— Неужели ты хочешь заняться консервированием?

— А почему бы нам не заняться?

— И Алекс согласен возиться?

— Хочешь верь, мама, хочешь не верь, но Алекс сам предложил. Спроси его.

— Не может быть!

— Клянусь тебе, сам предложил.

— Чудеса, черт меня дери… Ах, прости, душенька. Сорвалось с языка…

И кухня обратилась в консервный завод; все девушки помогали. Алекс и вправду поверил, что это его идея. Ведь он получил за нее серебряные часы с выгравированной дарственной надписью, когда управились со всеми банками.

Обычно Фей и Кейт ужинали за общим длинным столом, но по воскресеньям, когда Алекс не готовил и девушки обходились многослойными бутербродами, Кейт сервировала ужин для двоих в комнате у Фей. Это были приятные, по-дамски элегантные ужины. Всегда был какой-нибудь деликатес — гусиная печенка, особенный салат, пирожные из булочной Ланга, что на Главной улице. И на столе у Фей постлана была не белая клеенка, как в столовой, а камчатная белая скатерть, и салфетки были не бумажные, а льняные. Кейт сервировала стол по-праздничному, со свечами и — что редкость для Салинаса — с цветами в вазе. Кейт умела составлять прелестные букеты из полевых цветов, которые сама и собирала.

— Что за умница, — восторгалась Фей. — Все она умеет, из ничего сделает чудо. Мы с ней в Европу поедем. Вы и не знаете, а она и по-французски говорит. Честное слово. Вот на досуге попросите ее сказать что-нибудь по французски. Она и меня учит. Знаете, как по-французски хлеб?

Фей наслаждалась предвкушением поездки. Она оживленно готовилась, планировала — и все благодаря Кейт.

В субботу четырнадцатого октября над Салинасом пролетели первые дикие утки. Фей видела в окно — летели на юг большим клином. Как всегда перед ужином заглянула Кейт.

— Летят утки, — сказала Фей. — Зима уж на подходе. Сказать Алексу — пусть печи приготовит.

— Подать тебе твое укрепляющее, мамочка?

— Да. Ты меня совсем разбаловала своими заботами.

— Я люблю о тебе заботиться, — сказала Кейт. Достала из комода бутылку с микстурой Пинкем, подняла ее на свет, — Тут на донышке. Надо новую.

— Кажется, у меня там в шкафу остались еще три из купленной дюжины. Кейт взяла стакан.

— Мушка попала, — сказала она. — Пойду вымою. На кухне Кейт ополоснула стакан. Извлекла из кармана пипетку, заполненную прозрачной жидкостью — настойкой чилибухи — и воткнутую в кусочек картофелины, как затыкают нос керосинового бидона. Аккуратно выдавила в стакан несколько капель.

Вернувшись к Фей, налила три столовые ложки микстуры, размешала в стакане. Фей выпила, облизала губы.

— Горькое на вкус, — сказала она.

— Горькое, мамочка? Дай попробую.

Кейт налила из бутылки в ложку, глотнула, поморщилась.

— И в самом деле, — сказала она. — Должно быть, слишком давно стоит. Надо выбросить. Ужасно горькое. Я принесу сейчас воды, запьешь.

За ужином Фей сидела вся раскрасневшаяся. Вот положила вилку, как бы прислушиваясь к себе.

— Что с тобой? — спросила Кейт. — Что с тобой, мама?

Фей очнулась.

— Сама не пойму. Наверное, небольшой сердечный спазм. Ни с того ни с сего стало страшно, и сердце застучало.

— Может, в спальню тебя проводить?

— Нет, милая, уже все прошло.

— Ой, у тебя такой густой румянец, Фей, — сказала Грейс, кладя вилку.

— Мне это не нравится, сказала Кейт. — Надо позвать доктора Уайльда.

— Не надо, все уже прошло.

— Ты меня напугала, — сказала Кейт. У тебя так и раньше случалось?

