Не палец, знать. Топор здесь ненадежен.
А тут вот, у Чаковского, есть штучка
(Расул тебе ее сейчас покажет).
Ага, вот видишь - техника какая!
Для рубки мяса, вроде гильотинки,
Конечно иностранная. Но к делу!
Давай, брат, руку. Засучи рубашку
И брюки подверни. Вот здесь, на левой.
Ну, а сейчас укольчик небольшой,
Протрем одеколончиком. Как пахнет!
Немного жжется? Ничего, зато
Микробы юркие под кожу не проникнут…
Теперь закрыть глаза, расслабиться, забыться
И спатеньки!'
Все тихо затуманилось, поплыло.
Снотворный мягкий змей, не торопясь,
По крови расползался. Я хотел…
Я что-то, кажется, сказать еще пытался,
Но вдруг увидел, что уже уснул.
Мне снилось, что я вновь в родной деревне,
В полупустой натопленной избе,
И будто бы вернулся я с охоты.
Я весь в грязи, с меня свисают клочья
Свалявшихся болотных, прелых трав,
На поясе висит тяжелый заяц,
И медленно и мерно каплет кровь
С него на светлый, выскобленный пол.
Вдруг бабушка вошла. 'Не ждали, внучек.
Давно не приходил. А лет небось немало
Прошло'. Прозрачный бледный взгляд
Смотрел в меня спокойно, неподвижно.
'Помыться бы', - с трудом я прошептал.
'Помыться можно. Здесь вот, в чугунке,
Я щи поставила. Не хочешь прямо в щах
Помыться?' - бабушка как будто усмехнулась.
'В каких, бля, щах?!' - вдруг вырвался истошный,
Нечеловеческий, поганый, сиплый вопль,
И передернуло меня. Я понял,
Что бабушка давно сошла с ума,
Живя здесь на отшибе, в одинокой
Заброшенной избушке. 'А вот в этих', -
Она иссохшим пальцем указала
На чугунок большой с каким-то супом.
'Ты зайчика на лавку положи,
А сам, в одежде прямо, полезай -
Уместишься как раз'. Я почему-то
Послушался - и в жижу погрузился.
И правда, поместился хорошо.
Щи были теплые, болотцем отдавали,
В них плавала какая-то трава,
Куски земли, комки неясной глины,
И мягкий пар неспешно поднимался.
Сначала было хорошо, умиротворенно,
Но вдруг, я вижу, - щи-то закипают
И тело под одеждой жгут все строже.
Все яростней… 'Да что ж это такое!'
Я закричал, забился - пар плотнее
Вокруг меня. Я вижу лишь оконце
Все кривоватое - совсем заиндевело,
Покрыто все блестящим тонким льдом.
Узор мерцающий - похожий чем-то
На выпитый до дна стакан кефира
С разводами на тоненьком стекле.
Не помню… вот, недавно, только что…
Совсем-совсем сейчас его оставил
Я на столе в писательской столовой…
Когда же? Неужели так давно?
Ах, много лет назад. Ну что же, понимаю.
Почти вся жизнь прошла,
И вот теперь вернулся
В места забытые младенческой зари,
В края родимые, в далекую деревню,
Да только незадача вот - послушал
Безумную старуху и полез
Зачем-то мыться в щах. Как горько
Так глупо, по случайности, погибнуть.
Как только это все могло случиться?
Я, кажется, подумал - в этом есть,
Должно быть, неиспытанное что-то…
Но промахнулся - и попал в капкан!
Вот так вот, трепеща, жизнь исчезает,
Уже исчезло все - и только то оконце
Еще мне светит ледянистым светом,
Последним лучиком и изморозью нежной…
Вдруг что-то в нем слегка зашевелилось.
Я пригляделся, вспыхнула надежда,
И голова безумно закружилась.
О, неужели это… Быть не может!
О, Господи! Да, да, там проступает
Рукав со складками, картуз, плечо,
Улыбка, локоть, тень от козырька
И салютующие пальцы - Ленин! Ленин!
Ильич………………………….
Вдруг схлынуло все тяжкое. Спокойно
Сидим мы трое за простым столом.
Я словно после бани - разомлевший,
