поедем.

— Ни дать ни взять магия! — мягко поддразнил его я. Любые рассуждения о магии неизменно вызывали у Артура презрительный смех.

— А что, очень может быть! — абсолютно серьезно ответил он и повел меня вниз по улице мимо громадного христианского святилища к странного вида кургану в центре города. К вершине спиралью вилась тропа; там, наверху, древний народ вырыл неглубокую яму. В яме скопились бессчетные мелкие подношения богам: обрывки ленточек, клочья шерсти, пряжки — зримое подтверждение тому, что Мэуриговы миссионеры, несмотря на все свое усердие, не вовсе изничтожили старую религию. — Ежели и впрямь без магии не обошлось, источник ее — здесь, — поведал мне Артур, когда мы поднялись на вершину кургана и поглядели вниз, в заросшую травой яму. — Местные уверяют, это врата Иного мира.

— А ты им веришь?

— Я просто знаю: место это благословенно, — радостно заверил он.

Воистину в тот день на исходе лета всякий бы сказал про Иску то же самое. Был час прилива; вздувшаяся река несла глубокие воды вдоль зеленых берегов, солнце озаряло белые стены зданий и сияло в кронах деревьев, что росли во дворах, а к северу от города до самых гор мирно раскинулись возделанные земли и невысокие холмы. Трудно было поверить, что не так уж много лет назад до этих самых холмов добрался отряд саксов, вырезал земледельцев, захватил рабов, выжег поля и пашни. Этот набег случился во времена правления Утера, а Артур отбросил врага так далеко назад, что казалось, в то лето и еще много годов спустя ни один свободный сакс не дерзнет подступиться к Иске.

Самый маленький из городских дворцов стоял чуть западнее кургана: там-то и обосновались Артур с Гвиневерой. С высоты волшебного холма мы могли заглянуть во двор, где прогуливались Гвиневера с Кайнвин: видно было, что разговаривает главным образом Гвиневера, а Кайнвин слушает.

— Небось строит планы насчет Гвидрова брака, — сообщил мне Артур. — С Морвенной, разумеется, — добавил он, и по губам его скользнула улыбка.

— Давно пора, — горячо заверил я. Морвенна была хорошей дочерью, но в последнее время сделалась капризна и раздражительна. Кайнвин уверяла меня, что поведение Морвенны в порядке вещей: девочка-де созрела для замужества, вот и все. Кто-кто, а я бы ее исцелению весьма порадовался.

Артур присел на травянистую кромку холма и задумчиво уставился на запад. Руки его были испещрены мелкими темными шрамами — последствия работы с горном. На конном дворе Артур отстроил себе собственную кузницу. Кузнечное дело всегда его завораживало, он мог часами восторженно разглагольствовать об этом великом искусстве. Теперь, однако, мысли его были заняты совсем другим.

— Ты будешь возражать, если брак благословит епископ Эмрис? — неуверенно спросил он.

— С какой бы стати? — удивился я. Эмрис всегда мне нравился.

— Только епископ Эмрис, — уточнил Артур. — И никаких друидов. Пойми, Дерфель, я тут живу, пока на то есть воля Мэурига. В конце концов, король здешней земли — он.

— Господин, — запротестовал было я, но Артур предостерегающе поднял руку, заставляя меня умолкнуть, и я сдержал негодование. Я знал, что с таким соседом, как молодой король Мэуриг, ужиться непросто. Он до сих пор злился, что во времена саксонского нашествия отец временно снял с него власть, досадовал, что не причастен к славным деяниям при Минидд Баддоне, и угрюмо завидовал Артуру. Гвентская территория Мэурига начиналась в нескольких ярдах от кургана, за римским мостом через реку Уск, и эта восточная часть Силурии по закону тоже принадлежала Мэуригу.

— Мэуриг хотел, чтобы я жил тут на правах его арендатора, — объяснил Артур, — но Тевдрик передал мне права на все исконные королевские доходы. Он-то, по крайней мере, благодарен за все, что мы свершили при Минидд Баддоне, но очень сомневаюсь, что молодой Мэуриг доволен таким соглашением, так что я его задабриваю, изображая ревностного христианина. — Он картинно перекрестился и поморщился, издеваясь над самим собой.

— Еще не хватало — задабривать Мэурига! — сердито возразил я. — Дай мне месяц, и я приволоку сюда подлого пса — приволоку на коленях.

Артур расхохотался.

