— Ты правда так думаешь?

— Что за нелепая мысль!

— Это не Сэнсам придумал, а я, — улыбнулась Гвиневера. Я уставился на нее во все глаза: в первое мгновение у меня даже дар речи отнялся.

— Ты, госпожа? — наконец выговорил я.

— Только смотри не говори никому, что это моя идея, — предупредила она. — Если Арганте прознает, что брак этот обсуждают с моей подачи, она и слушать ничего не станет. Девчонка скорее за свинопаса замуж выскочит, нежели за того, кого предложу я. Так что я послала за нашим малышом Сэнсамом и стала его смиренно расспрашивать, много ли правды в слухах про Арганте и Мордреда, и ну сетовать да жаловаться, дескать, мне даже подумать о том нестерпимо; отчего он, разумеется, еще больше загорелся этой мыслью, хотя ничем себя не выдал. Я даже всплакнула малость, умоляя его ни за что не говорить Арганте, как ненавистна мне эта мысль. К тому времени, Дерфель, они уже были все равно что женаты. — Гвиневера просияла торжествующей улыбкой.

— Но зачем? — недоумевал я. — Мордред и Арганте? От них же неприятностей не оберешься!

— Поженятся они или нет, пакостить они в любом случае не перестанут. А Мордреду, Дерфель, необходимо жениться, дабы произвести наследника, а значит, жениться ему должно по-королевски. — Гвиневера помолчала, потеребила ожерелье. — Признаюсь, я бы предпочла, чтобы наследников у Мордреда не было, ибо тогда по его смерти трон опустеет… — Договаривать она не стала, а в ответ на мой вопросительный взгляд изобразила трогательное простодушие. Или она надеялась, что Артур в итоге отберет трон у бездетного Мордреда? Но Артур никогда не хотел править. И тут меня осенило: если Мордред и впрямь умрет, тогда Гвидр, сын Гвиневеры, будет иметь столько же прав на трон, сколько любой другой. Должно быть, в лице моем отразилось понимание, потому что Гвиневера многозначительно улыбнулась. — Впрочем, что толку сейчас размышлять о наследовании? — продолжила она, не успел я и слова вставить. — Ведь Артур настаивает, чтобы Мордреду позволили жениться, буде он сам того пожелает, и похоже, мерзкому мальчишке Арганте весьма приглянулась. Я бы сказала, они отлично друг другу подходят. Две гадюки в вонючем гнезде.

— Так два Артуровых недруга объединятся против общего обидчика, — поморщился я.

— Ничуть не бывало, — возразила Гвиневера, затем вздохнула и поглядела в окно. — Ничуть не бывало — если мы дадим им то, чего они хотят, и если я дам Артуру то, чего хочет он. Ты ведь знаешь, о чем идет речь, верно?

Я на миг задумался — и понял все. Понял, о чем они с Артуром толковали всю ночь после битвы. Понял, что именно происходит сейчас в храме Минервы.

— Нет! — запротестовал я. Гвиневера улыбнулась.

— Мне это тоже не по вкусу, Дерфель, но мне нужен Артур. И я должна дать ему то, чего он хочет. Я задолжала ему толику счастья, разве нет?

— Он намерен отказаться от власти? — спросил я, и Гвиневера кивнула. Артур всегда мечтал жить просто и скромно, с женой, с семьей, на собственном участке земли. Хотел иметь дом с палисадом и кузню, и чтобы вокруг расстилались поля. Он воображал себя земледельцем, чьи дни текут в довольстве и покое: вот разве что птицы зерно поклюют или олени обгрызут зеленя, а дождь подпортит урожай. Он вынашивал эту мечту многие годы и теперь, разгромив саксов, похоже, собирался воплотить ее в жизнь.

— Вот и Мэуриг хочет, чтобы Артур сложил с себя власть, — добавила Гвиневера.

— Мэуриг! — сплюнул я. — Какое нам дело до того, чего хочет Мэуриг?

— Такую цену назначил Мэуриг, прежде чем дал свое согласие на то, чтобы его отец повел гвентскую армию на войну, — сообщила Гвиневера. — Артур не сказал тебе об этом до битвы, потому что знал: ты такого не потерпишь.

