задних ног по полсуток, а когда бодрствовал килограммами лопал фрукты и нежился в шезлонге, подставляя ласковому солнцу богато разукрашенный торс. Однажды к нему пришёл посетитель, которого почему-то пустили.

'Добрый день, сеньор, - приветливо сказал Скунс невысокому пожилому латиноамериканцу. - Вы, не иначе, родственник Энрике? Ну как он там? Славный мальчик. Знаете, если бы не он...'

Сеньор опустился в соседний шезлонг и некоторое время молчал. Присматривался.

'Настоящая фамилия моего внука - Веларде-и-Гомес, - медленно проговорил он затем. - Энрике вам, наверное, не сказал. Он предпочитает... м-м-м... как можно менее афишировать наше родство'.

Настал черёд Скунса присматриваться и молчать.

'Дон Педро Веларде делъ Map? - ответил он столь же медленно и осторожно. И чуть приподнялся в шезлонге: - Моё вечное почтение, кабальеро...'

'Я рад, что мы понимаем друг друга, - кивнул глава известной колумбийской 'семьи'. - Я не спрашиваю вашего имени, вы его ведь всё равно мне не скажете. Но я должен поблагодарить вас... уже за то, что мой внук обрадовался мне, когда я его навестил...'

Скунс понял это так, что дон Педро по крайней мере отчасти догадывается, с кем имеет дело, но события не форсирует. Они состязались во взаимной вежливости ещё с полчаса, обсуждая в основном здоровье Энрике, которому израильские врачи спасли-таки ногу. Потом дон Педро ушёл.

...Тот раз по отношению к Скунсу всеми было явлено нечеловеческое благородство. То есть компетентные товарищи мигом смекнули: здесь дал себя застукать класснейший специалист, гуляющий сам по себе. Смекнули - и после глубоких раздумий... отпустили его гулять дальше. Выдав на прощание израильский паспорт.

Тогда Скунс и дон Педро встретились снова. В более располагающей обстановке - и к полному взаимному, удовольствию. И позже встречались ещё несколько раз. Весь последний год дон Педро усиленно 'окучивал' Скунса на предмет избавления от бремени бытия некоего дона Луиса Альберто Арсиньеги де лос Монтероса по прозвищу 'Тегу'*. Медельинского наркодеятеля, сильно портившего кровь 'честным' мафиози из Барранкилъи. Если бы дон Педро знал, где именно и почему застрял его querido amigo**, он бы наверняка проявил кастильскую учтивость и временно отступил в тень. Но дон Педро не знал...

*Тегуэксин - южноамериканский варан, очень сообразительная ч подвижная, но при этом крайне злобная и агрессивная рептилия.

**Дорогой друг (испан.).

Размышления Снегирёва были прерваны движением в зеркале заднего вида. Из-за угла появилась тётя Фира, возвращавшаяся к машине. Она была не одна. Эсфирь Самуиловна вела под руку плачущую девушку в пальто и пуховом платке, сбившемся с головы.

- Алёша, вы уж извините меня, что я так без спроса, но мне кажется, мы должны подвезти Каролиночку...

Должны, значит, должны. Алексей наклонил переднее сиденье:

- Забирайтесь.

Девушка невнятно поблагодарила и забралась. Он близко увидел маленькие нежные руки, покрасневшие от мороза. Тётя Фира устроилась рядом и сообщила ему:

- Вы же понимаете, Алёша, Каролиночка тоже к нашему Тарасику приходила.

- Даже так?.. - Снегирёв оглянулся. - Не знал, честно говоря, что у Тараса девушка есть. Да ещё такая красивая...

Постепенно выяснилось следующее. Каролина совершенно случайно смотрела по телевизору новости и уже хотела переключить программу, ибо страсти-мордасти криминальной хроники её не очень интересовали... когда на экране безо всякого предупреждения возникла знакомая физиономия. Потрясённая Каролина сразу узнала сурового богатыря, вступившегося недавно за её честь и достоинство. К полному ужасу и недоумению девушки, благородного спасителя заклеймили как активного члена шайки злодеев, покушавшихся на здоровье граждан и, что хуже, на их автомобили. Даже предлагали тем, кто опознает в нём своего обидчика, без стеснения обращаться туда-то и туда-то... Каролина на другой же день помчалась восстанавливать справедливость. И теперь вот плакала.

Раньше она жила аж в Кронштадте - с мамой и папой, инженерами Морского завода. Завод, как и вся оборонная промышленность, барахтался в тине и пускал пузыри, но дружная семья Свиридовых как-то держалась. Этой осенью Каролина пошла на первый курс института, и папа вставал чуть не в пять утра, чтобы занять ей очередь на автобус до метро 'Чёрная речка'. Они жили в старой части города, в четырёхэтажном доме, выстроенном после войны. Жили... пока однажды вечером в подвале этого дома не рванул скопившийся газ. Каролина была в гостях у подруги, справлявшей восемнадцатилетие, и поэтому осталась жива. Теперь она обитала в Питере у тётки, которая ей не особенно радовалась. Несмотря на то, что Каролина устроилась официанткой и почти всё отдавала ей за жильё...

Снегирёв терпеть не мог мелодрам. Он уже взял было курс на Весёлый посёлок, но, дослушав примерно до середины, развернулся и покатил в направлении Кирочной. Хотя альтруистка тётя Фира и отнесла Тарасу большую часть пирожков, сколько-то ещё оставалось на ужин.

Растение, которое поливают.

В Японии живут японцы, и император у них тоже японец.

Страна восходящего солнца со всех сторон окружена морем. А ещё там сплошные землетрясения, так что особой веры в непоколебимость почвы под ногами у местных жителей нет.

Наверное, сразу по двум этим причинам японский ресторан размещался на бывшем прогулочном корабле, пришвартованном у набережной Невы, против знаменитого парка. На корабле, даже при полном спокойствии воды, человек некоторым шестым чувством ощущает, что под ногами у него - не твердь, а ненадёжная хлябь. Что, понятно, придаёт остальным пяти чувствам особую остроту.

Назывался ресторанчик опять же японским словом - 'Цунами'. Гнедин привёз туда Дашу этак запросто, в частном порядке, подгадав, когда у них совпали свободные вечера. Кроме водителя, Владимира Игнатьевича сопровождала только личная секретарша. При пейджере, сотовом телефоне и небольшом кейсе, под крышкой которого, как сразу решила про себя Даша, хранились, наверное, неотложные документы. В остальном секретарша выглядела курица курицей. Сонной притом. Если бы все секретарши чиновников и бизнесменов были такими, подумала Даша, жёнам важных персон было бы незачем опасаться 'служебных романов' мужей...

Шофёр остался снаружи - караулить тёмно-зелёную хозяйскую 'Вольво', - а Гнедин, Даша и 'курица' проследовали по узкому трапу над беспокойно шепчущей полосой непроглядной невской воды. С залива немилосердно дуло, и вода, кажется, стояла выше ординара.

- Вам не холодно, Дашенька? - спросил Гнедин заботливо. Даша действительно отправилась из дому без шапки, справедливо рассчитывая, что по пути от подъезда до автомобиля и от автомобиля до ресторана замёрз-чуть попросту не успеет. И она не считала себя такой уж мимозой, способной завянуть от малейшего сквознячка. Однако забота оказалась приятной. Наверное, оттого, что это была мужская забота. И происходила она от человека, в отношении которого Даша последнее время вела сама с собой большую работу.

- Наводнения не надуло бы, - сказал Владимир

Игнатьевич, принимая у Даши пальто и передавая его гардеробщику. - Вот поднимется однажды метров на пять, небось сразу поймут, надо было достраивать дамбу или не надо...

Секретарша сняла пальто сама и последовала за ними в зал. То, что 'курицу' Володя явно воспринимал не как женщину, а как предмет мебели или служанку, Дашу сперва слегка укололо. Она подумала о водителе, оставшемся смотреть на 'Цунами' из автомобиля. И сказала себе, что совсем ничего не смыслит в этике отношений между важным начальником и обслуживающим его персоналом.

Япония начиналась уже на лестнице, ведущей в зал.

Циновки, бамбук, каллиграфические иероглифы на вертикально развёрнутых свитках. И, конечно, виды священной горы Фудзи, подсмотренные из-под гребня опрокидывающейся волны. Вот только мебель в зале стояла вполне европейская. Да и с эстрады приглушённо громыхали далеко не восточные ритмы.

Посетителей было немного. Дашу и Гнедина проводили к удобному столику возле завешенного тяжёлыми шторами окна, затеплили свечи и немедленно принесли меню. 'Курица' с неразлучным кейсом устроилась за соседним столиком. И под рукой, и уединению босса ничуть не помеха.

- Заказывайте, Дашенька,- предложил Гнедин.