удачным. Гибель Кунегласа, своего прежнего покровителя, Талиесин воспел в протяжном плаче, причем имя мертвого короля повторялось снова и снова рокотом барабанного боя. Выезд Гавейна превратился в жуткий рассказ о том, как души наших мертвых копейщиков вернулись от моста мечей и атаковали вражеский фланг. Бард восхвалил Тевдрика, не обошел и меня, воздал почести Саграмору, но превыше всех прочих восславил Артура. В песни Талиесина не кто иной, как Артур, затопил долину вражеской кровью, не кто иной, как Артур, поверг вражеского короля, не кто иной, как Артур, заставил всю Ллогрию содрогнуться от ужаса.
Христиане Талиесинову песнь терпеть не могли. В их собственных песнях говорилось, будто саксов разгромил Тевдрик. Всемогущий Господь Бог, уверяли христианские сказители, внял мольбам Тевдрика и привел на поле боя небесное воинство, и Его ангелы крушили саксов огненными мечами. Об Артуре в этих песнях не упоминалось — язычники-де к победе никоим образом не причастны, — и по сей день находятся люди, готовые утверждать, что при Минидд Баддоне Артура вообще не было. В одной христианской поэме смерть Эллы приписывается Мэуригу, который при Минидд Баддоне не сражался вовсе: он сидел дома, в Гвенте. После битвы Мэуриг вернул себе королевский сан, а Тевдрик возвратился в свой монастырь, и гвентские епископы объявили его святым.
Тем летом Артур был слишком занят, чтобы задумываться о новых песнях либо новых святых. За последующие недели мы отобрали назад обширные части Ллогрии, хотя всю Ллогрию отбить не смогли: саксов в Британии оставалось еще преизрядно. Чем дальше на восток мы продвигались, тем яростнее сопротивлялись они, но к осени мы загнали врага обратно на территорию, в два раза меньше прежней. В тот год Кердик даже дань нам выплатил и клялся исправно платить ее в течение десяти лет, хотя, разумеется, обещаний не сдержал. Напротив, привечал каждый приплывший из-за моря корабль и медленно восстанавливал подорванные силы.
Владения Эллы были поделены надвое. Южная половина отошла обратно Кердику, а северная часть распалась на три-четыре мелких королевства: здесь свирепствовали военные отряды из Элмета, Повиса и Гвента. Тысячи саксов подпали под бриттское владычество: собственно, все новообретенные восточные области Думнонии были заселены саксами. Артур подумывал согнать их прочь и отдать земли бриттам, но не многие бритты соглашались туда перебраться, так что саксы остались — они возделывали землю и мечтали о том дне, когда вернутся их собственные короли. Фактическим правителем отвоеванных земель Думнонии стал Саграмор. Саксонские вожди знали, что их король — Мордред, но в те первые годы после Минидд Баддона налоги и подати они выплачивали Саграмору. Это его грозное черное знамя развевалось над старым приречным фортом в Понте; это его воины поддерживали мир и порядок.
Артур возглавил поход ради возвращения захваченных земель, но как только военная кампания благополучно завершилась и саксы согласились на передел границ, он уехал из Думнонии. Кое-кто из нас до последнего надеялся, что Артур нарушит-таки обещание, данное Мэуригу с Тевдриком, но остаться он не захотел. Он ведь никогда не мечтал о власти. Артур принял бразды правления из чувства долга в ту пору, когда король Думнонии был мал, а два десятка честолюбивых военных вождей того и гляди повергли бы страну в хаос междоусобицы. Но на протяжении всех последующих лет Артур лелеял мечту зажить однажды простой, скромной жизнью и, разгромив саксов, наконец почувствовал себя свободным. Я урезонивал его, просил подумать хорошенько, но он лишь качал головой:
— Дерфель, я стар.
— Немногим старше меня, господин.
— Так и ты тоже стар, — улыбнулся он. — Уже за сорок! Многим ли удается прожить сорок лет?
Воистину не многим. И все же сдается мне, Артур не возражал бы остаться в Думнонии, кабы получил то, чего хотел: признательность. Он был гордым человеком, он знал, сколь много сделал для страны, но страна вознаградила его угрюмым недовольством. Сперва мир нарушили христиане, а затем, после костров Май Дуна, на него ополчились и язычники. Артур дал Думнонии справедливость, он отвоевал изрядную часть утраченных ею земель и обезопасил новые границы, он правил честно, по совести, а в награду его презрительно честили врагом богов. Кроме того, он пообещал Мэуригу уехать из Думнонии, и это обещание подкрепило клятву, некогда данную Утеру, — возвести Мордреда на трон; так что теперь Артур объявил, что дословно сдержит оба обещания.
