— Чувствуете себя лучше?

— Да, таблетки помогают.

— Не вредят, во всяком случае, — сказал он. — Я и аптечную дверь не запер?

— Какую аптечную?

— Вон ту. Там моя аптека.

— Да вроде она не заперта.

— Старею. Как Фей поживает?

— Меня беспокоит ее здоровье. Не так давно она очень расхворалась. Рези в животе, даже бредила немного.

— У нее уже бывали эти рези, — сказал доктор Уайльд. — При таком образе жизни, принимая пищу когда придется, здоровья не убережешь. И я вот свое уберечь не могу. Мы все сваливаем на желудок. А причина в том, что переедаем и не спим по ночам. Да, так вам таблетки. Цвет какой, не помните?

— Было три сорта — желтые, красные, зеленые.

— Да, да. Вспомнил.

Он отсыпал таблеток в круглую картонную коробочку; Кейт стояла на пороге аптечной комнаты.

— Сколько здесь лекарств!

— Да, и чем старее я становлюсь, тем меньше их прописываю, — сказал доктор Уайльд. — Некоторые так и стоят все эти годы. Обзавелся ими, когда начинал практиковать. Обычный ассортимент начинающего. Экспериментировать хотел — алхимиком стать этаким.

— Кем?

— А, неважно. Вот, возьмите. А Фей передайте, пусть высыпается и овощи ест. Я сегодня всю ночь не спал. Я уж вас не провожаю.

Нетвердой походкой он ушел в кабинет. Посмотрев ему вслед, Кейт быстрым взглядом окинула ряды бутылок и коробок. Закрыла аптечную дверь, огляделась в приемной. На полке одна книга выдалась вперед. Толчком Кейт выровняла книжный ряд. Взяла с кожаного дивана свою большую сумочку и ушла.

У себя в спальне Кейт вынула из сумки пять бутылочек, исписанную бумажку. Вложила это все в чулок, свернула и, спрятав в резиновый ботик, поставила его в глубь стенного шкафа, рядом с другим ботиком.

Дом Фей стал постепенно меняться. Раньше были девушки неряшливы, обидчивы. Только укажи им, что надо опрятнее держать себя и комнату, — и готова страшная обида, и весь дом дышал бы недовольством. Но Кейт повела дело иначе.

Как-то вечером, за ужином она сказала, что заглянула к Этель и там так чистенько и хорошо, что просто нельзя было не купить Этель подарок. Тут же за столом Этель развернула сверток; внутри оказался большой флакон одеколона, — надолго хватит. «Хорошо, что Кейт не заметила грязное белье под кроватью», — подумала обрадованная Этель. И сразу после ужина убрала белье, смела паутину из углов, помыла пол.

Вскоре потом Кейт объявила, что сегодня Грейс особенно красива, и, сняв с себя брошь в виде бабочки с фальшивым брильянтом, подарила ей. Пришлось Грейс побежать к себе наверх и надеть чистую блузку ради такой броши.

Повар Алекс, которого обычно ругательски ругали за стряпню, впервые услыхал, что никто не печет таких вкусных печений, как он, и что кулинарному искусству обучиться нельзя, надо родиться с талантом, чутьем, как у него.

Слепой тапер услышал, что его все любят. И его заезженно-тупая игра заметно улучшилась.

— Начинаешь вспоминать, и странное звучит из прошлого, — как-то сказал он Кейт.

— Что именно? — спросила она.

— Да вот хотя бы. — И сыграл ей.

— Прелестно, — сказала она. — Что это?

— Не помню. Кажется, Шопен. Эх, если б я мог видеть ноты!

Он рассказал ей печальную историю о том, как лишился зрения, а никому прежде не рассказывал. И в тот субботний вечер, убрав цепку со струн, он сыграл вещь, которую вспомнил и подрепетировал утром, — «лунное» что-то, кажется, Бетховена.

— И в самом деле лунное, — сказала Этель. — А слова знаешь?

— Оно без слов, — сказал Слепенький. — А надо бы слова. Мотив красивый, — сказал Оскар Трип, субботний гость из Гонзалеса.

А в один из вечеров Кейт вручила каждой девушке подарок — ведь во всем округе нет лучше, чище и милее дома, чем у Фей, и кого же благодарить за это, как не девушек! А такую приправу к рагу вы где- нибудь еще пробовали?

Алекс ушел в кухню, украдкой вытер глаза тыльной стороной руки. Ух, какой он им приготовит пудинг с черносливом — пальчики оближут!

Джорджия стала вставать не позже десяти утра и брать у Слепенького уроки игры на рояле, и ногти у нее теперь были чистые, ухоженные.

— А я уж совсем было решила бросить ремесло и выйти замуж. Представляешь? — сказала Грейс, возвращаясь после утренней воскресной мессы.

— У нас и правда стало славно, — ответила Трикси. Девушки из дома Дженни, когда приходили к Фей на именинный торт, глазам своим не поверили. Теперь у них только об этом и говорят. Дженни очень рассердилась.

— А утром сегодня видела цифру на доске?

— Конечно, — восемьдесят семь за одну неделю. И ведь не праздники сейчас! Ну-ка, пусть Дженни или Негра с нами потягаются!

— Какие там праздники! Сейчас великий пост! У Дженни небось ни клиента.

После той болезни и кошмаров Фей была тиха, подавленна. Кейт чувствовала на себе наблюдающие взгляды Фей, но тут уж ничего не поделаешь. А что свернутый трубкой документ по-прежнему в шкатулке, Кейт удостоверилась, и девушки все его видели или слышали о нем.

Как-то днем Кейт постучалась к Фей, вошла; Фей подняла глаза от пасьянса.

— Как себя чувствуешь, мамочка?

— Прекрасно, чудесно. — Убрать из глаз настороженность Фей не смогла, не настолько она была ловка. — Знаешь, Кейт, мне хочется в Европу.

— Вот и чудесно. Эту поездку ты заслужила и можешь себе позволить.

— Я не хочу одна ехать. Хочу, чтобы и ты поехала со мной.

— Я? Ты хочешь взять меня? — Кейт взглянула удивленно.

— А как же. Конечно.

— Ах, милая мамочка! Когда же мы поедем?

— А ты хочешь?

— Я всегда мечтала. Когда же мы поедем? Давай не будем откладывать.

Из взгляда Фей ушло недоверие, лицо разгладилось.

— Может быть, будущим летом, — сказала она. — Будем готовить поездку на лето. Кейт!

— Да, мама?

— Ты… ты больше не обслуживаешь клиентов?

— Да зачем же? Ты ведь так обо мне позаботилась.

Фей не спеша собрала карты в колоду, обровняла, убрала в ящик столика. Кейт пододвинула стул, села, сказала:

— Хочу с тобой посоветоваться.

— О чем?

— Я стараюсь помочь по хозяйству, ты знаешь.

— Я без тебя как без рук, душенька.

— Больше всего мы тратим на питание, особенно зимой.

— Верно.

— Ну так вот: сейчас фрукты и всякие овощи можно купить за гроши. А зимой, сама знаешь, сколько приходится платить за консервированные персики и молодую стручковую фасоль.