стороны Амбросио принимал эти знаки внимания весьма милостиво и постарался рассеять недоумение настоятельницы, удивленной тем, что он вдруг нарушил свое затворничество. Он объяснил, что многих его духовных дочерей недуги удерживают дома. А ведь именно им больше всего необходимы его советы и поддержка религии. Его постоянно призывают к одру болезни, и как это ни противно его желаниям, он убедился, что во исполнение долга перед Небесами должен изменить прежнее свое решение и отказаться от столь любезного ему уединения. Настоятельница, восторгаясь его ревностностью и милосердием, объявила, что Мадрид поистине счастлив, раз ему ниспослан столь совершенный и безупречный служитель Церкви. Ведя такие беседы, монах в конце концов оказался в лаборатории. Он нашел и шкаф. Фиал стоял на той полке, какую назвала Матильда, и монах сумел незаметно отлить сонный напиток в принесенный с собою флакон. Затем, отведав угощение, накрытое в трапезной, он покинул обитель, очень довольный своим успехом, а монахини все еще не могли опомниться от оказанной им чести.

Он дождался вечера и только тогда направился к жилищу Антонии. Хасинта поздоровалась с ним вне себя от восторга и принялась умолять, чтобы он не забыл своего обещания и провел ночь в комнате, где явился дух. Обещание это он подтвердил. Антонию он нашел несколько окрепшей, но она все еще мучилась из-за предсказания духа. Флора не отходила от постели своей барышни, и ее поведение даже яснее, чем накануне, свидетельствовало о неприязни к аббату, но он по-прежнему делал вид, будто ничего не замечает. Пока он беседовал с Антонией, пришел лекарь. Уже стемнело, и нужны были свечи, так что Флоре волей-неволей пришлось спуститься за ними. Однако в комнате теперь был третий человек, а отсутствовать ей предстояло всего несколько минут, и она решила, что может без опасений оставить свой пост. Едва она вышла, как Амбросио направился к столику в оконной нише, на котором стояло лекарство Антонии. Лекарь сидел в кресле и расспрашивал свою пациентку, не обращая внимания на монаха. Амбросио не упустил удобного случая. Он вынул роковой флакон и отлил несколько капель в лекарство, а затем поспешно вернулся на стул, с которого только что поднялся. Когда Флора вошла со свечами, в комнате, казалось, ничего не изменилось.

Лекарь объявил, что утром Антония может встать с постели, ничего не опасаясь. Он посоветовал ей непременно и теперь принять лекарство, которое накануне помогло ей уснуть крепким и здоровым сном. Флора ответила, что лекарство уже ждет на столике, и лекарь сказал, что его следует принять сейчас же, после чего он ушел. Флора налила лекарство в чашку и подала его своей барышне. И тут мужество изменило Амбросио. А что, если Матильда его обманула? Что, если она из ревности решила сгубить соперницу и подменила снотворное ядом? Мысль эта показалась ему настолько логичной, что он совсем собрался помешать ей. Но принял это решение слишком поздно — Антония успела выпить чашку до дна и вернула ее Флоре. Теперь ничего изменить было нельзя, и Амбросио оставалось с нетерпением ожидать минуты, которая принесет Антонии жизнь или смерть, а ему счастье или отчаяние.

Страшась, что он вызовет подозрения, если задержится, или же выдаст себя, не сумев скрыть смятение духа, монах попрощался со своей жертвой и вышел из комнаты. Антония рассталась с ним не так сердечно, как накануне. Флора напомнила своей юной госпоже, что принять его — значит ослушаться заветов матери. Она объяснила девушке, с какими чувствами монах вошел к ней и каким огнем горели его глаза, когда он смотрел на нее. Антония ничего не заметила, но от наблюдательности Флоры все это не укрылось, и она объяснила своей барышне замыслы монаха и их возможные последствия настолько яснее, чем прежде Эльвира, хотя и не так деликатно, что напугала Антонию и убедила ее держаться с ним более холодно, чем раньше. Мысль о том, что она выполнит волю матери, сразу укрепила Антонию в этом намерении. Хотя ей было грустно лишиться его общества, она сумела справиться с собой настолько, что ей удалось принять монаха более холодно и сдержанно, чем раньше. С уважением она выразила ему признательность за прежние его посещения, однако не пригласила его повторять их в будущем. Но теперь не в интересах монаха было говорить об этом, и он простился с ней так, словно сам не собирался больше навещать ее. Флора, поверив, что знакомство, которого она столь страшилась, продолжаться не будет, была поражена легкостью, с которой он с этим согласился, и усомнилась в верности своих подозрений. И пока светила ему на лестнице, не забыла поблагодарить его за то, что он старался успокоить суеверный ужас, который внушило Антонии предсказание призрака. Она добавила, что, видя, как близко он принимает к сердцу судьбу доньи Антонии, непременно сообщит ему, если произойдут какие-либо изменения. Монах, отвечая, повысил голос в надежде, что Хасинта его услышит. И не ошибся: когда он со своей проводницей спустился в прихожую, там его уже поджидала хозяйка дома.