— Не знать мне счастья, покуда клятвы не исполнены, — сказал он мне, и переубедить его так и не удалось. И как только передел саксонских границ был утвержден и Кердик впервые выплатил дань, Артур уехал.
В сопровождении шестидесяти конников и сотни копейщиков он отбыл в город Иску, в Силурию, что находилась к северу от Думнонии, за морем Северн. Изначально брать с собою копейщиков Артур не собирался, но советы Гвиневеры возымели успех. У Артура, твердила она, есть враги, ему нужна защита, а кроме того, его всадники — лучшие воины Британии, и негоже им оказаться в подчинении у кого-то еще. Артур позволил себя уговорить, хотя думается мне, в уговорах особой нужды и не было. Он мог сколько угодно мечтать о жизни простого землевладельца в мирной сельской местности, все заботы которого — о здоровье скота да об урожае, но он знал: мир приходится поддерживать своими руками, и лорд, который живет без воинов, в мире проживет недолго.
Силурия была королевством маленьким, бедным, никому не нужным. Последний из королей старой династии, Гундлеус, погиб при Лугг Вейле, а после королем провозгласили Ланселота, но Силурия ему не глянулась, так что он охотно покинул ее ради куда более богатого трона страны белгов. Оставшуюся бесхозной Силурию поделили на два зависимых королевства, подчиненных, соответственно, Гвенту и Повису. Кунеглас называл себя королем Западной Силурии, а Мэурига объявили королем Восточной, но на самом-то деле ни тот ни другой правитель не усматривали никакой ценности в крутых, обрывистых теснинах, что сбегали к морю от промозглых северных гор. Кунеглас набирал в долинах копейщиков, а Мэуриг Гвентский ограничивался тем, что слал в ту землю проповедников. Из всех королей интересовался Силурией разве что Энгус Макайрем, ходивший в долины с набегами, дабы разжиться рабами и снедью, но в общем и целом на Силурию все махнули рукой. Тамошние вожди грызлись промеж себя и неохотно платили налоги Гвенту и Повису, однако приезд Артура все изменил. Хотел он того или нет, но Артур стал самым влиятельным жителем Силурии и ее фактическим правителем. Вопреки провозглашенному намерению жить своей жизнью и ни во что не вмешиваться, он не устоял перед искушением и с помощью своих копейщиков положил конец пагубным распрям вождей. Год спустя после Минидд Баддона, когда мы впервые навестили Артура с Гвиневерой в Иске, он, криво усмехаясь, называл себя губернатором — этот римский титул Артуру нравился, ведь королевской власти он не подразумевал.
Город Иска радовал глаз. Римляне первыми возвели там крепость — охранять переправу через реку, но по мере того, как их легионы продвигались все дальше на запад и на север, нужда в форте отпала, и они превратили Иску в подобие Аква Сулис: в место отдыха и развлечений. В городе имелся амфитеатр; горячих источников, правда, не было, и все равно Иска могла похвастать шестью термами, тремя дворцами и храмами по числу римских богов. Ныне город пришел в упадок, но Артур уже восстанавливал здание суда и дворцы, а такая работа всегда доставляла ему удовольствие. Самый большой из дворцов, тот, где жил некогда Ланселот, отдали Кулуху, поставленному во главе Артуровой дружины; большинство воинов обосновались под одной крышей с Кулухом. Второй по размерам дворец отвели Эмрису, некогда епископу Думнонии, а теперь — Иски.
— В Думнонии Эмрису оставаться смысла нет, — объяснял Артур, показывая мне город. Со времен Минидд Баддона минул год, и мы с Кайнвин впервые навестили Артура в его новом доме. — С Сэнсамом ему не ужиться, так что Эмрис помогает мне здесь. Взял на себя управление делами, трудится не покладая рук, а главное, держит на расстоянии Мэуриговых христиан.
— Неужто всех? — не поверил я.
— Во всяком случае, многих, — улыбнулся Артур. — А место здесь замечательное, Дерфель, — продолжал он, любуясь мощеными улицами Иски, — просто слов нет, какое замечательное! — Он до смешного гордился своим новым домом: уверял, что и дождей в Иске выпадает куда меньше, чем в окрестностях. — Случается, в холмах идет снег, а тут солнышко светит, и трава зеленая — я своими глазами видел!
— Да, господин, — улыбнулся я.
— Это правда, Дерфель! Чистая правда! Когда я выезжаю из города, я беру с собой плащ: в какой-то момент жара разом спадает, и приходится закутаться потеплее. Да ты сам увидишь, когда завтра на охоту
