газеты со слов нью-йоркских корреспондентов сообщали: «Печать восторженно отзывается о русской артистке. После Нью-Йорка предстоят гастроли г-жи Павловой в Бостоне, Филадельфии, Балтиморе».

Действительно, после первых представлений труппа Павловой совершила турне по ряду американских городов, вернулась в Нью-Йорк и провела здесь весь сезон. Мало того, Павлова заключила соглашение с «Метрополитен опера» о гастролях в будущем году.

Во время поездки несколько раз до Анны Павловны доходили известия, что в Нью-Йорке побывали русские танцоры и что теперь они совершают турне по тридцати городам Америки. Добродушно говорили, что среди них один совсем «крейзи-рашн», который много пьет виски и вообще куролесит.

Случилось так, что, когда Павлова приехала в Сан-Франциско, в двух часах езды от него, в Окленде, находились и те русские артисты, о которых она слышала. Недолго думая, Анна Павловна отправилась в Окленд. «Русским» оказался Федор Васильевич Лопухов, участник турне Павловой и Больма по Скандинавским странам в 1907 году.

«Никогда не забуду благородного поступка Павловой, — вспоминает Лопухов. — Кто я был для нее? Ровным счетом никто. Человек я по сравнению с ней маленький, на дружбу с Павловой никогда не рассчитывал. Тем не менее она бросила свои дела (а ее „жизнь на колесах“ была расписана по часам, истощая все физические и душевные силы), чтобы образумить какого-то Лопухова…

В том, что сделала Павлова, не было ни рисовки, ни подвига, — поясняет он далее. — Внешне сухая, даже неинтересная, погруженная в себя и свои заботы, она была вместе с тем хорошим, чутким, сердечным товарищем, очень простым в обращении и чрезвычайно отзывчивым…»

В чем заключались его «безумства», Федор Васильевич не сообщает. В Соединенные Штаты вместе с сестрой Лидией Лопуховой и московским танцовщиком Александром Волининым Лопухов был законтрактован для выступлений в американских театрах неким Манделькерном, служащим антрепренера Фромана. Он доставил набранную им труппу в Нью-Йорк. Фроман уступил заключенный контракт другому антрепренеру, Дилингаму. И так еще несколько раз русские артисты переходили к разным хозяевам, даже не подозревая об этом. Для деловых американцев такой стиль делать деньги считался нормальным. Для многих артистов «микроб бизнеса» оказывался губительным.

«Павлова терпеливо и долго убеждала меня, — рассказывает Лопухов, — потерпеть до окончания срока контракта и не „крейзить“… Помню только, как мы сидели с ней в оклендском парке, без конца говорили и плакали, вспоминая Россию. На всю жизнь запечатлелась у меня в памяти Павлова… тепло ее души, покорившее меня и растопившее мою дикую тоску.

Наши знакомые американцы не могли понять этого свидания. Не могли представить себе, что возможна простая товарищеская встреча и задушевный разговор между людьми, из которых один велик и знаменит, а другой мал и безвестен. Это, говорили они, возможно только у русских. Да, для меня великое товарищество русских актеров, существующее века, душевная близость, не считающаяся ни с корыстью, ни с табелью о рангах, открылись в той встрече, и этим, оказывается, я дорожил больше всего, без этого не мог жить. В этом был для меня образ родной страны, России!.. Вдали от царской России, имея в кармане столько денег, сколько и не снилось прежде, натанцевавшись вдоволь и наслушавшись досыта аплодисментов, не чувствуя унизительной зависимости от чиновников Императорских театров и их слуг, я вдруг понял, что не могу быть счастлив на чужбине, что мне нужна моя Россия. Это помогла мне понять Павлова, хотя она и не внушала мне таких выводов».

Из Америки Павлова и Мордкин перебрались в Лондон. Уже в апреле 1910 года состоялось первое выступление их в столице Британии, и успех был чрезвычайный.

«Видели ли вы Павлову?» — эта фраза стала употребляться чуть ли не вместо приветствия, — писала одна из популярнейших английских газет вскоре после дебюта Павловой в «Палас-театре». — Где бы ни встретились два лондонца — за обеденным столом, в гостях или в клубе, — разговор тотчас заходил об Анне Павловой и Михаиле Мордкыне, выдающихся артистах русского балета».

И до Павловой в «Палас-театре» выступали и очень известные актеры, но то были сенсации сезона. А на этот раз лондонцы, как считали они сами, являлись свидетелями сенсации века. Поэтому к началу представления к «Палас-театру» подкатывали шикарные автомобили, из них важно выходили дамы в блестящих туалетах. Любая из них готова была простоять несколько часов за креслами, не получив лучшего билета, лишь бы увидеть русскую знаменитость.

