бомбардировщику «Мицубиси» и запускался на большой высоте на некотором расстоянии от цели. При выходе на атакующую позици включались реактивные двигатели для последнего пике на высокой скорости сквозь защитный экран к цели.

Описание: Одноместный моноплан со средним размахом крыльев. Конструкция из дерева и мягкой стали. Размах крыльев 16' 15''; длина 19' 18'', вес без груза 970 фунтов, с грузом — 4700 фунтов, вес взрывчатки в носовом отделении 2650 фунтов.

Применение: летательный аппарат может планировать 50 миль со скоростью 230 миль в час после запуска с носителя на высоте 27000 футов. С работающими моторами аппарат пикировал со скоростью 570 миль в час.

Мощности: три твердотопливных реактивных двигателя общей тягой в 1764 фунта за 9 секунд.[740]

Так представлено посетителям Лондонского научного музея одно из самых странных и наиболее пикантных видов оружия в истории войн. Поддерживаемый тремя тонкими канатами, он незаметно парит у задней стены на третьем этаже, заслоненненный крепкими «Хаукерами», противолодочными «Спит- файерами» и турбовинтовыми «Глостерами» — небольшой зеленый кокон, меньше, хрупче и проще расположенной неподалеку летающей бомбы У-1, однако, в отличие от своего германского коллеги, приспособленного для транспортировки живого воина к его пламенной цели. [741]

Японцы нaзвали его «Оока» — «вишнeвый цветок», являющийся древним символом чистоты и недолговечности.[742] Американцы, для которых предназначалось это миниатюрное произведение, обозвали его «бака [дурацкой] бомбой», — как будто принижая это мрачное оружие они могли избавиться от беспокойства, которое оно инстинктивно вызывало.[743]

С точки — зрения здравого смысла в этом действительно было что-то от абсурда. Чтобы сотни молодых пилотов забирались в эти «чудеса» изобретательской мысли — простые деревянные торпеды с игрушечным фюзеляжем и крыльями-обрубками — чтобы броситься на левиафаноподобные авианосцы и боевые корабли американского флота — это действительно могло показаться предприятием идиотским, даже неправдоподобным для тех, кто был незнаком с древнеяпонской героической традицией и тем ореолом благородства, которым традиция увенчивала безнадежные поступки, на которые толкала искренность побуждений.

Принцип был достаточно прост: по мере того, как обычные средства воздушной войны быстро становились неэффективными, Япония стала внедрять одноместный планер, который транспортировали на большой высоте поближе к цели; затем он «нырял» вниз с безумной скоростью, чтобы взорваться на вражеском корабле. Использование подобных управляемых бомб с человеком внутри позволяло транспортирующему самолету возвращаться на базу в безопасности и быть использованным для иных миссий. Сам же самоубийственный снаряд с тонной тринитроанизола был предназначен для потопления, или, по крайней мере, выведения из строя кораблей вражеского флота, которые медленно затягивали петлю вокруг родных островов; вдобавок к этому, новое тайное оружие должно было ужаснуть и деморализовать иностранцев, которые не были психологически подготовлены к подобным методам ведения боя.

«Оока» был спроектирован так, чтобы его можно было аккуратно пристроить под фюзеляжем несущего самолета, обычно — модифицированного бомбардировщика «Мицубиси G4M2e» называемого в просторечии «Бетти». На протяжении основной части полета к цели камикадзе обычно сидел с пилотом несущего самолета. Когда они приближались к месту, откуда можно было увидеть американские корабли, он говорил свои прощальные слова, отдавал честь, а затем пролезал через бомболюк несущего самолета в тесную кабинку летающего гроба, в которой ему оставалось провести последние минуты своей жизни. Оснащение, сведенное до предельного минимума, включало ручку управления и сигнальную трубу, через которую он мог говорить с пилотом бомбардировщика до момента отделения. Когда цель бывала опознана — обычно на расстоянии около двадцати пяти миль — камикадзе тянул за рукоятку отделения. Его аппарат отходил от днища несущего самолета и начинал планировать с одновременным снижением, набирая скорость до двухсот тридцати миль в час. Приближаясь к вражескому кораблю — быстро растущей точке в океане, он приводил в действие ракетные двигатели, укрепленные прямо за его сидением безо всякой защиты. Они немедленно усиливали тягу, и скорость достигала шестисот миль в час (для тех времен — фантастическая цифра), что помогало сохранить драгоценный груз от вражеских истребителей и заградительного огня. Готовясь к самоубийственному «нырку», пилот увеличивал угол падения где-то до пятидесяти градусов и, предполагалось, что мчась навстречу своей жертве, он держит свои глаза открытыми вплоть до последнего мгновения, поскольку малейшая поправка к курсу могла изменить судьбу его цели.

