Разбойники увидели перед собой настоящее чудовище. Желтые глаза горели огнем, острые зубы хищно скалились.

Прежде, чем они сообразили схватиться за оружие, Ульвхедин спрыгнул с лошади и направился к ним.

Разбойники оцепенели от страха. Судья не сводил с него глаз, он ничего не понимал.

Чудовище с каждой минутой росло, скоро оно достигло уже сверхъестественных размеров. Холодом сковало сердца разбойников, они не двигались, точно заледенели изнутри. Лица их подернуло зябкой синевой.

Ульвхедин схватил судью за руку.

— Это ваш? — спросил он и показал на кошелек, который держал один из разбойников.

Судья кивнул, пытаясь проглотить комок, застрявший у него в горле.

Ульвхедин забрал у разбойников кошелек и одежду судьи, потом попросил судью одеться и сесть на лошадь. Судья медлил, и тогда Ульвхедин сам поднял его и посадил в седло.

Потом он сел на одну из лошадей разбойников и собрал в руку поводья остальных лошадей. Животные его не боялись.

— Ну вот, теперь мы поедем обратно. — Голос у Ульвхедина был грубый.

— Но?.. — Судья бросил взгляд на неподвижных разбойников, похожих на ледяные столпы.

— Они не умерли, это я сковал их стужей на время. Постепенно они отойдут. Я больше не убиваю.

Он вновь был своего обычного роста. Глаза перестали гореть огнем.

Судья не мог произнести ни слова.

Дар речи вернулся к нему, когда они уже ехали по дороге.

— Куда вы везете меня? — спросил он Ульвхедина.

— Обратно в трактир, куда же еще?

— Но…

Он мог бы убить меня, подумал судья. У него есть возможность обрести свободу. Избавиться от худшего из своих врагов.

— Почему вы спасли меня? — тихо спросил он.

— Ведь вы их друг, если не ошибаюсь? Я имею в виду Людей Льда. И вы человек. Вы стремитесь к добру, а разбойники сеют зло.

Судья задумчиво поглядел на него, но промолчал. Навстречу им ехали всадники. Это была Виллему и ее спутники, они сначала поехали по другой дороге.

Судья опасался встречи с Виллему и Домиником. Он не знал, как они поведут себя.

Но его страх быстро прошел. Судья приказал солдату заковать в кандалы оставленных под дубом разбойников. А потом повернулся к Виллему, Доминику и Ульвхедину.

— Поезжайте в Данию, — произнес он с каменным лицом. — Мне будет трудно объяснить свой поступок наместнику короля в Норвегии, но вы правы, фру Виллему: каждой семье нужен хороший, заботливый отец. Пусть его жена и ребенок потом приедут к нему. А сейчас долой с моих глаз! Мы с вами не встречались, запомните это!

Они молча расстались. Обе группы порознь вернулись в трактир, они избегали общества друг друга.

— Мы гордимся тобой, Ульвхедин, — дрогнувшим голосом сказала Виллему. — Ты выдержал серьезное испытание.

Ульвхедин сидел с безразличным видом, но Виллему и Доминик видели, что его обрадовали эти слова.

Через несколько дней Ульвхедин стоял на корме шхуны и следил, как вдали скрывается берег Норвегии.

«Элиса, — думал он. — Элиса, моя жизнь и мой свет, увидимся ли мы когда-нибудь? Суждено ли мне еще хоть раз держать на руках маленького Йона? Жизнь без вас не имеет для меня смысла. Что мне делать на чужбине?»

К нему подошли Виллему и Доминик, вместе они смотрели на таявшую вдали узкую полоску замерзшей норвежской земли. Судно было небольшое, но они уже освоились среди моряков, как осваивались везде, куда бы ни попадали. Они, как вольные художники, чувствовали себя хорошо в любой среде и в то же время, нигде не чувствовали себя дома. Такова была судьба всех представителей этого рода, отмеченных особой печатью.

Ульвхедин произнес вслух то, о чем думал:

— Что мне делать в Дании?

Виллему не успела ответить, как он продолжал:

— Почему бы нам не отправиться в Швецию? Ведь это было бы проще?

Виллему покачала головой.

«Они не хотят, чтобы я жил с ними в Швеции», — подумал Ульвхедин.

— Ты не прав, мы бы хотели взять тебя к себе в Швецию, — мягко сказал Доминик.

— Проклятье, ты читаешь мои мысли! — процедил сквозь зубы Ульвхедин, но в его желтых кошачьих глазах зажглись веселые огоньки.

Доминик улыбнулся:

— Я не читаю твои мысли. Просто почувствовал, что ты обижен, и угадал почему. Но сейчас уже ничего нельзя изменить. Мы договорились со шкипером и заплатили ему. К тому же нам с Виллему хочется повидаться с нашим кузеном и представить ему тебя, нового члена нашей семьи. Для него это будет неожиданностью.

Ульвхедин усмехнулся, не отрывая глаз от горизонта.

Виллему вздохнула.

— Доминик, объясни мне, почему Люди Льда вечно находятся в пути? Никто не путешествует столько, сколько мы. Мы все время, как одержимые, мчимся из одной страны в другую. Только наши родичи в Линде-аллее живут более или менее оседло.

— Не забывай, что я принадлежу именно к этой ветви Людей Льда, — добродушно напомнил ей Доминик.

— Ну и что, твой дед Тарье рано покинул Линде-аллее. Так что ты вроде и не относишься к этим лежебокам.

Называть лежебоками трудолюбивых обитателей Линде-аллее было несправедливо.

— Да, мы много ездим. Но всегда возвращаемся обратно, — мечтательно сказал Доминик, прикрывая уши от студеного морского ветра. — Люди Льда пустили свои корни в Гростенсхольме. Их дом там. Даже мы, живущие в другой стране, признаем Гростенсхольм своим родовым гнездом.

— Вообще-то странно, что им стал Гростенсхольм. Родовое гнездо Людей Льда должно было быть в Южном Трёнделаге.

— Там на их долю выпало много страданий, — сказал Доминик. — Но эта страсть к передвижению… Может, она каким-то образом связана с нашим происхождением?

Ульвхедин молча прислушивался к их разговору. «Как хорошо они понимают друг друга, — думал он. — Совсем как мы с Элисой».

Элиса! Его охватила мучительная тоска по жене.

— Кстати, Ульвхедин, о нашем происхождении, — задумчиво проговорила Виллему. — Мы думаем, что наши предки пришли откуда-то с востока. У Суль и у меня были видения, которые подтверждают это. То, о чем говорит Доминик, означает, что наши предки, жившие в тундре, были кочевниками. Это так, Доминик?

— Думаю, да. Но за много веков их кровь была сильно разбавлена другой.

— Кровь Людей Льда не разбавишь ничем, — возразила Виллему. — Она все равно даст знать о себе!