— Да как же так, преподобный отец? Неужто вы уходите? — вскричала она. — Разве же вы не обещали мне провести ночь в той комнате? Господи Иисусе! Так мне и оставаться с призраком одной- одинешенькой? Хороша же я буду поутру. Что я только ни делала, что ни говорила, старый упрямый осел Симон Гонсалес не согласился пожениться со мной сегодня. А до утра меня, уж конечно, раздерут на куски духи, бесы, дьяволы и кто там еще! Богом заклинаю, ваша святость, не покидайте меня в горестном моем положении! На коленях прошу и умоляю, сдержите свое обещание, посторожите эту ночь в комнате с привидениями! Отправьте духа в Чермное море, и Хасинта будет до последнего вздоха поминать вас в своих молитвах!

Амбросио и ждал и всей душой желал этой просьбы. Однако он начал притворно отговариваться и, казалось, предпочел бы взять свое обещание назад. Он заверил Хасинту, что призрак существует только в ее воображении и ее требование, чтобы он остался на всю ночь у нее в доме, и смешно и бесполезно. Но Хасинта ничего слушать не хотела. Все его доводы пропадали втуне, и она так упорно умоляла не оставлять ее в жертву Дьяволу, что в конце концов он сдался. Но его долгие отказы не обманули Флору, по натуре подозрительную. Ей показалось, что монах притворяется, скрывая подлинные свои желания, и больше всего хочет остаться в доме на ночь. Она даже решила, что Хасинта ему пособничает, и тут же отвела бедной старухе роль гнусной сводни. Очень довольная тем, что сумела разгадать это покушение на честь своей барышни, она твердо вознамерилась воспрепятствовать ему.

— Так значит, — сказала она аббату, глядя на него с негодованием и насмешкой, — так значит, вы задумали переночевать здесь? Милости просим! Никто вам не помешает. Не смыкайте глаз хоть всю ночь в ожидании духа. Я вот тоже глаз не сомкну, и дай Бог, чтобы мне не довелось увидеть чего-нибудь похуже призрака! Я ни на шаг от постели доньи Антонии не отойду, и пусть кто-нибудь осмелится войти к ней, будь то смертный или бессмертный, будь то призрак, Дьявол или человек, он горько пожалеет, что переступил порог!

Намек был достаточно прозрачен, и Амбросио все прекрасно понял. Однако не стал показывать, что заметил ее подозрения, а, наоборот, мягко одобрил такие меры предосторожности и посоветовал дуэнье непременно сделать именно так. В ответ она заверила его, что он может на нее положиться, после чего Хасинта проводила его в комнату, где появился дух, а Флора вернулась к Антонии.

Хасинта открыла дверь роковой спальни трепещущей рукой и робко туда заглянула. Однако все богатства Индий не соблазнили бы ее переступить порог. Она отдала свечу монаху, пожелала ему всего самого наилучшего и поспешила уйти. Амбросио вошел. Он задвинул засов, поставил свечу на стол и опустился в кресло, в котором накануне ночью сидела Антония. Вопреки заверениям Матильды, что призрак был лишь плодом воображения, он испытывал некий мистический ужас и тщетно пытался избавиться от него. Ночное безмолвие, рассказ о появлении духа, темные дубовые панели на стенах, пробудившиеся воспоминания об убитой Эльвире и страх, что в лекарство Антонии он подлил яд, — все это будило в нем тягостную тревогу. Но думал он не столько о привидении, сколько о яде. Что, если он погубил то единственное, что делает ему дорогой жизнь? Что, если предсказание призрака свершится? Что, если через три дня Антонии не будет в живых и причиной ее смерти окажется на свое горе он?.. Последнее предположение было слишком ужасным, чтобы над ним раздумывать. Он отгонял от себя эти жуткие образы, а они вновь и вновь теснились перед его умственным взором. Матильда заверила его, что сонный напиток должен подействовать быстро. Он прислушался со страхом, но и с нетерпением, ожидая услышать тревожный шум в соседней комнате. Всюду царила тишина. Он попытался успокоить себя мыслью, что капли еще не подействовали. Велика была ставка, на которую он теперь играл. Достаточно будет лишь мига, чтобы понять, горе ждет его или счастье. Матильда объяснила ему, как убедиться, что жизнь не угасла навсегда, и все его помыслы сосредоточивались на этой приближающейся пробе. С каждым мгновением его нетерпение удваивалось, страхи становились все сильнее, тревога все мучительнее. Изнемогая от неуверенности, он попытался занять мысли чем-либо другим. Как уже упоминалось, возле стола, который стоял почти напротив кровати, помещенной в алькове у двери в чулан, были полки с книгами. Амбросио взял