раскосые глаза были широко распахнуты, а с уст срывались бессловесные причитания. Следом двигалась растущая кучка Родни, женщины высоко поднимали юбки, шептались между собой. Впереди, с угрюмыми лицами, шли Реанне и ее товарки из Объединяющего Круга; Кирстиан казалась бледнее обычного. Алис тоже была в толпе, и на лице у нее застыло весьма озадаченное выражение.

Аделис остановилась перед Илэйн и подтолкнула к ней Гарению. Та упала в снег да так и осталась стоять на четвереньках. Позади сбилась кучкой Родня.

– Я пришла к тебе, потому что Найнив занята, – сказала Коричневая сестра. Иными словами, Найнив где-то милуется с Ланом, раз выпала минутка, но впервые по губам Аделис скользнула лишь тень улыбки. – Тихо, дитя мое! – рявкнула она на Гарению. Та тут же умолкла. Аделис довольно кивнула. – Это не Гарения Розойнде, – сказала она. – Я ее наконец узнала. Это Зария Алкайсе, послушница, сбежавшая незадолго до того как мы с Вандене решили удалиться на покой и написать историю мира. Она призналась. Удивительно, как это Кареане не опознала ее раньше: они вместе были послушницами два года.

Закон ясен, Илэйн. Беглянка должна вновь надеть белое платье, и ее нужно содержать в строгости, пока она не вернется в Башню и не подвергнется строгому наказанию, после которого даже помыслить о бегстве не посмеет!

Илэйн медленно кивнула, стараясь сообразить, что сказать. Гарения – или Зария – одна из тех, в ком Сила буквально кипит; Башня не отпустит ее, пускай она всю жизнь потратит на то, чтобы заслужить шаль. Но Илэйн припомнила кое-что из сказанного этой женщиной при первой встрече. Тогда смысл ее слов ускользнул от нее, но сейчас... Как Зария вновь отнесется к послушничеству, прожив сама себе хозяйкой семьдесят лет?

Долго раздумывать Илэйн не пришлось. Внезапно Кирстиан пала на колени, вцепившись рукой в юбки Аделис.

– Я признаюсь, – промолвила она (в лице ни кровинки). – Меня вписали в книгу послушниц почти триста лет назад, а я убежала меньше чем через год. Я признаюсь и... и прошу милости.

Теперь уже Аделис округлила глаза. Кирстиан заявила, что сбежала из Белой Башни, когда сама Аделис была еще младенцем! Большинство сестер по-прежнему до конца не верили возрасту женщин из Родни. С виду Кирстиан едва ли больше сорока, ну, от силы пятьдесят.

Аделис быстро пришла в себя. В конце концов, она много лет была Айз Седай. Ее окружала аура возраста и авторитета.

– Если это так, дитя мое, – ее голос чуть дрогнул, – боюсь, нам придется и тебя облачить в белое. Вы все равно будете наказаны, но признание несколько смягчит наказание.

– Потому я так и поступила. – Ровный тон Кирстиан вряд ли бы кого обманул. – Я знала, что рано или поздно вы меня обнаружите.

Аделис кивнула, будто соглашаясь с очевидным, хотя как она вывела бы Кирстиан на чистую воду, оставалось лишь догадываться. Вряд ли эту женщину с рождения звали Кирстиан Чавин.

– Вздор! – прорезался сквозь ропот Родни хриплый голос Сарейнии Востован. Не обладавшая достаточным уровнем Силы, чтобы стать Айз Седай, не настолько старая, чтобы занимать высокое положение среди Родни, она тем не менее с самым решительным видом шагнула из толпы. – С какой стати нам отдавать их Белой Башне? Мы помогали убежавшим женщинам, и правильно делали! В правилах ничего такого не сказано!

– Держи себя в руках! – осадила ее Реанне. – Алис, пожалуйста, возьми на себя заботу о Сарейнии. Она, по-видимому, забыла слишком много правил, которые ей положено знать.

Алис посмотрела на Реанне, лицо ее по-прежнему оставалось непроницаемым.

– В наших правилах, Реанне, ничего не говорится о том, чтобы выдавать беглянок, – сказала она. Алис, которая твердой рукой насаждала правила Родни!

Реанне дернулась, будто ее ударили.

– Мы всегда держали беглянок отдельно, пока не убеждались, что их розыск прекращен. А если сестры находили убежавших раньше, то мы им не препятствовали. Таковы правила, Алис. Какое еще ты намерена нарушить? Предлагаешь взбунтоваться против Айз Седай? – В голосе Реанне сквозила насмешка. Алис молча смотрела на нее.