— Снова война? — Он покачал головой. — Мэуриг, может, и глуп, но войны никогда не искал, так что неприязни я к нему не испытываю. Он оставит меня в покое — пока я не задеваю его чувств. Кроме того, сражаться мне есть с кем, не хватало еще и о Гвенте беспокоиться.

Впрочем, сражался Артур не много. Черные щиты Энгуса по-прежнему совершали набеги через западную границу Силурии, так что, защищаясь от подобных вторжений, Артур разместил тут и там небольшие гарнизоны копейщиков. На Энгуса он зла не держал, более того, считал его другом, но для Энгуса грабительский набег за чужим урожаем — искушение неодолимое: поди запрети чесаться блохастому псу! Северная граница Силурии причиняла куда больше беспокойства: там был Повис, а в Повисе, после смерти Кунегласа, воцарился хаос. Королем был провозглашен Пирддил, сын Кунегласа, но по меньшей мере с полдюжины могущественных вождей полагали, что на корону у них больше прав, чем у Пирддила, — или, по крайней мере, достанет силы захватить корону, — так что некогда могущественное королевство Повис пришло в упадок и превратилось в арену кровавых свар. Гвинедд, обнищавшая страна к северу от Повиса, грабила его безнаказанно, военные отряды дрались друг с другом, заключали краткосрочные союзы и тут же их нарушали, зверски изничтожали семьи друг друга, а когда сами оказывались под угрозой избиения, отступали в горы. У Пирддила оставалось довольно верных копейщиков, чтобы удержать трон, но на то, чтобы обуздать мятежных вождей, их уже не хватало.

— Думается, нам придется вмешаться, — сказал мне Артур.

— Нам, господин?

— Нам с Мэуригом. Да знаю я, знаю, войну он ненавидит, но рано или поздно в Повисе убьют какого- нибудь проповедника, а то и не одного, и подозреваю, что эти смерти вынудят его выслать копейщиков Пирддилу на подмогу. Ну, при условии, что Пирддил согласится ввести в Повисе христианство, а именно так он, несомненно, и поступит, если тем самым вернет себе королевство. А если Мэуриг отправится на войну, то небось и меня с собой позовет. Ему всяко предпочтительнее, чтобы гибли мои люди, а не его.

— Под христианским знаменем? — мрачно осведомился я.

— Вряд ли он потребует иного, — невозмутимо отозвался Артур. — В Силурии я у него — сборщик налогов, так отчего бы мне не стать его военным вождем в Повисе? — Он криво усмехнулся такой перспективе и опасливо глянул на меня. — Есть еще одна причина, почему Гвидр с Морвенной должны пожениться по христианскому обычаю, — промолвил он, помолчав.

— А именно? — подсказал я: было ясно, что эта причина вгоняет его в смущение.

— Что, если у Мордреда с Арганте детей так и не будет? — ответил он вопросом на вопрос.

Откликнулся я не сразу. Когда мы с Гвиневерой беседовали в Аква Сулисе, она намекала на такую возможность, да только мне в это не верилось. Так я и сказал.

— Но ведь если они окажутся бездетны, — гнул свое Артур, — у кого будет больше прав на королевский титул Думнонии?

— У тебя, конечно, — твердо объявил я. Артур был сыном Утера, пусть и незаконнорожденным; других сыновей, способных претендовать на трон, у покойного короля не осталось.

— Нет-нет, — быстро возразил он. — Я этого не хочу. И никогда не хотел.

Я глянул вниз, на Гвиневеру, подозревая, что вопрос о наследовании Мордреду подняла она.

— Значит, Гвидр? — догадался я.

— Значит, Гвидр, — согласился Артур.

— А Гвидр того хочет?

— Думаю, да. Мальчик больше прислушивается к матери, чем ко мне.

— А ты не хочешь, чтобы Гвидр стал королем?

— Пусть решает сам, — отозвался Артур. — Если у Мордреда не будет наследника, а Гвидр пожелает заявить притязания на трон, я поддержу его. — Он глядел вниз, на Гвиневеру, и я догадался, что за этими честолюбивыми планами стоит не кто иной, как она. Она всегда мечтала быть женой короля, но на худой конец можно и матерью, раз Артур от власти отказывается. — Но, как сам ты говоришь, в такое верится слабо. От души надеюсь, у Мордреда народится множество сыновей, но если нет и если на трон взойдет Гвидр, ему понадобится поддержка христиан. Ныне в Думнонии заправляют христиане, верно?

— Верно, господин, — мрачно подтвердил я.