— Одышка иногда бывает. Видно, я слишком растолстела.

Весь тот субботний вечер Фей чувствовала себя неважно и по настоянию Кейт в десять часов легла спать. Кейт несколько раз заглядывала, пока не убедилась, что Фей спит.

Назавтра Фей вполне оправилась.

— Это, видимо, просто одышка, — сказала она.

— Подержим мамочку на диете, — сказала Кейт. Я сварила на ужин куриный бульон, и фасолевый салатик у нас будет — по-французски, как ты любишь, с прованским маслом и уксусом. И стакан чаю.

— Но, ей-богу, Кейт, я отлично себя чувствую.

— Чуточку диеты нам обеим не повредит. Ты меня напугала вчера вечером. У меня тетя скончалась от сердечного приступа. А такое не забывается.

— У меня никогда ничего с сердцем не было. Только легкая одышка, когда поднимаюсь по лестнице.

В кухне Кейт приготовила два подноса. Сдобрив уксусом масло, полила фасолевый салат. Поставила на поднос любимую чашку Фей, а бульон — на плиту разогреть. После чего достала из кармана пипетку, капнула на салат две капли кретонового масла, тщательно размешала. Пошла к себе в комнату, выпила стакан слабительного «Каскара Саграда»и не мешкая вернулась в кухню. Разлила горячий бульон по чашкам, налила кипятку в чайник и понесла оба подноса к Фей.

— Я вроде и не голодна, — сказала Фей. — Но бульон так аппетитно пахнет.

— Я приправила салат по старинному особому рецепту, — сказала Кейт. Розмарином и тимьяном. Интересно, как тебе понравится.

— Да он вкуснющий, — сказала Фей. — Все-то на свете ты умеешь.

Кейт схватило первую. На лбу выступил каплями пот, она согнулась, крича от боли. Глаза у нее выпучились, изо рта потекла слюна. Фей выбежала в коридор, зовя на помощь. В комнату сбежались девушки, пять-шесть воскресных клиентов. Кейт корчилась на полу. Два постоянных клиента положили ее на кровать Фей, хотели выпрямить ей ноги, но она опять со стоном скрючилась, вся обливаясь потом.

Фей стала полотенцем вытирать ей лоб, но тут и Фей скрутило.

Только через час разыскали доктора Уайльда — он играл в покер у приятеля. С истерическими причитаньями две шлюхи потащили его к заболевшим. Фей и Кейт уже ослабели от рвоты и поноса; время от времени их снова схватывали корчи.

— Что вы ели? — спросил доктор Уайльд. И, поглядев на подносы:

— Эту фасоль вы дома консервировали?

— Ага, — сказала Грейс. — Мы caми.

— И кто-нибудь из вас тоже ел салат?

— Нет. Дело в том, что…

— Сейчас же разбейте все банки, — сказал доктор Уайльд. — Будь проклята эта фасоль! И вынул из чемоданчика желудочный зонд. Во вторник, сидя у постелей, где лежали две слабые, бледные женщины (кровать Кейт перенесли сюда же), доктор Уайльд сказал:

— Теперь уже могу признаться. Я не думал, что вы останетесь в живых. Вам чертовски повезло. И не консервируйте больше фасоль. Покупайте в магазине.

— А что это у нас? — спросила Кейт.

— Ботулизм. Мы мало знаем о его природе, но выживают единицы. Вы молоды, а у Фей крепкий организм, и это вас спасло. Кишечник все еще кровоточит? — спросил он Фей.

— Да, немного.

— Так. Вот вам таблетки морфия. У них крепительное действие. Вероятно, где-нибудь внутри надрыв от потуг. Но недаром говорят, что шлюхи двужильный народ. Полежите-ка обе в постели. Это было семнадцатого октября.

Фей уже не суждено было поправиться. Ей делалось немного лучше, потом становилось совсем плохо. Третьего декабря — вновь ухудшение, и оправлялась от него Фей еще медленнее. Двенадцатого февраля