с добрыми глазами за толстыми стеклами очков, вдруг в решающий момент поднявшимся до общенационального понимания своей задачи.

Собственно, перевороты в Латинской Америке случались достаточно часто. И до, и после него. Многократные перевороты в этих странах стали уже нормой, привычкой, но нигде, ни в одной стране, ни один президент не повел себя так, как Альенде. Президентов либо отправляли в изгнание, либо сажали в тюрьму. Альенде выбрал путь борьбы. Он не захотел становиться эмигрантом. Для него была унизительна сама мысль оставить свой президентский дворец под влиянием каких бы то ни было сил.

Спустя восемнадцать лет, уже на другом конце земного шара, история повторится. Но в других масштабах и с другими действующими лицами. Когда в Беловежской Пуще будет произведен фактический переворот и президент огромной страны, клявшийся на Конституции защищать свое государство и народ, вдруг начнет суетиться, выступать по телевидению, вести непонятные переговоры, пытаясь спасти не столько страну, сколько свой вожделенный пост. И наконец, уйдет из своего кабинета, который будет захвачен еще теплым и в котором победители будут праздновать свою победу. Не будет ни танков, ни выстрелов, ни героической защиты президента. Все будет выглядеть как дешевый фарс, когда одного президента выставляют за дверь, отнимая у него ключи, а другой президент со своими помощниками, уже захватив его кабинет, устраивает там непредусмотренный банкет. История повторилась. И если трагедия семьдесят третьего года и героическая жизнь Сальвадора Альенде стали символами бескомпромиссного служения своей стране, то история конца девяносто первого, превратившаяся в дешевый фарс, сделала посмешищем обоих президентов — старого и нового, так и не понявших, что во имя собственных амбиций и честолюбия нельзя играть судьбами миллионов людей, разрушая огромное государство.

— Чили? — переспросила Марина.

В октябре семьдесят пятого это была действительно опасная командировка.

— Когда мне нужно выезжать?

Марков впервые за время беседы чуть улыбнулся.

— Кажется, мы напрасно переживаем. Выезжать нужно уже завтра. Мы успеем подготовить тебе документы. На этот раз ты будешь одна. Твоя задача — выйти на офицера французской контрразведки Алена Дорваля. У нас, к сожалению, нет его фотографии. Он уже в Чили и, по нашим сведениям, начал работу по выявлению наших бывших агентов. После переворота семьдесят третьего года оба агента были «законсервированы». В Чили велись тогда интересные разработки, связанные с развитием их химической промышленности в Сантьяго, Вальпараисо и Антофагасте. Судя по всему, некоторые наработки использовались и американцами.

— Вот их личные дела, — передал ей две тонкие папки Чернов, — возможно, они уже уехали из страны или изменили место работы. Мы не имеем о них никаких сведений. Один — Рауль Дубле — был главным инженером химического комбината в Вальпараисо. Другой — Антонио Сабельи — работал руководителем военно-морских сил Чили. Что с ними теперь, мы не знаем.

— В любом случае это не значит, что мы должны сидеть сложа руки, — вставил Марков, — думаю, ты понимаешь, как нам важно выйти на наших людей раньше Дорваля.

— Может, Марат и не прилетит в Сантьяго? — спросила Марина.

— Прилетит обязательно, — недовольно заметил Марков, — они уже передали его документы на оформление в чилийское посольство в Париже. Твоя задача — выйти на Дорваля и через него — на Марата. Мы должны их остановить или раньше их выйти на Дубле и Сабельи.

— У меня будут связные?

— Один будет. Это старый коммунист, он работал на нас еще с конца пятидесятых годов. Ему можешь доверять, двое его сыновей сейчас в Москве. Мы его давно знаем.

— Срок?

— Пять-шесть дней. Нужно успеть к прибытию Марата уже определиться и с нашими агентами, и с представителями ДСТ.

— Кто еще входит в группу? — спросила Марина.

