утра...
Этого Я-Чэн переводить для Чин не стал.
А Волчья Метла – она и раньше не обращала на Дзю особого внимания.
...Ночью я проснулся от странных звуков вне нашего шатра но совсем рядом.
Полуодетый (или полураздетый) и хмурый спросонья Чэн – Волчья Метла и Чин ночевали сегодня отдельно, и мы внутренне винили в этом глупую Хамиджу – неслышно вскочил, поднял меня с кошмы, и мы выглянули наружу.
– Ну, что там? – недовольно пробурчал Обломок, и я еще подумал – не слишком ли мы беспечны, что позволяем себе подобное недовольство?
У шатра бродил Куш-тэнгри с Чыдой в руках. На нас они не обратили ни малейшего внимания. Не до того было. Неправильный Шаман поглаживал Чыду Хан-Сегри вдоль древка и что-то взахлеб рассказывал ей – слишком быстро, чтобы Я-Чэн успевал понимать. Так, с пятого на десятое... Но это было неважно, тем более что Чыда тоже не могла понимать шамана, она даже слышала его не так, как Придатки слышат друг друга, а так, как слышит Блистающий – Придатка, и это невозможно объяснить, да и не нужно это объяснять... Они не слышали друг друга, не понимали друг друга, а Куш-тэнгри, седой мудрый ребенок, все говорил в ночи, и Чыда отвечала ему – невпопад, перебивая, одновременно говоря о совершенно разных вещах, о Шулме, о Кабире, о невзгодах и радостях, об открытии новых миров внутри себя и о палящем Масудовом огне...
Они разговаривали.
И я не посмел их прервать.
Мы тихо отошли вглубь шатра и легли на кошму, и даже Дзю не произнес ни слова.
Все было, как обычно.
И проснулись мы с Чэном одновременно, и разбудил нас привычный шум: звон Диких Лезвий, голоса Блистающих и людей, конское ржание и топот...
«Ну уж нет, – подумал Я-Чэн и стал неспешно одеваться, – дудки! Мы теперь ученые! Опять, небось, развлекаются с утра пораньше!..»
Мне-то как раз особо одеваться не требовалось: скользнуть в ножны – дело нехитрое; а вот Чэну...
Короче, прошло довольно-таки немалое время, прежде чем мы соблаговолили выбраться из шатра.
И увидели.
Лагерь был полон своих и чужих Диких Лезвий, кругом толпились какие-то незнакомые шулмусы, шулмуски и шулмусята, старавшиеся друг друга перекричать (впрочем, для нас с Чэном и свои, и чужие были на одно лицо!), и всех их было не много, а очень много – вместе с лошадьми, повозками, поклажей...
«Захватили, – мелькнула шальная мысль. – Проспали водоем! Вот они, люди Джамухи и Дикие Лезвия Чинкуэды! Сейчас заметят нас...»
Последние слова я произнес вслух.
– Кто заметит? – как-то уж слишком невинно поинтересовался Обломок.
– Они, – немного растерявшись, ответил я. – Эти... Дикие Лезвия. И воины Джамухи. Не видишь, что ли?! Вон их тут сколько... Даже баранов с собой пригнали!..
И впрямь, с юго-западных холмов доносилось истошное блеяние.
– Баранов... – задумчиво проскрипел Дзю.
И не выдержал.
– Сами вы бараны однорогие! Куда вы смотрите?! Вон туда смотреть надо, куда я смотрю!..
Мы посмотрели.
К нам шел беловолосый великан Амбариша, облаченный в немыслимо лохматые шкуры поверх своей обычной одежды, а Огненный Меч Гвениль разлегся на его плече, и сиял эспадон, надо заметить, во весь клинок, явно нисколько не смущаясь окружающим столпотворением.
Во имя Нюринги – что, в таком случае, здесь происходит?!
– Фальгрим, Гвениль, что все это значит? Кого вы сюда притащили?!
– И опять не туда смотрите, – наставительно сообщил Дзюттэ. – И не у того спрашиваете. Вы лучше у Махайры спросите, у Жнеца нашего Бронзового! Вон он за Гвенилем прячется – боится, наверное... А раз боится – значит, у него и надо спрашивать!
Не то чтобы Махайра действительно чего-то боялся, но почему-то изо всех сил старался выглядеть как можно более неприметным – только от Дзю не спрячешься, хоть за Гвенилем, хоть за кем, и пришлось Махайре вместе с Диомедом двигаться к нам.
– Где это вы, – осведомился я, – разрази вас Небесный Молот, пропадали?!
– Ты понимаешь, Единорог... – начал было Гвениль не очень уверенно, но тут его перебил Махайра, а потом его, в свою очередь, перебил Гвениль, а Диомед с Беловолосым вообще говорили, не переставая и почти одновременно...
В общем, как понял Я-Чэн из этого гама, дело обстояло следующим образом.
Пока мы с Чэном и Куш-тэнгри «шаманили», мы напрочь забыли, что в мире существует еще кто-то и что-то, кроме нас самих, и что наши ориджиты с их Дикими Лезвиями как-то жили и до встречи с нами. То есть, мы совсем не подумали, что у детей Ориджа здесь есть семьи; но сами ориджиты об этом ни на минуту не забывали. И поскольку напрямую к Асмохат-та и Пресветлому Мечу они обращаться не решились, то обратились сперва соответственно к Фальгриму-эцэгэ с Гвенилем Могучим и Диомеду-эцэгэ с Махайрой Хитроумным.