Успех первых гастролей в Америке и в Англии привел Анну Павловну к мысли создать собственную постоянную труппу вместо того, чтобы при каждом новом турне заново подбирать исполнителей характерных танцев и кордебалет. Нетерпеливая и решительная, она здесь, в Лондоне, начала приводить в исполнение свою идею, готовясь ко второй гастрольной поездке в Соединенные Штаты.

На первых порах труппа Павловой состояла всего из десяти человек — англичан и русских. Репертуар был сборный, Павлова танцевала и свои коронные номера: «Лебедь» Сен-Санса, «Мазурку» из «Жизни за царя» Глинки, Вакханку из балета «Виноградная лоза». А. Рубинштейна, поставленные еще в России русскими балетмейстерами. Удачей оказалась встреча с Хильдой Бьюик, молодой англичанкой, говорившей по-русски. В случае нужды она могла служить и переводчицей. Танцовщиц Анна Павловна отбирала после просмотра из тех, кто хотел попасть в ее труппу. И в дальнейшем Павлова не вдруг принимала к себе артистов. Так, уже в Америке, во время выступлений в том же театре «Метрополитен опера» Павлова обратила внимание на Анну Васильевну Пружину, заменявшую балетмейстера Альбертиери на репетициях с кордебалетом театра.

— Вы так хорошо ведете занятия, — сказала ей Павлова, — что я подумала, не балерина ли вы.

Пружина оказалась балериной и совсем недавно появилась в нью-йоркском «Ипподроме», принадлежавшем Чарльзу Диллингему. Павлова угадала в девушке дарование и пригласила в свою труппу. Та с радостью согласилась и работала с Павловой до конца ее жизни, привязавшись к гениальной артистке сердцем и умом.

Вторая поездка в Соединенные Штаты состоялась в 1911 году, теперь уже с постоянной труппой и с Мордкиным. Она подтвердила успех первой. Выступления Павловой как в Англии, так и в Америке не только усилили интерес к балету в этих странах, но и привели к возникновению здесь в дальнейшем национальных профессиональных школ танца и балетных трупп.

До сих пор зарубежные турне, как бы долго они ни продолжались, не отрывали Павлову от России. Она оставалась русской танцовщицей и каждую осень возвращалась в свое Лигово, в свой Петербург, участвовала в спектаклях на сцене Мариинского театра. После второй поездки по Америке Анна Павловна появилась на родине только к концу года, не выступив ни разу в сезоне 1910 года в Петербурге…

Накануне выпал обильный снег, так что трамваи вынуждены были остановиться. Усиливавшийся ветер с моря нагнал в каналы и реки Петербурга столько воды, что уровень их поднялся значительно выше ординара. Только к вечеру ветер стих и вода пошла на убыль. Подморозило, образовался санный путь.

Анна Павловна смотрела в окна зеркального класса на заснеженную Неву и радовалась, что снова дома Любовь Федоровна вынимала из баулов ее вещи, рассказывала, как вчера чуть-чуть не произошло наводнение и даже стреляли из пушки, предупреждая об опасности.

Еще не успела Анна Павловна наговориться с матерью, как приехал Дандре. Между Анной Павловной и Дандре существовали странные на первый взгляд отношения. Они любили друг друга. Но оставался нерешенным вопрос о браке: сначала потому, что он и она были людьми разных общественных положений — он аристократический потомок старинного французского рода, принятый в среде высшего столичного общества, а она дочь прачки и солдата, «малютка из кордебалета». О браке не могло быть и речи, как думал Дандре. Теперь…

Все это промелькнуло в голове Анны Павловны в одно мгновение, и тотчас, прогнав недобрые мысли, она пригласила:

— Садитесь, Виктор, я рада вас видеть. И рассказывайте. А вот газеты, — добавила она и пододвинула ему лежавшую на столике кипу газет, — статьи и рецензии собраны для вас. Вы почему такой мрачный?

Говорила она скороговоркой, переходя с одного на другое, как будто без всякой связи. Во всем этом сквозило все еще что-то детское, чистое. Дандре молча слушал, как всегда, удивляясь ее непосредственности и неожиданным ассоциациям. А она уже рассказывала:

— Вы знаете, мне пришла дельная мысль — создать свою постоянную труппу. Сейчас у меня уже есть десять человек. Ведь это удобно, Виктор, не правда ли иметь постоянную труппу, а не набирать каждый раз