– Может быть, вы об этом не знаете, – осклабился Киссур, – но мост этот строили при государе Инане сорок тысяч человек, и на строительстве погибло, я думаю, не менее шести тысяч, когда при недостроенном мосте случился паводок. И судя по тому, что от него осталось, его придется строить опять, новым сорока тысячам. И вы сохранили жизнь двум сотням мятежников, а отняли ее у шести тысяч крестьян, которые опять погибнут, если случится паводок.

– Во всяком случае, – объяснил пилот, – я ни к чьей смерти не причастен. И если бы я стрелял по людям, я бы потерял и эту работу, и право летать. И вообще мне строго-настрого запрещено применять боевое оружие.

– Да? – процедил Киссур. – А отчего взорвался мост? Это что, вроде церемониального меча?

– Это, – сказал пилот, – оборонительное средство.

– Хорошая у вас оборона, – одобрил Киссур. – Сойдет и за кольцо в ухо и за серьгу в нос.

Прошло еще немного времени, и пилот ткнул в один черный кружок, а потом в другой – экран перед ним нарисовал человеческое лицо. Человек на экране походил на портрет советника Ванвейлена, только выглядел моложе, чем надо, – видать, время на небесах тянется медленнее.

– Ну как? – спросил Ванвейлен пилота.

– У меня такое чувство, – сказал Редс, – что меня сейчас съедят. От них просто воняет кровью.

В эту минуту Киссур оттолкнул пилота и сунулся к экрану.

– Я очень признателен вам, господин Ванвейлен, – произнес он. – Это вы господин этих людей?

– Господин Киссур, – озадаченно ответил Ванвейлен, – не лучше ли нам будет поговорить через час, лицом к лицу?

– Отчего же? Разве это непривычный для вас способ разговора?

Редс расхохотался.

– Когда-то, – сказал Ванвейлен, – вы рассуждали о том, что справедливая война – это когда империя покоряет варваров, строит дороги и учреждает законы. А несправедливая – когда варвары и повстанцы завоевывают империю и превращают людей в зверей, а поля – в пустыри. Что вы скажете о справедливой войне теперь?

Киссур внимательно глядел на Ванвейлена.

– Если государь, которому вы служите, – проговорил он, – восстановит порядок в стране Великого Света и если государь Варназд от чистого сердца признает себя вассалом вашего государя, то я сделаю все, что вы мне прикажете, если я, конечно, вам понадоблюсь.

Редс крякнул. Ванвейлен поднял брови: он, пожалуй, не ожидал, что этот человек так легко скажет: «Да».

– Я не служу никакому государю, – прикусив губу, ответил Ванвейлен.

«Арфарра был прав насчет ихней республики», – подумал Киссур.

– В таком случае я буду служить вам, если государь Варназд вновь получит власть надо всей ойкуменой. Можете ли вы это сделать?

Пилот вытаращил глаза. «Раб, – сказал себе Редс, – раб, который лижет сапог. Его господин подписал ему смертный приговор, рубил головы, как капусту, а раб умоляет нас позволить господину действовать в том же духе и дальше».

– Господин Киссур, – с насмешкой сказал Ванвейлен, – я бы мог обсудить с вами этот вопрос прямо сейчас, но я хочу сообщить вам, что наш разговор может слышать и записать любой, кто имеет соответствующее оборудование. Не стоит ли вам все-таки подождать часок?

Киссур подождал часок, и вскоре белая птица с шумом и ревом села на бетонную полосу на пустынном острове у края земли, таком холодном и далеком, что, наверное, при восходе солнца здесь был слышен скрип подземных ворот и фырканье огненного коня. Киссур выпрыгнул из стального брюха, и увидел, что Ванвейлен стоит прямо на границе между бетоном и травой, а ветер яростно трепет его серый плащ.

Они неторопливо пошли по дорожке к круглому куполу, вырастающему из земли на расстоянии в три полета стрелы. Ванвейлен говорил, а Киссур молчал и слушал. У дверей купола их ждал еще один человек. У него были глаза цвета гранита, и его высокий лоб весь собрался в морщины. Он выглядел очень непривычно в чистой черной одежде без украшений и пуговиц. Киссур остановился, оглядел его с головы до ног и произнес:

– Здравствуйте, господин Нан.

Ванвейлен тут же просунулся между двумя первыми министрами и произнес:

– Господин Нан приложил большие старания, чтобы втянуть меня в это дело. Без него бы меня здесь не было.

Нан поклонился Киссуру и сказал:

– Вас не шокирует мое появление в качестве… чужеземца?

– Я тоже варвар по происхождению, – ответил Киссур. – Что же удивительного в том, что чужеземцы верно служат империи? Разве в ойкумене когда-либо обращали внимание, откуда чиновник родом?

Ванвейлен, за спиной Киссура, нервно усмехнулся. Он подошел к дверям, и они разъехались сами собой. В то мгновение, когда Нан и Киссур, один за другим, вошли в холл, Киссур быстро наклонился к уху Нана и прошептал:

– Между нами есть еще одно сходство.

– Какое?

– Когда мне показалось, что империя погибает, я позвал на помощь моих соплеменников. И вы сделали то же самое. И вы знаете, – прошел целый год, прежде чем я понял, что нет более верного способа погубить империю, нежели позвать на помощь варваров.

Нан дико глянул на Киссура.

Через несколько минут они оказались в комнате без камня, без глины и без бревен. В ней были белые стены и стальные столы. В комнате стояло несколько людей, и в кресле на больших колесиках сидел Арфарра, а бок-о-бок с ним, – самозванный Арфарра, Ханалаев проповедник. Они довольно мирно беседовали.

Все расселись. Киссуру представили остальных чужеземцев, и тут окончательно стало ясно, что Ванвейлен – господин всех этих людей. Только один, по фамилии Белински, отрекомендовался как глава правительственной комиссии и человек независимый, но по его поведению это было незаметно.

Первым говорил этот Белински. Он говорил долго и с удовольствием, и минут через пятнадцать Киссур не выдержал:

– Словом, вы решили ни во что не вмешиваться.

– Известные трудности, связанные с быстрым принятием решений… – начал тот.

– Цыц! – сказал Киссур. – Государь Иршахчан за такую длинную речь укоротил бы вас на голову.

Упоминание о государе Иршахчане видимо смутило присутствующих. Киссур повернулся к Ванвейлену:

– Значит, люди ойкумены по-прежнему будут убивать друг друга, когда вашим чиновникам достаточно шевельнуть плавником?

Ванвейлен слегка побледнел:

– Нет, не по-прежнему, – сказал он.

– Что значит – не по-прежнему?

– Видите ли, – мы прилетели сюда три дня назад, связались с Бьернссоном, который построил очень остроумный передатчик… – тут Ванвейлен кивнул в сторону яшмового аравана.

– Мы рассчитывали на то, что господин Нан незаметно для всех явится в столицу, планировали тайные переговоры. И вдруг Бьернссон сообщает нам, что, если хотим иметь дело с живым Арфаррой, у нас совершенно нет времени. Наше открытое появление все изменило.

– Бросьте, – усмехнулся Киссур, – сейчас ойкумена переполнена колдунами. Одним чудом больше, или меньше – это совершенно неважно.

– Для ойкумены – неважно, – объяснил Ванвейлен, – а для нашей Федерации – важно. Кошку выпустили из мешка. И теперь, пока законодатели будут выяснять, может или не может одно государство вмешиваться в дела другого государства, предприимчивые люди будут продавать оружие всем, кто за него заплатит. Покупателей много, рынок большой. Так что, я думаю, через полгода число участников гражданской войны