— Но с какой стати Мэуригу понадобилось, чтобы Артур сложил с себя власть?

— Мэуриг верит, что Мордред — добрый христианин, — пожала плечами Гвиневера. — А еще он хочет, чтобы Думнонией управляли из рук вон плохо. Тем самым, Дерфель, у Мэурига появится неплохой шанс в один прекрасный день захватить трон Думнонии. Честолюбивая гнида, вот он кто. — Я в сердцах обозвал его похлеще, Гвиневера улыбнулась. — Всецело с тобою согласна, — кивнула она, — но обещания надо выполнять, так что мы с Артуром переедем жить в Иску Силурийскую, где Мэуриг сможет за нами приглядывать.

Я против Иски ничего не имею. Все лучше, чем какая-нибудь полуразвалившаяся усадьба. В Иске есть великолепные римские дворцы и отменные охотничьи угодья. Возьмем с собой несколько копейщиков. Артур полагает, это лишнее, но врагов у него немало, и дружина ему не помешает. Я расхаживал по комнате взад-вперед.

— Но Мордред! — горько сетовал я. — Придется вернуть ему власть!

— Такова цена за армию Гвента, — отозвалась Гвиневера. — И прежде чем Арганте выйдет замуж за Мордреда, он и впрямь должен взять бразды правления в свои руки, иначе Энгус никогда не согласится на этот брак. Мордред вернет себе власть, хотя бы частично, и разделит ее с женой.

— И все, чего добился Артур, пойдет прахом!

— Артур освободил Думнонию от саксов, — напомнила Гвиневера, — а королем он быть не желает. Ты это знаешь, знаю и я. Не того мне надо, Дерфель, я-то всегда мечтала, что в один прекрасный день Артур станет верховным королем, а Гвидр ему унаследует, но Артур этого не хочет и сражаться за это не будет. Он хочет покоя и мира, он сам так говорит. А ежели Артур править Думнонией отказывается, значит, придется Мордреду. Залог тому — настойчивость Гвента и Артурова клятва Утеру.

— То есть Артур просто-напросто бросит Думнонию, отдаст ее в руки несправедливого тирана! — запротестовал я.

— Нет, — возразила Гвиневера, — потому что всей полноты власти Мордред не получит.

Я не сводил с нее глаз. По голосу собеседницы я уже догадался, что не до конца понимаю положение дел.

— Продолжай, — сдержанно промолвил я.

— Есть еще Саграмор. Саксы разбиты, однако граница никуда не делась, а кому и охранять ее, как не Саграмору? Остальная часть думнонийской армии присягнет на верность другому вождю. Мордред пусть себе правит, ибо он король, но не он станет командовать копейщиками, а правитель без копий — это правитель без власти. Военная сила — это ты и Саграмор.

— Нет!

Гвиневера улыбнулась.

— Артур знал, что ты так ответишь; вот почему я сказала, что попробую уговорить тебя.

— Госпожа… — запротестовал я.

Она предостерегающе подняла руку, заставляя меня умолкнуть.

— Ты будешь править Думнонией, Дерфель. Мордред получит трон, но копья останутся за тобой, а правит тот, у кого копья. Ты должен сделать это во имя Артура, ведь он уедет из Думнонии с чистой совестью только в том случае, если ты согласишься. Ради его покоя и мира, сделай это для него и, может быть, — она замялась, — может, и для меня. Ну пожалуйста?

Прав был Мерлин. Если женщина чего-то хочет, она своего добьется.

Итак, мне предстояло править Думнонией.

Талиесин сложил песнь о Минидд Баддоне. Он намеренно предпочел старый стиль и простой размер, пульсирующий драматизмом, героикой и цветистым красноречием. Песнь вышла длинная, ведь каждому доблестно сражавшемуся воину причиталось хотя бы полстрочки похвалы, а вождям посвящались целые строфы. После битвы Талиесин вошел в свиту Гвиневеры и благоразумно воздал покровительнице должное, замечательно живописав телеги, нагруженные огнем, но ни словом не упомянув про саксонского колдуна, которого она подстрелила из лука. Рыжие Гвиневерины кудри он уподобил напоенным кровью колосьям ячменя, среди которых умирали саксы, и хотя никакого ячменя на том поле я не видел, штрих получился