– Да! – выкрикнул кто-то в толпе Родни. – Нас много, а их мало!

Аделис, не веря своим ушам, воззрилась на толпу. Илэйн обняла саидин: Родни и вправду слишком много. Она почувствовала, как Авиенда обратилась к Силе, а Бергитте напряглась.

И тут Алис будто очнулась и заговорила вновь:

– Сарейния, вечером, когда остановимся на ночлег, ты явишься ко мне, с розгой. А розгу срежешь собственноручно, сегодня утром двинемся в путь. И ты тоже, Астра, – я узнала твой голос! – А потом повернулась к Реанне: – Когда мы остановимся на ночлег, я сама явлюсь к тебе, и ты вынесешь решение. А почему никто в путь не собирается? Особое приглашение нужно?

Женщины из Родни кинулись врассыпную.

Когда отряд миновал мост через замерзший ручей, что выгибался петлей возле деревни, а Найнив все никак не могла поверить тому, какое зрелище упустила, и потому сердито высматривала, кого бы приструнить, Сарейния и Астра везли с собой розги – как и Алис, – а у Зарии и Кирстиан под темными плащами были срочно найденные белые платья. Ищущие Ветер показывали на них пальцами и громко смеялись. Но многие из Родни по-прежнему шептались, сбиваясь в кучки и умолкая, стоило сестре или кому-то из Объединяющего Круга взглянуть на них. И на Айз Седай они посматривали искоса.

Восемь дней то пробивались сквозь сугробы, когда не валил с неба снег, то скрипели зубами в гостинице, когда не пускал дальше снегопад. Восемь дней Родня пребывала в задумчивости, восемь дней Ищущие Ветер заносчиво вели себя с Родней, а заодно и с Айз Седай. На утро девятого дня Илэйн начала подумывать, что скоро кто-то вцепится кому-то в глотку.

Она уже гадала, одолеют ли они последние десять миль, оставшиеся до Кэймлина, без смертоубийства, когда к ней в дверь постучала Кирстиан и, не дожидаясь ответа, ворвалась внутрь. В простом шерстяном платье не было и намека на белый цвет, приличествующий послушнице, и она отчасти обрела свое прежнее достоинство (как будто знание будущего благотворно сказалось на настоящем). Кирстиан поспешно присела в реверансе, зацепившись за свой плащ, в ее почти черных глазах плескалась тревога.

– Найнив Седай, Илэйн Седай, лорд Лан сказал, чтобы вы сразу же пришли, – еле дыша, вымолвила Кирстиан. – Он велел мне никому не говорить, и вы тоже ничего не должны говорить.

Илэйн и Найнив переглянулись с Авиендой и Бергитте. Найнив пробурчала под нос что-то о мужчине, который не отличает личного от прочего, а потом вспыхнула, но было ясно, что она и сама не верит своим словам. Илэйн ощутила, как подобралась Бергитте – стрела на натянутой тетиве.

Кирстиан не знала, чего хотел Лан, знала лишь, что должна отвести их к маленькой хижине за околицей деревни с названием Кулленов Распуток, где Аделис минувшей ночью держала Испан. Лан стоял снаружи, глаза его были морозны как воздух, Кирстиан он внутрь не пустил. Переступив порог избушки, Илэйн поняла, почему.

Возле перевернутого табурета лежала на боку Аделис, неподалеку от вытянутой руки валялась простая деревянная чашка. Глаза Аделис смотрели в никуда, лужица крови, вытекшей из глубокой раны на горле, уже свернулась. На маленьком топчанчике, уставясь в потолок, лежала Испан. Губы растянуты, обнажая мертвый оскал, в выпученных глазах застыл ужас. А в груди ее торчал деревянный кол в запястье толщиной. Молоток, которым забивали кол, валялся рядом, на краю темного пятна, расползшегося из-под топчана.

Илэйн заставила себя не думать о бунтующем желудке.

– О Свет! – выдохнула она. – Свет! Кто мог это сделать? Как вообще это могло случиться?

Авиенда задумчиво покачала головой, а Лан просто смотрел разом во все стороны, словно ожидая, что тот, кто совершил это убийство, ворвется в одно из двух крошечных оконец или вломится сквозь стены. Бергитте вытащила поясной нож и, судя по ее лицу, очень жалела, что при ней нет лука. Та стрела в голове Илэйн будто затрепетала на тетиве.

Вначале Найнив замерла на месте, разглядывая обстановку. Впрочем, смотреть было почти не на что.