Он больше не вздрагивал, посадив пятно на дорогие брюки, и не пытался вскинуть руку в приветствии, завидев в людном месте портрет императора. Но его худощавое тело по-прежнему двигалось с плавной грацией мастера боевых искусств, и его серые глаза были по-прежнему как непроницаемая броня, огораживавшая его от мира.
– Подпольная торговля оружием? Думаю, это как раз мое дело, ван Эрлик.
Эйрик пожал плечами.
– Слишком много народа хотело бы видеть мои глаза в баночке на своем столе, – сказал Эйрик. – Пока на нас охотятся Дети Плаща, у меня в кармане будет кое-что понадежней носового платка.
– Вас Дети Плаща пугают больше, чем император?
Эйрик не отвечал, продолжая упаковывать вещи.
– Что такое Дети Плаща? – спросил харит.
Черный хвост его мотался по полу туда и сюда, из раскрытой пасти свисал розовый язык. Харитам было удобно принимать облик животных: хариты, как и животные, не пользовались инструментами.
– Те ребята, которые атаковали нас на Харите.
– И что они хотят?
– Откуда я знаю! Наверно, вбили себе в башку, что на планете кто-то забыл установку для потрошения звезд. Они психи.
– Когда один член человеческого сообщества называет своего собрата психом, это может означать две вещи: либо второй отличается от нормы, либо второй отличается от первого. Последнее, к сожалению, случается чаще. Какой смысл вкладываешь в это слово ты?
– Эти парни, – сказал Эйрик, – верят в то, что весь мир грешен, а они святы и будут в Раю, если замочат как можно больше грешников. Каковыми, заметь, без разбора считается все население.
Снизу донесся возбужденный клекот
– Я бы не сказал, – проговорил Дом Келен, – что их представление о том, что все люди грешники, сильно отличается от действительности. Но я думаю, что их представление о собственной святости преувеличено. Как они могут в это верить?
Эйрик пожал плечами. Он был видимо раздражен:
– Плащ. Это какой-то симбионт. Они наяву видят рай, куда попадут после смерти.
– Разве они не понимают разницы между раем и лейстомерией? – вежливо спросил харит.
– Им говорят, что эндорфины, выделяемые Плащом, делают рай доступным взору человека.
– И чем они зарабатывают на жизнь?
– Убийствами, мой друг. Когда-то они убивали всех грешников подряд, а теперь это очень высокооплачиваемые убийцы, которые лишены главного недостатка убийцы – боязни умереть. В прошлом году они замочили министра обороны.
Эйрик хмыкнул.
– У господина министра была странная привычка. Как ты знаешь, на флоте куча людей, и это люди получают жалованье. Бывает, что они гибнут; а бывает, что и сбегают со службы. Так вот, господин министр забывал вычеркивать погибших, в связи с чем казна исправно перечисляла им деньги, которые господин министр забирал себе. И так как судить господина министра из-за симпатий императора к нему не представлялось возможным, то кто-то решил покончить с этим безобразием другим способом.
– Кто? – поинтересовался харит.
Эйрик молча кивнул в сторону Чеслава.
– Вранье, – сказал Чеслав, – организаторы убийства найдены. Они во всем признались…
– Чеслав! Если твое ведомство попросит как следут, можно признаться хоть в шпионаже в пользу Магеллановых облаков!
– Ты нас не очень-то любишь, да?
– Дичь не любит охотника, а бунтарь – палачей, – спокойно сказал Эйрик.