— Кроме тебя, еще один специалист — «ликвидатор». Тебя с ним познакомят, можешь не беспокоиться. Он будет ждать тебя в Мехико, откуда ты полетишь через Аргентину в Сантьяго. Учти, что «ликвидатор» не посвящен в детали операции. Ты должна только указать ему цель. И все. Остальное он сделает сам.

— Это наш офицер?

— Марина, — покачал головой Марков, — опять ненужные вопросы. Это не наш офицер. Это представитель Кубы. Мы не смогли бы подобрать еще одного человека, который, как ты, знал и учил бы испанский язык с детства. Отходить будете через Буэнос-Айрес. Там вас встретит полковник Чернов.

— Вот данные на кубинца, — передал третью папку Чернов, — его будут звать в этот раз Луис Искьердо. Профессиональный «ликвидатор». Действует очень надежно, фактически мой ученик, он проходил у нас практику. Можешь на него положиться. Кличка «Ронкаль».

— Мы будем вместе, как супружеская пара?

— Нет, автономно. Он должен иметь возможность для свободы маневра. В его задачу входит и твоя охрана. Но формально вы будете считаться одной группой. Ты журналист, а он твой оператор.

— Учти, — напомнил Марков, — ты будешь на этот раз совсем одна. Если в Родезии у тебя было мощное прикрытие, то здесь только Ронкаль. И хотя Чернов считает его достаточно профессионально подготовленным специалистом, тем не менее напрасно не рискуй. Мы дадим тебе необходимые документы, и ты полетишь в Чили как представитель мексиканской газеты. Журналистское удостоверение поможет тебе быть более коммуникабельной. Как твой французский?

— Не очень, — призналась Марина, — но почти все понимаю.

— В любом случае необязательно говорить, что ты знаешь французский. Достаточно испанского, твоего, так сказать, родного языка, и английского. И запомни, судя по нашим сведениям, Дорваль очень опасен. Именно он раскрыл Шидловского, вынудив его на сотрудничество. Будь осторожна.

— В общем, — сказал в заключение генерал Марков, — ты должна стать двойником Шарлотты Конде, заколовшей когда-то Марата ножом. Надеюсь, ты сумеешь направить свой нож в виде Ронкаля на нашего Марата.

Офицер пограничной стражи внимательно рассматривал документы прилетевшей из Буэнос-Айреса мексиканской журналистки Марии Частер. В последние два года журналисты изрядно досаждали правящей хунте, публикуя о ней целую лавину разоблачительных статей. Особенно доставалось генералу Пиночету за его темные очки и вечно надменный вид, с которым он появлялся перед журналистами. А публикации серии статей, в которых рассказывалось о пытках и убийствах заключенных, в глазах всего мира сделали из чилийского генерала просто кровавого диктатора.

Но у сеньоры Частер документы были в порядке. Разрешение на въезд ей дало чилийское посольство в Аргентине. Пограничник вернул документы, разрешив сеньоре следовать дальше. Сразу за сеньорой стоял мрачный человек среднего роста в темных очках.

— Снимите очки, — попросил офицер, глядя в его документы.

Оператор Луис Искьердо значился по документам гражданином Мексики. Офицер еще раз посмотрел паспорт и, поставив штамп с разрешением въезда, вернул документы.

Уже в машине Марина спросила своего оператора:

— Вы раньше были в Сантьяго?

— Да, — односложно ответил ее своеобразный телохранитель.

Они были вместе уже вторые сутки, и Марина поражалась этому человеку, словно высеченному из куска камня. За все время он не сказал более десяти слов. Его ничего не интересовало, он, казалось, ни на кого не обращал внимания. И во время полетов из Мехико и Буэнос-Айреса дремал в своем кресле. Но стоило однажды Марине задержаться у туалетной комнаты, беседуя со стюардессой, как она сразу почувствовала на себе холодный взгляд проснувшегося телохранителя. Он, казалось, чувствовал кожей. И