Увидев возле полустанка Секши коммерческую палатку, Калачев остановился.

«Не надо, может быть?» — подумал было он, но тут же передумал.

— Пиво и соленых орешков.

Получив желаемое, он сделал шаг в сторонку от палатки.

«Не стоит, ох, не стоит!» — мелькнуло вголове.

— Ат, ч-черт! — сказал он вслух и, не откупоривая, отправил банку с пивом вурну у палатки.

Вернулся.

— Водочки бутылку!

— Ат, ч-черт! — махнул рукой Белов. — Достанут все равно ведь! — он сбросил газ.

— Но Коля! Они ведь тебя снова посадят!

— Нет. Борька сказал: не суждено. Такая матрица судьбы уж у меня, понимаешь ли…

Он завернул, въезжая на площадку для отдыха.

— Но это все ж тебе приснилось — твой Тренихин, встреча с ним!

— Думаешь? — спросил он саркастически, поспешно вынимая из кармана одну за другой стодолларовые купюры… — А вот сейчас мы это как раз и проверим!

Напротив них уже завис над площадкой для отдыха вертолет и начал медленно опускаться.

Калачев устроился очень удобно — на груде старых шпал — метрах в ста от здания вокзала, если это станционное строение можно назвать зданием.

Открыл.

Отпил, наверно, сразу треть бутылки. Водка, приятно обжигая пищевод, бодро влилась, ворвалась в пустой, голодный желудок.

Что ж? Полегчало сразу, мгновенно.

Он вскрыл пакет с солеными орешками.

Взял штуки три.

— Ну, вот и закусил…

Внезапно что-то твердое ткнулось ему в спину.

Устало, равнодушно, рефлекторно, он начал лениво поднимать руки, не дожидаясь даже неизменного «руки вверх».

Но, поднимая руки, скосил глаза назад.

Фу, черт возьми! Вот нервы…

Его слегка ткнул носом в спину какой-то бродячий пес.

Обычный пес. Большой. Бездомная дворняга, сразу видно. Худой, как смерть.

Пес обошел его, встал перед ним.

Кивнул ему, будто здороваясь. Кивнул достойно, скромно.

— Ну, здравствуй, пес!

Пес вильнул хвостом…

— Да ты не будешь это! Собаки орехов не едят.

Пес отступил на полшага и вопросительно взглянул ему в глаза…

— Ну, на тогда, попробуй!…Э-э-э… — вздохнул спустя секунду Калачев. — Да ты готов сожрать буквально все — кроме земли и неба… На! — Он высыпал остатки арахиса на землю и взялся за бутылку.

Через пять секунд орехам, как и водке, наступил конец.

— Ага! — Иван Петрович поднял палец. — Ну, сейчас-то мы устроим праздник с тобой!

— Еще бутылку водки! — протянул он деньги.

— Что закусить?

— А дай мне — вот — собачий корм, «Педигрипал»… пакетов пять… Килограммовых.

Белов медленно шел к гаишнику, вылезшему ему навстречу из вертолета.

«Опасно, ох как же опасно… — стучало в висках у Белова. — Могли давно дать по радио ориентировку, и сейчас его напарник — пилот, оставшийся в вертолете, может в любую минуту… Этот отвлечет, а тот просто врежет очередью по ногам… И хорошо еще, если по ногам…»

— Здравствуйте! — сказал Белов вслух, подойдя к вертолету и как можно более непринужденно и доброжелательно кивнув…

«Расслабить мускулатуру лица, не напрягаться… Плечи опустить. Не держать их вешалкой для пиджака… Казаться озабоченным, рассеянным, удрученным невзгодами. Специально глаз не отводить, но и не фиксировать взглядом, не тревожить… Все так… Все нормально…»

Гаишник молча козырнул в ответ.

«Опасно, ох, черт, опасно… — мелькнуло в мозгу у гаишника. — Сейчас он мне будет впендюривать бабки… в машине вон баба осталась, напарница, может быть… Бабы, бывает, тоже отменно палят. Лучше мне встать по-правее, повернув его спиною к тачке, и заодно загородится им от бабы… Сигнал он спиной едва ли подаст — скорей или ногу отставит, или головой качнет — что-нибудь в этом роде… Внимательно следить за его динамикой. Вот он явно расслабил плечи! Для чего? Расслабленная рука быстрее двигается — это известно… Увеличить дистанцию, чтоб кулаком не достал. Вот так. И спокойно, спокойно… Пока ему в меня стрелять не с чего».

— Документики ваши прошу, — сказал он вслух.

— Пожалуйста: техпаспорт на машину, техталон. — Белов протянул гаишнику пять сотенных бумажек.

Гаишник взял их, строго рассмотрел портрет:

— Так… Это кто ж у нас? Франклин…

— Теперь права мои… — Белов прибавил еще триста. Гашник принял триста, снова рассмотрел портрет:

— Водительское удостоверение… Так-так… И там Франклин, и тут Франклин… Совпадает…

— А это — превышение скорости на трассе… — Белов добавил еще сто.

— Прекрасно. А вот мы глянем — кто превысил скорость-то у нас? Опять же он — Франклин. Ну, хорошо. — гаишник усмехнулся — по-доброму, с иронией: — Что ж вы так? Гражданин Франклин!

«Пусть думает, что я того, с большим приветом… А впрочем, — решил вдруг гаишник, — За девятьсот-то баксов в наше время можно, в конце-то концов, и смерть принять. Так лучше, чем от водки и от простуд…»

— Вы же известнейший человек, гражданин Бенджамин Франклин, — продолжил он вслух. — Вся страна вас знает, без всякого преувеличения, не сочтите за лесть. Видный мужик, степенный, солидный! На фото вот здесь вы, кстати, постарше немного, мне кажется, выглядите…

— Да, я после болезни фотографировался тут, тут и тут, — согласился Белов и подумал: «Неужели проносит, да вроде бы, — тьфу-тьфу-тьфу!»

— Да, — кивнул гаишник. — А вот на этом фото лицо у вас как бы и помоложе, но здесь лицо ваше немножечко одутловатое, больное как бы… Так вот, дорогой вы мой… Я вам сейчас выпишу квитанцию: заплатите небольшой на первый раз штрафик…

— Сколько угодно!

— Нет-нет, не мне, а в банк. И принесете квитанцию в Ярославское городское ГАИ— вот адресок его. Поняли? А документики ваши… — гаишник помахал в воздухе девятью стодолларовыми бумажками, — останутся пока у меня… Договорились, гражданин Франклин?

— Конечно, конечно! Спасибо большое, товарищ инспектор! — Белов кивнул, подумав: «Фу, пронесло… тьфу-тьфу-тьфу!»

«Фу, пронесло, кажется! — подумал инспектор. — У него неплохое лицо… тьфу-тьфу-тьфу! Подыграл мне — вот чокнутый… Свят-свят-свят!» Он улыбнулся Белову приветливо, облегченно и сказал вслух уже, совершенно добродушно, по-свойски — как мужик мужику: