аэропорту бдительно застукала у Скунса в кармане металлическую авторучку, а на контроле багажа порывались развинтить трубчатый станок рюкзака: вдруг он туда запихнул что-нибудь нехорошее. Так-то. Однако пятеро террористов пронесли на борт целую кучу оружия. И никто ничего.
Поначалу Скунс только вздохнул и решил быть примерным заложником. Сам, в конце концов, виноват. Теперь, когда Энрике перестал отвлекать его болтовнёй, он довольно быстро засёк в салоне двоих сотрудников службы безопасности полётов. Те попались точно так же, как он, и тоже были вынуждены сидеть тихо и не рыпаться: террористы расположились в салоне достаточно грамотно.
А вот дальше начались сущие чудеса.
Они называли друг друга арабскими именами, вернее, прозвищами: Шабака, Иамут, Таглиб, Мурра, Кабир* и были исполнены великого боевого духа, но 'академиев' в Ливии или Ираке, на свою беду, не кончали. Скунсовы предчувствия, может быть, и оказались довольно расплывчатыми из-за того, что злоумышленники попались вполне деревенские. То бишь непрофессиональные, а значит, непредсказуемые и сумасшедшие. И оттого вдвойне смертоносные. Когда земля вышла на связь и попробовала начать переговоры, они даже не выдвинули требований. Намерение у 'великолепной пятёрки' было самое простое. Унизить центральное правительство Алжира, сделавшее недавно в отношении Израиля какой-то мирный жест и тем покрывшее себя вечным позором. Плюс насолить Франции, под чьим игом Алжир ещё недавно стонал.
*Прозвища означают: 'Сеть', 'Он умрёт', 'Ты одержишь верх', 'Горькая', 'Большой' (араб.).
С этой целью они собирались элементарно казнить всех заложников. Причём сию минуту. В самом что ни есть прямом эфире. Во имя Аллаха, милостивого и милосердного...
И вот тут Энрике начал проявлять героизм.
'Вы не можете стрелять в самолёте! - горячо обратился он к девице с автоматом, стоявшей ближе других. - Мы на высоте десять тысяч метров, вы понимаете, сеньорита, что это значит? Произойдёт разгерметизация и...'
Мурра истерически захохотала. Вдобавок ко всему борцы за свободу были под кайфом: то ли в подражание хашишинам древних времён, то ли просто для храбрости.
'Собака-израильтянин! - сказала она, делая смуглого и кудрявого Энрике почётным евреем. - Аллах дал нам пули, которые вышибут твои жалкие мозги, но не повредят самолёту!'
Вот тут Скунс напрягся, предвидя дальнейшее и готовясь к немедленным действиям. Одновременно напружинилисъ в креслах и оба секъюрити, но Энрике твердо вознамерился погибнуть героем. О боеприпасах 'Ballistic precision' будущий школьный учитель, естественно, даже отдалённо не слышал.
'Таких пуль нет, сеньорита! - заявил он бескомпромиссно. - Вы погубите весь самолёт и сами погибнете. Что вы делаете, подумайте!'
'Что мы делаем? - развеселилась Мурра и поставила , переключатель на стрельбу одиночными. Зрачки у неё были во весь глаз, ноздри бешено раздувались. - Мы убиваем собак и начинаем с тех, которые гавкают громче других...'
Энрике Гомеса, ещё пытавшегося что-то сказать, выволокли в проход и поставили на колени, и Скунс понял, что у него есть отчётливый шанс. Похоже, народные мстители не имели возможности испытать новые боеприпасы в реальных условиях и сами были в них не очень. уверены. В салоне на данный момент присутствовали (считая саму Мурру) трое из пятерых, и все трое на миг, уставились в одну точку, туда, куда должна была попасть пуля...
В этот миг Скунс и начал действовать. Энрике больше не загораживал ему проход, и он вылетел туда, размазавшись в воздухе, и ладонью рубанул Шабаку, державшего студента за волосы. Чуть впереди вылетела та самая ручка и пробила Мурре шею навылет. Мозг, к сожалению, успел испустить импульс, и палец нажал на крючок. Когда раздался выстрел, потом крик Энрике и аханье пассажиров, Скунс уже перепорхнул отключённого Шабаку и выдрал автомат у Кабира. Выдрав ему заодно из сустава правую руку.
Первое, о чём он подумал, было: а пуля-то у 'сеньориты' оказалась правильная. С дозированной пробиваемостью... Лайнер продолжал полёт как ни в чём не бывало, и это было главное.
Второй пункт везения составили пассажиры. У них хватило ума не кричать 'ура' и вообще не привлекать внимание Таглиба с Йамутом.
А вот бедному Энрике не повезло. Пуля с нейлоновой оболочкой и алюминиевым конусом недаром носила название лёгкой экспансивной. Она попала студенту в бедро и разворотила его так, что страшно было смотреть. 'Мама, мама, мама!..' повторял он как заведённый и корчился, заливая пол кровью. Одна из пассажирок (потом выяснилось - именитый хирург) уже стягивала ногу Энрике жгутом, отобрав для этой цели поясной ремень у одного из мужчин. Мурра вообще-то целилась пареньку в голову, но Скунс сбил ей прицел.
Секьюрити остались держать оборону. Один из них был стопроцентный француз, второй - сам наполовину алжирец. Этот второй время от времени палил из трфейного автомата в дальнюю переборку и невнятно ругался по-арабски и по-французски, а пассажиры ахали, стонали, кричали от ужаса и со всем реализмом, подстёгнутым опасностью, молили о милосердии.
Скунс, умудрившийся совсем не запачкаться кровью, весело посвистывая миновал занавеску и выплыл в передний салон. Там у пилотской двери дежурил Йамут, при виде неожиданного явления натурально остолбеневший. Скунс двигался по проходу, жизнерадостно улыбаясь и с любопытством оглядываясь по сторонам. Пассажиры, сидевшие со скрещёнными на затылках руками, косились на него справа и слева, но он явно не замечал перекошенных от ужаса лиц. Задел чей-то локоть и вежливо извинился перед месье. Проходя мимо ребёнка, потрепал его по головке...
'На колени, зубб-элъ-хамир!..* - смутно доносилось из второго салона.Никуммак!..**'
*Ослиный член (арабская брань).
**Имел я твою мать! (арабская брань).
И - очередной выстрел.
Пока Йамут пытался сообразить, откуда взялся этот ненормальный седой и что вообще происходит, Скунс оказался в трёх шагах и дружески улыбнулся ему: ' Салям -йа-ахи!' *
* Здравствуй, брат! (араб.)
Вот тут усатый смуглолицый красавец что-то понял и вскинул перед собой автомат, собираясь стрелять... но тем только облегчил Скунсу задачу. Наёмный убийца вырубил его таким же приёмом, что и Кабира, то есть надолго и не производя ненужного шума. Перешагнул тело и постучал в кабину пилотов. А когда замок щёлкнул - рывком распахнул дверь.
...И получил очередь в грудь. Все пять пуль.
Почему Таглиб сразу начал стрелять, Скунс позже так и не выяснил. Может, всё-таки что-то услышал, или не дождался условного стука и сделал верные выводы, а может, наркотик подействовал на него сильнее, чем на других, стерев разницу между противниками и своими... Скунса отшвырнуло назад и ударило о переборку, он услышал треск собственных рёбер, задохнулся от боли и успел испугаться, что новые пули минуют его и достанутся пассажирам... Он устоял на ногах, оттолкнулся от переборки и снова прыгнул вперёд, но тут стрельба прекратилась. Французы-лётчики оказались ребята не промах (на что он, кстати, отчасти рассчитывал) стопроцентно использовали свой шанс, скрутив отвлёкшегося террориста.
Лётчики и их жертва взирали на подошедшего Скунса с видом почти одинаково суеверным. Свитер, внешне ничем не отличавшийся от обычного, был смят на груди и пропитан кое-где кровью, но одетый в него человек стоял себе живёхонек, и ужасающих дыр вроде той, что красовалась в ноге бедного Энрике, не было и в помине.
Вот тут Таглиб закатил глаза и погрузился в беспамятство, а Скунс положил автомат, сунул руку под свитер и, морщась, принялся ощупывать рёбра.
Лайнер сел в аэропорту Бен-Гурион без особого опоздания, и студента Гомеса сразу повезли в госпиталь, а пленных террористов и Скунса - совсем в другую сторону, и как он распутывался с израильскими спецслужбами, которые его, естественно, сразу арестовали, это отдельная песня. Достаточно сказать, что в почётные евреи оказался зачислен уже не Энрике, а его недавний сосед, причём получил от этого звания не пулю, а массу всяких полезностей. Но это было позже, а когда только-только завершились допросы и начальство наживало мигрень, решая, что же с ним делать, - ему позволили 'пока' поселиться в гостинице. В хорошем номере. С охранниками. Чтобы не убежал.
С этими охранниками Скунс почти подружился. Он им нравился: вёл себя смирно и вежливо и дрых без