Первый атакующий удар с помощью «Оока» был нанесен в конце марта 1945 года, когда американский флот готовился к прорыву последней японской линии обороны — укреплений на острове Окинава. 21 числа на рассвете мощное соединение вражеских кораблей, включавшее семь авианосцев (главная цель камикадзе), было замечено в трехстах милях к юго-восток от острова Кюсю. Вице-адмирал Угаки, фанатичный командующий пятым соединением морской авиации, участвовавший во всех операциях с камикадзе с самого начала их разработок, решил, что пришло время воспользоваться новым оружием и впервые ввести в действие «Отряд Божественного Грома». Сразу же начался типичный для самурайских военных предприятий спор о том, кто поведет атаку. После горячих препирательств честь выпала на долю лейтенанта Нонака — специалиста по торпедометанию. Отряд состоял из восемнадцати двухмоторных бомбардировщиков «Мицубиси», из которых все кроме двух несли управляемые бомбы «Оока» под днищем, и были эскортируемы пятьюдесятью пятью истребителями «Зеро» (до абсурдного неадекватная защита в столь эпохальной миссии). Вскоре рокот барабанов — .звук традиционно предшествовавший отправлению героя на бой — возвестил, что самолеты готовы подняться в воздух. Экипажи бомбардировщиков поспешили на летное поле, а шестнадцать пилотов «Оока» побежали к самолетам-носителям с их маленькими подвесками. Под стандартной летной формой у каждого из них был надет белый шарф; в соответствии с самурайским обычаем, каждый, готовившийся к своему последнему вылету, завязал вокруг шлема белую повязку хатимаки — античный символ решительности и непреклонности. Над ними развевался штандарт соединения — белое знамя, на котором был вышит лозунг ХИ РИ ХО КЭН ТЭН. Эти иероглифы были взяты из знаменитого высказывания Кусуноки Масасигэ:

Последнее, гибельное для Масасигэ сражение, в котором императорские силы были сокрушены вражескими войсками, — вот что, очевидно, вспоминал Нонака, готовясь ступить на борт своего несущего самолета. «Это, — сказал он с улыбкой, — моя Минатогава.» Адмирал Угаки наблюдал с командного поста, а молодые пилоты «Оока» забирались в люки, выкрикивая последние прощания и благодарности за включение их в число участников столь почетной миссии.

В 11:30 сперва самолет Нонака, а затем и другие стали отрываться от земли. Когда взмыл последний, грохот барабанов резко оборвался.

Почти сразу же стало ясно, что это и вправду может стать чем-то вроде битвы при реке Минато. На этой стадии войны оборудование было столь плохим, что лишь примерно половине из эскортирующих самолетов удалось остаться с отрядом. Многие из них вообще не смогли взлететь, тогда как другим пришлось отвернуть из-за неполадок с моторами. Затем, из донесений разведки выяснилось, что силы противника были гораздо более серьезными, нежели предполагалось сначала, и, таким образом, прорваться через их оборонительный заслон будет гораздо сложнее. Вице-адмирал Угаки еще мог вернуть самолеты, но он, очевидно, решил, что после стольких месяцев лихорадочных приготовлений к этому первому запуску «Оока», такой шаг будет иметь разрушительное воздействие на мораль.