— Что ж вы, основоположник, так сказать, отец-основатель… Ученый! Молнию там что-то…по проводам, не так ли?

«Что он имеет в виду? — мелькнуло в мозгу у Белова. — Опыты Франклина с атмосферным электричеством во время грозы — с воздушным змеем, проводом, лейденской банкой? Или он имеет в виду того мудака, которого Борька охерачил молнией у Буя?»

— Знаменитость! — продолжал тем временем мент. — Мировое светило! Во всем мире вас знают, любят, чтут-почитают… А вы вот гоните тут, на опаснейшем участке, как пьяный переславльский рэкетир!

— Моя бы воля — просто полетел бы! — признался Белов вслух.

— А кто же вам не дает-то? — гаишник даже оторопел от удивления. Затем он кинул взгляд через плечо, на вертолет, и улыбнулся Белову уже как родному: — Платите и летите!

— Нам далеко лететь!

— Платите больше и летите дальше, — пожал плечами гаишник.

Белов кивнул и стукнул Лене по стеклу:

— Елена, вылезай! Мы дальше полетим.

Пес доедал четвертый пакет «Чаппи»… Восемь пустых пакетов «Педигрипал» лежали рядом с грудой шпал…

Калачев нагнулся, взял пару комочков «Чашш», закусил…

— Неплохо, нет!…Совсем неплохо…

Пес, доев «Чаппи», вопросительно глянул снизу вверх на Калачева…

— Еще закусить! — Калачев сунул деньги в окошко.

— Осталась только кошачья еда: «Китти-кет».

— Кошачью — как? Попробуем? — повернулся Калачев к псу.

Пес склонил голову, как бы желая сказать: «Почему бы нет?»

— Никто не осудит! — согласился с ним Калачев и, глянув в окошко, сказал: — Сразу давай упаковку!

— Двадцать четыре банки?!

— Ну. Чтобы зря тебя не тревожить.

…Первая банка кошачьей еды исчезла единым глотком.

Пес даже издал уважительный звук, давая понять Калачеву: «Да — вещь!»

В небе над ними прогрохотал гаишный вертолет…

— На север понесся. Эх, нет тут прапорщика Капустина! — провожая вертолет взглядом, вздохнул Калачев. — А то бы он сказал: вот в нем летит, я думаю, Белов… Сказал бы непременно! Охо-хох…

Он вскрыл вторую банку из упаковки, вывалил ее содержимое перед псом и, потрепав его по спине, изрек наставительно, словно внушая урок:

— Желудок котенка — чуть меньше наперстка… Желудок собаки — чуть больше ведра…

Он отхлебнул из бутылки и закусил, проведя пальцам по стенке пустой банки:

— Нормально. Жрать можно.

Пес ел кошачью еду, заглатывая со свистом, словно боялся, что Калачев сейчас отнимет…

— Мы еще будем в форме… — сказал Калачев псу, выбирая очередной репей из его хвоста. — Нам только отожраться бы и отдохнуть… Они еще посмотрят, в какой мы будем форме! — он отхлебнул. — Как мы с тобою будем выглядеть… На нашу шерсть с тобой они посмотрят… Увидят, погоди!

— Так как летим? — летчик обернулся к Белову.

— Летим все прямо, вдоль железки. На север жмешь, на север. От Котласа возьмешь чуть-чуть восточней — на Воркуту. И жмешь вдоль колеи — почти что до Инты. А дальше нам направо, в горы, я покажу.

— Что — наконец-то не лезет уже в тебя больше? Ну, я тогда сам доем!

В бутылке оставалась половина. Выливать водку было, конечно, жалко, а допивать — явно лишнее…

— Н-да… — Калачев встал, отряхнул брюки…

Пес тихо гавкнул и, привлекая к себе внимание Калачева, резко махнул хвостом…

— Что?

Пес подбежал к мусорным бакам, железным кубам, стоящим поодаль, метрах в десяти, гавкнул опять…

— А!…Да, это верно! Нужно убрать за собой… Не быть свиньей, не быть… — Калачев нагнулся, собирая банки и рваные пакеты. — Ты просто уникум… Из ряда вон собака… Собачий профессор какой-то… Академик общественных наук, а не пес…

Он подошел к ближайшему помойному баку с ворохом мусора в руках, открыл бак и даже вскрикнул от неожиданности…

В баке, на груде помойки и мусора, полузарытый во все это, лежал человек.

— Труп! — сморщился Калачев, выкидывая тем не менее мусор — сбоку, однако, от трупа, чтоб не держать мусор в руках. — Опять труп… Нигде мне уж нет покоя от трупов…

Неожиданно «труп» повернулся, вздохнул, приоткрыл один глаз…

— Живой, — сообщил Калачев новость псу. — Он еще живой… Но ты не удивляйся, собака! Это ж Россия, дружок… Русь, мать, святая… Живого человека… Р-р-раз — и на помойку! Не нужен, значит… Никому не нужен! Ну — в бак, понятно… Это у нас бывает. Сплошь и рядом…

— Ка-ла-чев! — произнес «труп» отчетливо.

— Калачев! — согласился Калачев, облокачиваясь на край мусорного бака, как на стойку в баре — с явным намерением пообщаться.

— Инспектор из угро… — констатировал «труп».

— Инспектор Калачев, да… Все правильно. А с вами — чести не имел… Мы с вами не встречались в… А впрочем, нет… Не то! Даже не догадываюсь. Ты кто? А? — он постучал по стенке бака, пытаясь вновь вернуть «труп» к жизни: — Кто-кто в теремочке живет? Кто-кто в невысоком живет?

«Труп» с трудом зашевелился, закряхтел… Вылез из мусора наконец, сел на груде помойки…

— Да сцепщик я… Егор Игнатов.

— А-а-а… Сцепщик!…Ща! — взяв недопитую бутылку водки за кончик горлышка, Калачев опустил ее в бак: — Майна-майна-майна… На! Принимай помалу…

…Пес, сидящий рядом с баком, склонил голову, прислушиваясь… В мусорном баке что-то жадно забулькало.

— Где будем заправляться? — спросил гаишника пилот.

— В Ухте, я думаю. Ну, как обычно…

— Как на рыбалку, на Печору когда? — кивнул летчик, глядя на приборы: — По километрам почти то же самое, верно…

Тайга мелькала, проносясь под вертолетом.

— О, Господи! — сцепщик встал в баке, облокотился о край. — От смерти спас ты меня, от лютой… Как холодно мне было в этой хижине железной! И гадость снилась разная. Ты открываешь, крышку-то — все, я подумал — смерть пришла… А это ты, спаситель мой чудесный…

— Теперь рассказывай, давай…

— Все знаю! До деталей. Вижу, вижу… Расскажу! Но… Но!

— Еще бутылку и пожрать. Побольше.