Трамвай катился дальше. Снова открылась дверь, и на заднюю площадку поднялся парень в строгом сером костюме. Предъявил кондукторше красную книжечку. Спокойно дал удостовериться в подлинности всех печатей и сходстве фотографии с физиономией владельца документа. Прислушался к раздраженному ворчанию и осторожно остановил двинувшуюся было дальше даму с значком:

— Простите, и часто у вас на маршруте такое бывает? Я имею в виду, колдуны, экстрасенсы и тэ дэ?

— Часто, часто! Вам один? — это уже было сказано другому пассажиру. Звякнула в сумке мелочь. — Развелось их в последнее время, сил никаких нет! И управы нет! Все умные стали, плюнуть некуда!

— Ну зачем же плевать… — задумчиво протянул парень в сером. — А управа может и найтись. Вот вы сами — взялись бы порядок наводить?

— Стреляла бы я их! — тетка обрадовалась так, словно ей уже выдавали «Калашников». С серебряными пулями. — Или на кострах сжигала! Слышали, что они прошлой осенью в лесу творили?

— Нет, не слышал.

Вместе с парнем интерес к разговору проявил почти весь салон. Задняя половина — наверняка.

— Во-от, не слышали! — Кондукторские обязанности были на время забыты. — А там ребенка в жертву принесли! Даже в газетах было. Прямо совсем крохотного, взяли и зарезали, нелюди!

Сидевший неподалеку пожилой мужчина скрипнул зубами, хотел что-то сказать, но сдержался. Вмешалась его соседка:

— Как узнали-то о ребенке? И что же, до сих пор не нашли, кто?

— Так вот и узнали! Там люди рядом проходили, попробовали вступиться, так одного тоже ножом пырнули, еле до больницы потом довезли! А почему не нашли, так это… — распалившаяся кондукторша обернулась к парню в сером и наткнулась на жесткий прищур. На секунду, не больше. Этого хватило, чтобы закончила она заметно тише: — …это вы у милиции спрашивайте. За-а проезд кто не оплатил, приготовили!

— Вот так оно и будет: мы болтаем, а нас режут, — негромко произнес пожилой. Посмотрел через плечо на парня, поймал внимательный взгляд. — Что, земляк, скажешь? Так и дальше пойдет?

— Посмотрим, — жесткие глаза что-то пытались высмотреть среди пробегавших мимо садов и домиков. — Посмотрим. Если захотите еще что-нибудь сказать, а еще лучше — сделать, позвоните по этому телефону, — из внутреннего кармана серого пиджака появилась желтоватая визитная карточка с красной полоской. — Лучше всего в рабочее время. Скажите, что насчет колдунов и что в трамвае виделись.

Давно забытое ощущение бездомности. Газеты, столбы, заборы, крупные буквы «СДАЮ» и мелкая приписка: «русской семье без детей», «только студенткам», «семье»… Все понятно, каждому хочется каких-то гарантий порядка и порядочности. Одинокий молодой мужик с неясным прошлым, настоящим и будущим — это в наших краях как раз противоположность благим пожеланиям. Впрочем, есть еще фирмы: заплати и живи, деньги не пахнут. Вот только интересует фирмачей в основном жилье побольше, поприличнее, со всеми удобствами. И подороже. И ближе к большим улицам — что, согласитесь, сказывается на цене. В приятную для коммерсанта сторону.

Центр и удобства — это хорошо, но есть люди, которые готовы пожертвовать комфортом. Точнее, обычными представлениями о нем. «И нелюди тоже», — думал Александр, пытаясь и дома разглядывать — что за заборами и деревьями не всегда было так уж просто, — и местных шавок, хозяек пыльной улицы, близко к ногам не подпустить. Воздействовать на них он пытался вполне по-человечески: нагибался за ближайшим камнем. Дворняги отскакивали на приличное расстояние, но продолжали выполнять свой тявкающий долг. Одинокий прохожий приобрел свиту, грозившую разрастись до роты почетного караула. Или до эскадрона — что именно собачьему войску больше подходит? Следующий участник демонстрации протеста выскочил из калитки с обрывком цепи на шее. Вслед ему выглянула ошарашенная хозяйка.

— Уберите собаку, пожалуйста!

Никакой реакции. Ленивый, изучающий взгляд. Пес-барбос, почувствовавший безмолвное одобрение и добирающийся до штанины. Добрался все-таки… Хорошие, между прочим, брюки были. Новые. Только вчера надел. А перед этим половину рынка перебрал, пока нашел подходящие. Пес, надо сказать, достаточно шустрый — за ошейник ухватить не удалось. Хотя Александр старался на совесть: очень уж хотелось приподнять мерзавца и немного подержать над землей. Минуты две, не больше.

