– Махайра Хитроумный и Гвениль Могучий, – заявил Обломок, ни к кому конкретно не обращаясь. – Гроза телег и баранов... дрожи, Шулма!
Освободители-угонщики, ничуть не обидевшись на Дзю, порывались сообщить нам еще что-то – по их мнению, главное – но тут нас прервал вопль Куш-тэнгри.
– Какой сын ослицы и шакала додумался привести сюда этих безмозглых людей?! Кто позволил шелудивым песчаным крысам заваливать отбросами святое место?! Я, шаман Куш-тэнгри, приказываю вам немедленно удалиться за линию холмов – или Безликий проклянет вас, и гнев Желтого Мо падет на ваши пустые головы, и превратитесь вы в стадо нечистых свиней!..
– О тупое и ржавое железо, недостойное имени Блистающих! – вторила ему Чыда. – Что за варварский звон и безумный шум?! За что Небесный Молот разгневался на меня, что обязана я проводить дни свои в столь отвратительном обществе?!
Я еще обратил внимание на изысканность ругательств Чыды, а потом подумал, что как бы Хан-Сегри ни относилась к своему новому Придатку, она, безусловно, уже поняла, что шаман здесь весьма важная персона... а потому особенно не церемонилась ни с шулмусами, ни с Дикими Лезвиями.
Не то слово – не церемонилась... Движения шамана, размахивавшего Чыдой, были еще неумелыми, но весьма и весьма грозными, и попадавшиеся по дороге шулмусы в страхе разбегались в стороны, Дикие Лезвия с криками уворачивались от тяжелой Чыды, а женщины – те вообще падали ниц, закрыв голову руками.
Вооруженный шаман был столь страшен, что даже Гвениль с Махайрой попытались было ретироваться – но не успели.
– О великий Асмохат-та! – возопил Неправильный Шаман, падая передо Мной-Чэном на колени, и шум вокруг нас мгновенно стих.
(«Не смею настаивать, Высший Дан Гьен, но не могли бы вы приказать этому железному сброду удалиться отсюда вместе с их Придатками? – осведомилась меж тем Чыда. – А то уж больно противные...»)
– О воплощение Желтого Мо! Прости мне упущение мое, по которому вторглись во владения Твои эти невежественные люди! – Я-Чэн ни разу не слышал, чтобы Куш-тэнгри выражался столь высокопарно. – Будь милостив к несчастным и не казни их всех – а только тех, кто недостаточно быстро покинет Круг священного водоема!..
Чэн благосклонно кивнул шаману и обернулся к застывшим в почтительном молчании шулмусам.
Даже бараны, по-моему, перестали блеять.
Я выскользнул из ножен и нарочито гневно блеснул над головой Чэна, упершись острием в хмурое шулмусское небо.
– Я добр сегодня, – сказал Чэн. – Я прощаю этого глупого шамана. (Куш-тэнгри незаметно скривился.) Более того, я оставлю жизнь всем, кто до полудня покинет Мои владения, остановившись...
– За юго-западными холмами, – тихо подсказал шаман.
– ...За юго-западными холмами. Такова Моя воля.
– Гоните их отсюда, – вполсвиста повернулся я к Гвенилю и Махайре. – После поговорим.
И все завертелось в обратную сторону.
– Вот это совсем другое дело, – пробурчал Куш-тэнгри, поднимаясь с колен и вращая удовлетворенную Чыду. – А то понаехали тут... с Блистающей знакомиться мешают!..
– Ты руки в локтях-то не выпрямляй, орел! – беззлобно бросил Чэн-Я. – Мешают ему, понимаешь ли... Люди поклониться мне пришли, а он орет! И копьем размахивает... Вот отвадишь мне паломников – век в будущее заглядывать не захочешь!
Расселение новоявленных паломников на юго-западных холмах и за ними заняло почти весь день. Мы с Чэном и Обломком этим, разумеется, не занимались – мы помогали обучать шамана, Беседовали с кабирцами (по возможности так, чтоб это видели Дикие Лезвия), появляясь то там, то тут, вызывая благоговейный трепет и ускоряя исчезновение шулмусов из Круга священного водоема.
Потом к нам подошел Кос с Саем и Заррахидом; они долго на нас смотрели – и Обломок вдруг заявил, что хочет прогуляться с Косом и поболтать с эстоком и Вилорогим. Чэн-Я не возражал (хотя мы вроде бы и так гуляли; или ему наше общество надоело?) и Дзю живо перекочевал за пояс к Косу, после чего ан-Танья удалился.
Уже ближе к вечеру Обломок вернулся и как-то уж очень официально обратился ко мне, так что я сразу насторожился, однако никакого подвоха в речи Дзю, как ни странно, не обнаружил.
– Не соблаговолит ли Высший Дан Гьен попросить Высшего Чэна Анкора, чтобы тот передал кабирским При... людям, чтобы те передали шулмусским При... людям, чтобы оные шулмусские люди обращались со своими Дикими Лезвиями, как подобает обращаться с Блистающими?! Я имею в виду чистку, полировку, заточку... А если они совсем дикие, и не знают, как это делается, то пусть обратятся к Коблану или к любому из наших кабирцев – те научат.
Я выслушал эту длинную и путанную речь, так непохожую на обычный стиль Обломка, еще раз поискал в ней скрытый подвох, не нашел – и согласно кивнул кисточкой.
Чэн выслушал меня, тоже кивнул, подозвал Коса и изложил ему просьбу Дзюттэ.
Кос тоже кивнул – в этом мы не отличались разнообразием, – и куда-то убежал.
А вскоре к нам приблизились прямо-таки сияющая Чыда и чуть запыхавшийся, но вполне довольный жизнью Куш-тэнгри.
– Вы были совершенно правы, Высший Дан Гьен! – тараторила Чыда. – Это и впрямь отличный Придаток! Я беру обратно свои необдуманные слова – он меня вполне устраивает! Он крайне быстро учится, а Ржавые Лезвия были изгнаны им просто прекрасно! Я...
– Пошли, Асмохат-та, – коротко сказал Куш-тэнгри, Неправильный Шаман. – Дальше учиться будем.
