«Благодарю вас», — сказал Тамаи.
Всю следующую неделю шли лихорадочные приготовления отрядов камикадзе в Мабалакате, прорабатывались мельчайшие детали их первого вылета, намеченного на 25 октября. По мере того, как новости распространялись среди других пилотов, срочно формировали другие отряды, особенно в составе Второй воздушной армии, где менее чем за неделю удалось создать несколько собственных ударных отрядов. На этом раннем этапе основная инициатива и детали планирования вырабатывались самими пилотами, а основная роль старших офицеров закдючалась в координации и наблюдении за развертыванием новой тактики. Ранним утром 25-го числа два с лишним десятка человек, отобранных для первой атаки с Мабалаката, быстро позавтракали и выстроились на летном поле, лейтенант Сэки — на шаг впереди остальных, чтобы выслушать первое и последнее наставление от вице-адмирала Описи. По описанию Иногути, адмирал был бледен; когда же он начал говорить, его голос звуча медленно и взволнованно:
«Япония находится в большой опасности. Спасение нашей страны сейчас вовсе не в руках государственных министров, генерального штаба или командиров низшего звена вроде меня. Оно может прийти лишь от воодушевленных молоды людей, таких как вы. Поэтому, от имени сотен миллионов наших сограждан, я прошу у вас этой жертвы и молюсь за ваш успех.» Он умолк на мгновение, затем с усилием взял себя в руки и продолжил: «Вы уже — боги, безо всяких земных желаний… Я буду наблюдать за вашими стараниями до конца и сообщу о том, что вы совершите, при дворе. В этом вы все можете быть уверены.» Его глаза были полны слез, когда он закончил: «Прошу вас сделать все возможное.[763]»
Непосредственно перед взлетом лейтенант Сэки вытащил из кармана ком смятых банкнот и передал их стоявшему рядом офицеру, попросив отослать деньги в Японию в фонд строительства новых самолетов.[764] Несколько минут спустя двадцать четыре пилота отправились в полет, из которого не было возврата. Самолет Сэки летел впереди, — он должен был первым поразить свою цель. Несчастной жертвой стал американский эскортный авианосец «Сент Ло», который, пораженный в летную палубу еще одним самолетом-самоубийцей, затонул после серии взрывов, произошедших внутри корпуса.[765] В этот первый день, самый успешный во всей истории операций камикадзе, — шесть других эскортных авианосцев США были поражены самолетами-самоубийцами и получили повреждения.[766] Сенсационные новости об этой атаке — единственном успехе Японии во времена непрестанных поражений — были немедленно переданы в Токио и доведены до сведения императора. Его реакция, судя по сообщениям Ониси и членов соединений камикадзе, была типично неопределенной. Капитан Накадзима описывал сцену в Мабалакате, когда он приказал всем своим подчиненным собраться на командном пункте:
Когда они собрались, я увидел, сколь высок их духовный подъем, несмотря на круглосуточное напряжение всех сил. Держа в руке [телеграфное сообщение вице-адмирала Ониси], я обратился к ним: «Сообщаю вам слова Его Величества, узнавшего о результатах, достигнутых Специальным ударным соединением камикадзе.» Все вытянулись по стойке смирно, и я зачитал послание адмирала Ониси: «Узнав об этой атаке. Его Величество сказал 'НАДО ЛИ БЫЛО ПРИБЕГАТЬ К ТАКОЙ КРАЙНОСТИ? ХОТЯ, БЕЗУСЛОВНО, ОНИ СДЕЛАЛИ ХОРОШУЮ РАБОТУ'. Слова Его Величества предполагают, что он глубоко озабочен… Нам следует удвоить наши усилия, дабы лишить Его Величество подобных забот. В этом я дал торжественное обещание.[767]»
Очевидно, что сам Ониси интерпретировал комментарий императора, как критику этой новой тактики.[768] Сомнения, которые он вывел из императорских слов, прозвучали эхом его собственных ранних колебаний относительно методов специальных ударных отрядов; вероятно, они предстали с болезненной яркостью перед ним, когда пришло время совершать собственное медленное и мучительное самоубийство.[769]
Каковыми бы ни были те мысленные оговорки в сознании императора относительно камикадзе, на этой стадии развития не могло быть и речи об отмене столь многообещающего предприятия. В первые недели после той атаки пилоты на Филиппинах установили постоянную процедуру формирования отрядов камикадзе. Именно в это время были зафиксированы номенклатурные названия новых типов оружия. Многие из принятых наименований заслуживают рассмотрения из-за своих символических соотнесенностей. Предыдущие атаки самоубийственного характера в ходе войны проводились по личной инициативе, спонтанно, и обозначались довольно буквальными, даже грубыми терминами типа «попадание телом», «снаряды из плоти» и «взрывание себя[770]». Однако, теперь, когда намеренное самоуничтожение стало официально признанным в качестве части общей японской стратегии, почувствовалась необходимость в чем-то более впечатляющем и высоком. В одну из ночей после исторического совещания в Мабалакате двое офицеров, подчиненных вице-адмирала Ониси пришли к нему в комнату. Одним из них был капитан Иногути, который и описал эту сцену:
Я поднялся наверх, где отдыхал адмирал Ониси, чтобы доложить об окончании формирования соединения. Я постучался и открыл дверь.
Электричество в комнате было выключено, однако свет от звезд проникал в окно, и я мог видеть очертания застеленной кровати, стоявшей у двери. На протяжении нескольких часов, прошедших после совещания, адмирал Ониси оставался в неосвещенной комнате наедине со своими мыслями и тревогами.
Когда я начал доклад, он встал: «Для специальной миссии отобраны 23 человека, их командиром назначен лейтенант Сэки из Академии. Поскольку это — особая операция, мы хотели бы, чтобы вы [дали название] отряду. Командующий Тамаи и я предлагаем назвать его Отряд „Симпу“».[771]
Слово
Новое название было впервые официально употреблено в приказе от 20 октября: «201 воздушное соединение образует специальную ударную группу и уничтожит, либо, по возможности, выведет из строя 25 октября авианосные силы противника в водах к востоку от Филиппин. Группа будет называться Ударные силы „Симпу“…[776]» Полное название звучало «Особый Ударный Отряд Божественного Ветра» [Симпу токубэцу когэкитай], обычно сокращавшийся до «Особые Ударные Силы» [Токкотай]. Слово «особые» в данном случае служило эвфемизмом, заменявшим более точное — «самоубийственные».[777]
Названия первых четырех воздушных атак также содержали символические ассоциации, подобно слову