Пришлось довольствоваться малым — подобрать камень и все-таки осушествить угрозу. Не попал. Камнем. Но пес все равно обиженно взвизгнул и нырнул за хозяйскую юбку. Остальная свора, поскуливая, кинулась по домам. Почувствовали, значит. И не только они: в доме дико взвыла кошка.

— Так, я просил собаку убрать? — Александр мрачно повернулся и увидел только захлопывающуюся калитку. — Эй, эй, а за штаны мне кто заплатит?

— А ну иди отсюда, пока собаку не спустила! — привычно откликнулись из-за забора. Тут же поправились: — Пока милицию не вызвала!

— Давай-давай, вызывай! Протокол составим, кобеля пристрелим! Телефон хоть есть?

Хлопнула дверь. Через минуту на окне опасливо шевельнулась занавеска, колыхнулась и тут же замерла. Еще минуту Александр изучал повреждения и раздумывал — ломиться в калитку и требовать возмещения и возмездия или махнуть на все рукой. Дыра показалась не столь уж заметной, а денег у местных жителей отродясь не водилось. Разумнее всего было не связываться и пойти дальше. Но какова чувствительность, однако — не хуже кошки… Ведь юркнула во двор чуть ли не быстрее собаки, а на людей такое действовать не должно. Или просто здоровые инстинкты, позабытые населением многоэтажек? Если зверье спасается, надо бежать со всеми. Как от лесного пожара. Сильно, значит, у нас недооценивают простого обывателя, жителя городских окраин. Близок он к природе, и неизмерима мощь его интуиции. Однако спросить, кто здесь сдает жилье, не удалось, придется идти дальше.

Нет худа без добра! Только успел отойти от окна с подрагивающей занавеской, как чуть дальше по улице приотворилась калитка. Все, что можно было разглядеть в щель, — край платка, кончик носа и горящий здоровым соседским любопытством глаз. Лучше всего в таких случаях — сделать вид, что ничего не заметил, и попытаться пройти мимо.

Как и ожидал, пройти не дали. Будто бы случайно серой утицей выплыла на улицу старушка в платочке, приметила незнакомца, посмотрела на него уже двумя глазами:

— Молодой человек, не подскажете, который час? У меня будильник что-то остановился, видно, завести забыла, вот шла узнать у кого…

— Без десяти двенадцать.

— Вот спасибо, вот спасибо, дай вам бог здоровья, а вы к кому?

— Пока еще не знаю. Вы не в курсе, может, кто комнату сдает? По центру все дорого, а мне все удобства не нужны, мне б в зарплату уложиться… Да и спокойно тут у вас, воздух чище.

— И правильно, и правильно, да и у нас дорого, приезжают… — старушка осеклась, взглянув куда-то вдоль улицы. — А вы сами будете или с семьей?

— Пока не обзавелся, — Александр постарался улыбнуться добродушно и доверительно. — Сначала работа, потом жилье, а потом уже и о семье подумать можно.

— Конечно, конечно, — одобрительные кивки почти слились в крупную дрожь платка. — А вы, значит, сами не здешний или просто от родителей отселяетесь?

— Не здешний, из Баронска, — до этого райцентра было километров шестьдесят. И близко, получаешься почти что своим, местным, и довольно далеко, особенно не наездишься. — Завод закрылся, в армии по контракту служил, теперь вот место в охране нашел. Так не подскажете, кто у вас тут…

— Ага, ага, уж извините, заболталась, одна живу, так давайте я с вами прямо и схожу, тут рядом совсем. Ой, да кто же вас так?! — только теперь бабуся опустила свой взгляд и соизволила заметить рваную штанину.

— Да вот тут по соседству у вас псина какая-то дурная, выскочила да ухватила, — Александр отметил про себя бабкино «кто». Выдала себя старая подпольщица, не поинтересовалась, где порвал. — Она что, на всех кидается? В милицию заявить надо, вдруг бешеная.

— Ой, заявите, заявите, давно надо! — старушка засеменила дальше по улице, приглашающе оглядываясь. — Да идемте, идемте. Этот Байкал тут никому прохода не дает, а Верка его нарочно не привязывает. Она и вообще ведьма, вот не верите, а я какое хотите слово дам, — следующий взгляд через плечо был уже осторожным, изучающим. — Она мне иголку под калитку подкладывала, я сама видела,