После этой строки мой голос слился с Богдановым. Словно в театре, мы декламировали с пафосом мастеров сцены, и деревья были нашими единственными слушателями.

Потом мы шли молча. Дорога простиралась как стрела, прямо. Через некоторое время мы заметили, и наша примитивная карта это подтвердила, что впереди дорога круто поворачивает влево, обходя лес. Чтобы спрятаться от палящего солнца и сэкономить время, мы решили идти напрямую через лес.

Идя по узкой тропинке, мы наслаждались прохладным ветерком, время от времени останавливались, прислушиваясь к глухому грому канонады, которая всё время усиливалась. Однако вскоре я перестал обращать на это внимание. В тишине леса я почти забыл о войне. Мысленно я окунулся в далёкое прошлое. На экране истории я видел Белую Церковь сожженную татаро-монгольскими ордами, медленно отстроенную, позже завоёванную Польско-Литовским королевством, крестьян, превращённых в крепостных. Потом в моём воображении возникло крестьянское восстание, короткий промежуток свободы и наконец порабощение Украины Россией.

Образы этого столетия были ещё чётче. И снова они наполнились жестокостью и кровью. Я видел, как Австро-Венгерская армия шагает через Белую Церковь на Киев, а россияне отбивают это наступление. И те и другие истекают кровью. Между двумя фронтами я видел эпизод рассказа о моём деде и пане Ковале. В последних кадрах огни, грабежи, насилие становились всё более безумным ? с севера надвигались орды большевиков. Их девизом была свобода, но несли они смерть.

Теперь я был свидетелем настоящей истории. Она развивалась перед моими глазами. Я слышал и дышал ею. Постоянный гром взрывов, стрекотание артиллерии становились всё сильнее. Очевидно, немцы готовились наступать на Киев.

От мысли о том, что мы скоро будем в столице, я ощутил волну возбуждения, смешанную с надеждой и опасением неизвестности. В таком блаженном настроении я вышел на поляну. Оглянулся, чтобы спросить Богдана, или не хочет он отдохнуть. Но не успел и слова сказать, как услышал: «Halt! Hande hoch!»[20]

Мы подняли руки.

На другой стороне поляны, готовые стрелять, стояли два немца. В камуфляжной форме их еле можно было отличить от листьев.

? Мы ? freund,[21] ? промямлили мы.

Через секунду нас обыскали и повели по широкой тропинке, обрамлённой, казалось издали, кустами, а на самом деле замаскированными танками и палатками.

Наконец нас привели к большой палатке. Какой-то высокий мужчина, судя по форме и наградам, офицер, наклонившись стоял возле столика, покрытого картами. Наш конвоир отдал ему честь и обращаясь к нему «Herr Oberst[22]», доложил, что нас задержали возле военного лагеря. Oberst мельком взглянул на нас и повернулся к своим картам. Через несколько секунд, словно подумав, он снова посмотрел на нас: «Что, чёрт возьми, тут делают эти дети? Идите ка сюда, ребята».

Мы подошли ближе к столу, солдат остался сзади.

Oberst с интересом посмотрел на нас, как на слона в картинной галерее. Он был высоким, примерно лет сорока, самоуверенным, голубоглазым и рыжеволосым. Медали на кителе и серебряные погоны придавали ему солидность. К удивления, разговаривал он с нами очень доброжелательно. Хотел узнать кто мы, что делаем в зоне военных действий. Понимаем ли, что сейчас стоим посреди танковой дивизии, которая ожидает приказ наступать на Киев? Вопреки ожиданиям, его слова звучали искренне и приветливо, он чем- то напоминал мне пана Коваля.

Мы не очень хорошо владели немецким, чтобы ответить на все его вопросы, но этого мы бы и не сделали, даже если бы и знали её в совершенстве. Перед выездом из Житомира нам велели, если будут спрашивать немцы, не признавать своего членства в Организации.

Переплетая правду и ложь, мы соткали простенькую историю. Своим школьным немецким и жестами мы проинформировали Oberst'a, что мы одноклассники из Лемберга, ищем Богданова брата Игоря, арестованного россиянами по обвинению в надругательстве над статуей Сталина. Несколько недель перед войной его перевели в какую-то киевскую тюрьму. Мы хотели прибыть в Киев сразу после того, как его захватят немцы, надеясь застать Игоря живым. В конце мы выразили уверенность, что немецкие войска через несколько дней возьмут Киев, поскольку они намного сильнее красных.

Oberst'a эта история взволновала, а особенно наша уверенность в превосходстве немецкой армии. Однако он покачал головой и твердо предостерёг нас, что «война ? не детская игрушка», что находиться возле линии фронта опасно, что нас можно легко принять за российских шпионов.

Он позвал своего адъютанта, тот пришёл с небольшой портативной пишущей машинкой ? самой маленькой, которую я видел. Посматривая на нас, Oberst что-то продиктовал, кажется относительно нас. Адъютант напечатал, Oberst подписал и поставил печать. С улыбкой человека, который гордится своим добрым поступком, он дал нам эту бумагу. «Вот, ребята, ? сказал он, письмо-просьба к германским подразделениям оказывать вам содействие в транспорте и питанием по дороге домой, в Лемберг».

Проигнорировав совет Oberst'a, мы снова обходным путём направились в Киев. Через несколько часов ходьбы мы добрались до трассы Киев-Одесса.

Дорога стелилась необозримыми полями перезревшей пшеницы, которую из-за войны не убирали. Ещё несколько дней назад эти поля ласкал ветерок, нежило солнце. Сегодня они пахли смертью.

Воронки, обгоревшие танки, мёртвые лошади, разбитые грузовики, брошенные пушки, изувеченные тела убитых красноармейцев покрыли обочины дорог возле полей. Охмелевшие от крови убитых солдат, кружили стаи ворон. Из интереса мы с Богданом взобрались на Т-34, который лежал на боку в кювете. Однако мы не смогли заглянуть в середину, потому что вонь разлагающегося трупа вынудила нас спрыгнуть с танка.

К мрачности присоединилась и погода. Впервые с начала нашего путешествия небо загрустило, ветер гнал одинокие серые тучи. После полудня мы услышали далёкий звук грома, усиленный грохотом пушек где- то возле Киева. Иногда до нас долетало рычание миномётов и стрекотание пулемётов. Российский «Максим» было не тяжело узнать по его сердцебиенному ра-та-та-та. Пока мы добрались до трассы, небо потемнело, поднялся ветер. Тяжёлые тучи мчались одна перед другой, словно их преследовала невидимая сила. Казалось молнии пытаются расколоть небо пополам, земля дрожала от грома. Военные колоны на некоторое время исчезли с дороги. Наверно, немцы предвидели ненастье и решили его переждать.

Капнуло несколько тяжёлых капель и вдруг всё стихло, как это бывает перед настоящей бурей. Даже просветлело. Неподалеку, правее дороги появились контуры села. Мы решили там переночевать.

Свернув на полевую дорогу, которая вела в село, мы услышали гул мотоцикла. Это ехали немецкие солдаты в касках с автоматами за плечами. За ними катился военный грузовик.

Мотоцикл со скрипом остановился перед нами, а грузовик ? сзади.

? Украинцы? ? спросил солдат, слезая с мотоцикла.

? Да, ? бодро ответили мы, радуясь, что он не принял нас за российских шпионов и надеясь, что он нас подвезёт.

? Bandera Bewegung![23] ? выкрикнул он.

? Нет, не Бандера! ? закричали мы, а Богдан дал ему письмо от Oberst'a.