старых лошадок-качалок и гномов.

Мистер Тюльпан отпустил Сахариссу, чтобы помочь коллеге; как будто в медленном танце стремительно следующих друг за другом событий, она повернулась к Тюльпану и со всей силы погрузила колено в то место, котрое делало пастренак действительно очень смешнам овощем.

Вильям схватил ее, когда она пролетала мимо, и выпихнул на свежий воздух. Пока он прокладыал путь через ряды команды, которая инстинктивно реагировала на огонь так же, как на воду и мыло, комната превратилась в ад пылающих обломков. Гномы пытались потушить горящий хлам. Гномы пытались потушить свои бороды. Некоторые стали наступать на мистера Тюльпана, который стоял на коленях и блевал. А мистер Гвоздь в это время крутился на месте и отмахивался от разъяренного Гаффса, который умудрился, не прекращая рычать, погрузить зубы в его руку до самой кости.

Вильям сложил руки рупором.

– Убирайтесь отсюда! – проревел он. – Банки с краской!

Один или два гнома услышали его и оглянулись на полки с банками, как раз в тот момент, когда первая из них взорвалась.

Банки были очень старыми, теперь они представляли из себя не более чем ржавчину, склеенную осадком всяких химикатов. Некоторые из них уже начали гореть.

Мистер Гвоздь скакал по всей комнате, страясь стряхнуть разъяренную собаку со своей руки.

– Уберите от меня чертова пса! – орал он.

– К черту …ную собаку, мой …ный костюм горит! – вопил мистер Тюльпан, пытаясь сбить огонь со своего рукава.

Банка, некогда заполненная эмалью, взлетела из пылающего хаоса, и, крутясь в воздухе с жутким зип-зип, взорвалась прямо на печатном прессе.

Вильям схватил Доброгора за плечо.

– Я сказал, бежим!

– Мой пресс! Он горит!

– Лучше он, чем мы! Сматываемся!

Говорят, гномы гораздо больше волнуются о всяких неодушевленных предметах, о железе и золоте, чем о людях; потому что золота и железа в мире ограниченное количество, а людей становится все больше и больше, куда ни взгляни. Говорят такое в основном люди вроде мистера Подорожнинга.

Однако о неодушевленных предметах они действительно очень волнуются, это чистая правда. Без инструментов люди не более, чем сообразительные животные.

Гномы-печатники стояли у дверей типографии с топорами наготове. Из дверей валил наружу удушливый коричневый дым. Языки огня лизали карнизы. Некоторые участки жестяной крыши прогнулись и обрушились.

Пока они таращились внутрь, из дверей вылетел тлеющий шар, и три гнома, попытавшихся ударить его топорами, чуть не поранили друг друга.

Это был Гаффс. Его шкура дымилась, но глаза блестели, и он все еще скулил и рычал в боевом задоре.

Он позволил Вильяму взять себя на руки. Пес выглядел торжествующим, он уставился на пылающий дверной проем, подняв уши торчком.

– Ну вот, им и конец, – сказал Сахарисса.

– Они могли сбежать через заднюю дверь, – возразил Доброгор. – Боддони, возьми парней и сходи, проверь, ладно?

– Отважный пес, – сказал Вильям.

– «Храбрый» лучше, – задумчиво заметила Сахарисса. – Всего семь букв. Больше подходит для заметки в одну колонку. Впрочем, нет… «Отважный» подойдет, потому что в заголовке получится так:

ОТВАЖНЫЙ

ПЕС

ПОКУСАЛ

ЗЛОДЕЕВ

…хотя первая строка все равно выбивается из ряда.

– Хотел бы я мыслить заголовками, – заметил, поежившись, Вильям.

В подвале было прохладно и сыро.

Мистер Гвоздь забился в угол и хлопал по тлеющим частям своего костюма.

– Мы в ловушке, б… – простонал мистер Тюльпан.

– Да-а-а? Тут вокруг камень, – возразил Гвоздь. – Каменный пол, каменные стены, каменный потолок! Камень не горит, ясно? Мы просто подождем здесь, в прохладе.

Мистер Тюльпан прислушался к звуку бушующего наверху огня. Красно- желтый свет танцевал на полу под открытым люком.

– Мне это не нравится, б… – заключил он.

– Бывало и хуже.

– Мне это не нравится, б…!

– Просто успокойся. Мы выберемся. Я был рожден не для того, чтобы поджариться!

Пламя ревело вокруг печатного пресса. Несколько припозднившихся жестянок с краской волчком пронеслись по комнате, разбрызгивая горящие капли.

Огонь был уже желто-белым от жара, он потрескивал вокруг металлических форм, в которых были закреплены свинцовые буквы. Вокруг них появились серебряные бусины расплавленного свинца. Буквы оседали, сливаясь вместе. Какую-то секунду в расплавленном металле плавали слова, безобидные слова вроде «правда», «сделает», «вас свободными», а потом они исчезли. С раскаленного докрасна пресса, из рамок со шрифтом, и даже из аккуратно сложенных слитков свинца, потекли тонкие ручейки. Они встречались друг с другом, сливались, становились шире. Скоро весь пол превратился в подвижное, плещущее зеркало, в котором вверх ногами отражались оранжевые и желтые языки пламени.

На рабочем столе Отто саламандры почувствовали жар. Они любили тепло. Их предки жили в вулканах. Они проснулись и начали мурлыкать.

Мистер Тюльпан, ходивший взад и вперед по подвалу, как пойманное в ловушку животное, взял одну из клеток и уставился на огненные создания.

– Что это за …ные твари? – спросил он, и бросил клетку обратно на стол. Потом схватил стоявшую рядом банку. – И почему на этой …ной штуке написано «опращаться с осторошностью?»

Земляные угри были уже на взводе. Они тоже почувствовали жар, а, в отличие от саламандр, они были созданиями глубоких пещер и ледяных подземных потоков.

Они возмутились, и в подвале полыхнул черный свет.

Большая его часть прошла сквозь мозг мистера Тюльпана. Этот изрядно потрепанный орган пережил массу драк, хотя мистер Тюльпан не особенно часто им пользовался, потому

Вы читаете Правда
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату