Ему снилась Нила верхом на крыламе. Нила кружила, обдавая Варана ветром, и кричала ему, но он не мог разобрать ни слова.
Ему хотелось, чтобы падение поскорее началось, потому что висеть вот так без движения было уже нестерпимо. И он понимал – когда вокруг корзины завоет ветер, последний шанс услышать Нилины слова будет потерян навсегда…
Он проснулся от шума ветра и сразу понял, что и все другие в доме не спят. Ветер ревел в дымоходе, снаружи стенало и жаловалось поле, выл лес, заглушая голос степи. В разыгравшейся буре было что-то неестественное, надсадное: бури в степи случаются, но это не повод, чтобы вот так неприкрыто орать от страха…
Он бесшумно сполз с сундука, на котором спал. Подобрался к окну, занавешенному плотной тканью. Приоткрыл уголок.
Небо было закрыто тучами, почти как в поддонье. На бурых клочьях туч играли синие блики.
Гроза?
Кто-то за его спиной резко отдернул занавеску в сторону. Варан узнал хозяина.
Наверху заплакал ребенок.
Сыновья хозяина уже одевались, ругаясь и сталкиваясь в темноте. Кто-то засветил свечу, Варан увидел бледное, очень спокойное лицо хозяйки. Старшая невестка стояла с ребенком на руках, в ее больших глазах отражались, как цветы, дрожащие язычки свечки.
– Что это? – тихо спросил Варан хозяина. Тот закряхтел в ответ.
Когда открывали дверь, ее чуть не снесло с петель. Хозяин, обернувшись, крикнул жене:
– Запри! Кочергой запри, ну!
Варан огляделся, разыскивая Тюфу.
Ветер не имел направления – дул отовсюду. В степи, совсем неподалеку, стояли два серых коренастых смерча. Поле уже не ходило волнами: несжатая половина колосьев лежала на земле. Поле прижимало колосья, как Тюфа, явившаяся из-за сарая, прижимала уши к голове.
Хозяин и два его сына остановились посреди двора – спиной к спине, оглядываясь, явно не зная, куда бежать и что делать. Варан кинулся к дозорной вышке; если ему и кричали предостережения, в вое ветра их все равно не было слышно.
Вышка раскачивалась и трещала. Варан понимал, что до самого верха подниматься нельзя ни в коем случае – снесет вместе с лестницей. Но ему и не нужно было до самого верха – только заглянуть за гребень холма на востоке…
Тюфа завыла, перекрикивая ветер. Каково-то было Подорожнику, когда он спустился в бездну в поисках фальшивого клада, когда его мотало на веревке, вертело, грозило размазать по каменной стене…
Варан остановился, прижавшись к лестнице всем телом.
Над холмом на востоке синие сполохи были ярче. От невидимого в темноте замка вереницей тянулись синие и белые мерцающие шарики, будто нанизанные на нитку. Как летящее в небе огромное ожерелье.
«Ожерелье» тянулось прямо на Варана.
Вышку качнуло, и он едва удержался. Занозил руку, поспешил вниз, мысленно умоляя старое дерево потерпеть еще немного и не падать. Вышка снизошла к его просьбе и свалилась только тогда, когда до земли оставалось не больше человеческого роста.
Варан отпрыгнул в сторону. Вышка упала на угол сарая и переломилась пополам.
– Берегись! – крикнул Варан. Обломком, по счастью, никого не задело.
– Я думал, ты уже мертвый, – сказал младший сын хозяина, и это были первые слова, сказанные им в Варанов адрес.
– Там такое, – Варан водил руками, не зная, как рассказать. – Огни… будто бусы нанизанные. Цепь.
Хозяин и оба его сына смотрели на него, как островитяне смотрят на извлеченного со дна осьминога.
– Что это? – спросил Варан.
Мужчины молчали. Небо над холмом светилось синим. Свет отражался от низких туч.
– Что будем делать? – снова спросил Варан.
– Может, не доползет, как в тот раз? – непонятно у кого спросил младший сын.
– Поле, – сказал хозяин, и Варан не услышал его слова, но угадал по губам. – Зовите баб… Детей увести подальше…
Черноволосая невестка его уже тащила детей прочь – самого маленького на руках, остальных чуть ли не волоком за собой, в темноту, в степь, на запад. Там ельник, успел подумать Варан. Черноволосая женщина на секунду обернулась, блеснули зубы и белки огромных глаз.
Рыженькая невестка хозяина догоняла ее – с сундучком в одной руке, с подушкой – в другой. Кажется, она схватила первое, что подвернулось под руку.
– Может, еще не доползет! – выкрикнул младший сын, и в голосе его было отчаяние.
– Разводи огонь! – свирепо закричал в ответ хозяин. Над холмом поднималась бело-голубая цепь огней – величественное, завораживающее зрелище.
Тюфа – отважная Тюфа! – нервничала. Что до поля, то оно просто впало в истерику. За сто шагов ощущалось, как содрогается укрытая колосьями земля.