тонн на год.
- Хотеть, молодой человек, не вредно, вредно не хотеть, - Марк Соломонович обнаружил в улыбке прокуренные редкие зубы и громко позвал: - Фима, Фима!
До тебя дело есть!..
На кухне тотчас возник долговязый чернявый парень. Коротко глянул на присутствующих, потом остановил взгляд на толстяке.
- На, пробей,- Марк Соломонович протянул ему паспорт и, кивнув на Женю, брезгливо поморщился: - Проверь, нет ли криминала, узнай метраж, прикинь стоимость, и, если порядок, заручную подгони...
Судя по некоторым специфическим выражениям, ростовщик в свой приличный дом попал из дома казённого. Минут десять в кухне царила тишина, только еле слышно урчал огромный холодильник 'Бош'. Он был того розового оттенка, который Женина бабушка назвала бы 'телячьим'.
- Ажур! - наконец-то вернулся долговязый Фима. - Криминала ноль. Вот планировка квартиры, вот жильцы... район... рыночная стоимость на сегодняшний день...
- Так, так, - Марк Соломонович цепко ухватил протянутый бумажный лист и самым внимательным образом изучил.- Ну вот что, молодые люди,- он повернулся к Журбе, но при этом покосился на Женю. - Восемь тонн я вам не дам. От силы шесть, под двенадцать процентов, сразу возьму за полгода, вы же знаете, какое сейчас время, кругом одно жульё...
- Ладно, валяйте, - кивнул Журба. И слегка толкнул Женю. - Давай, Джексон, подмахни документ.
- Распишитесь, молодой человек... - Марк Соломонович взял из Фиминых рук полностью готовый, со всеми печатями, бланк генеральной доверенности и ткнул в неё пальцем: - Вот здесь... - Под ногтями у него была траурная кайма. - И расписочку попрошу, по всей форме... Фима, продиктуй!
Пока тот диктовал, ростовщик сличил Женину подпись на гендоверенности и в паспорте. Когда расписка была готова, Марк Соломонович дважды перечитал её, вновь недоверчиво скосил глаза на гостей и, заверив:
- Я сейчас, - скрылся в недрах квартиры.
Вернулся он минут через десять. Зачем-то огляделся и выложил на стол приличную пачку стобаксовых:
- Здесь-таки всё точно. У нас как в аптеке!
- Проверим, - Журба взял доллары и со скоростью счетного автомата прошелестел всю толстую стопку: - Э, чегой-то не понял я, Марк Соломоныч! Стохи не хватает!..
- Быть не может! - Хозяин дома ещё раз самолично пересчитал зелень и сокрушенно покачал головой: - А зохн вэй, Фима, киш мирен тохес! Как ты считаешь бабки, шлимазол? Здесь же все кругом порядочные люди!..- Он вытащил из кармана сто долларов и с полупоклоном сунул в руки Журбе: - Ошибочка вышла, молодые люди, фраернулись, блин.
- Точно фраернулся, сионист хренов, - уже в салоне джипа Журба со смешком извлёк из кармана заныканную бумаженцию с портретом Франклина. В юности он неплохо 'приподнялся' на ломке купюр и былых навыков до сих пор не утратил. Перебьётся на изжоге, барыга позорный. Держи, Джексон! Это тебе на первоначальное обзаведение!
Женя Крылов, только что потерявший комнату в коммуналке, некогда купленную ему Шлыгиным, взял сто долларов и смущённо поблагодарил:
- Не знаю, когда отдам, Андрей Аркадьевич, честное слово...
Журба отмахнулся и опять включил радио, чтобы ехалось веселей. Из приёмника послышались цепенящие душу грозовые аккорды, потом полетел голос покойного Меркьюри.
- Хорошо поёт, царствие ему небесное,- сказал Журба и сделал погромче.Хоть и гомиком был... а всё равно люблю, блин.
- Show must go on,- неслось из динамиков...
Не собирался в это утро Борис Благой заходить в школу. Да и что ему было там делать, если Олег сам в последние недели приносил на кухню раскрытый дневник и, слегка смущаясь, объявлял:
- Средний балл - четыре и пять...
- Давно бы так! - повторял каждый раз Благой, с удовольствием расписываясь. Кажется, парень в самом деле взялся за ум. А что? Выпускной класс на носу...
...И вот сегодня он случайно заглянул в комнату сына. Случайно заметил на столе красивую обложку - 'Дневник петербургского школьника', ту самую, которую видел вчера. Может быть, Олег выронил дневник, когда по обыкновению торопливо запихивал в школьную сумку учебники?.. До школы было минут пять дворами, и Благой решил занести дневник - немного времени перед работой у него ещё оставалось...
...Только лучше бы он этого не делал совсем. Он застрял в школе на полтора часа. И почти столько же ходил потом кругами по микрорайону, начисто позабыв обо всех служебных делах и переживая последовательно приступы бешеной ярости, тупого отчаяния и, наконец, тихой и ясной мудрости. ...Завучиха поставила ему на вид прогулы Олега, и он принялся спорить, доказывая, что у сына при всём том не так уж плохи дела... Даже выложил за стол принесённый с собой 'Дневник петербургского школьника'. С теми самыми четвёрками и пятёрками. Завуч полнотелая энергичная дама непонятного возраста - перелистнула страницы, а потом со вздохом положила рядом классный журнал: 'Сравните'. Тут-то все и выплыло. Дневник, который подписывал каждое воскресенье отец, оказался обыкновенной фальшивкой. В журнале не только пятерок - вообще почти никаких отметок обнаружить не удалось.
- Очень предусмотрительный мальчик, - завучиха не скрывала ехидства. Довольно невесёлого, впрочем, ехидства. - Ни одной контрольной не посетил. Ну ещё бы. А подписи учителей? Да у него, право, талант...
'Мы-то держали вас за известного журналиста, - слышалось при этом Благому.- Мы-то вашими публикациями восхищались!.. Как вы умело их всех на чистую воду разных там корыстных чиновников, спевшихся с криминалом!.. А сами? В собственной семье... Под собственным носом...'
Вдвоём с завучихой Благой пошёл в класс отлавливать сына, но выяснил только, что Олега сегодня никто в школе не видел.
- А зачем? - удивилась молодая учительница русского языка.- Он вчера был...
Вот Благой и кружил по дворам, и казалось, будто попадавшиеся навстречу прохожие оглядывались на него и тыкали пальцем...
Сначала хотелось немедленно встретить Олега, влепить звонкую пощёчину и произнести нечто судьбоносное, типа: 'Убирайся вон из моей жизни навсегда!' В конце концов, парню нужно одно - лишь бы оставили его в покое. Ну вот и пусть катится куда угодно. Какое к чертям родство крови!.. Взять хоть практиканта Лешу Корнильева... Каким образом, в какой момент он, отец, упустил сына? Почему в другой семье вырос замечательный мальчишка, а у него..?
К счастью, сын не встретился. Иначе Благой наломал бы такого, о чём скорей всего потом до гробовой доски бы жалел. Несколько раз сигналила недавно приобретённая трубка. Отвечать никакого настроения не было, и он её попросту выключил. Пусть что хотят, то и думают. Ну их всех к чёрту...
Приговор
Священный вулкан Катомби готовился принять в жертву ещё одну жизнь...
Солдат в грузовике было шестеро, плюс офицер в кабине. Солдаты выбросили пленника из кузова наземь, и он пополз вверх по тропе, что вела к жерлу малого кратера. Он полз на четвереньках, поскольку изувеченные ступни просто не выдержали бы соприкосновения с горячей каменистой землёй. Солдаты шли рядом, время от времени пиная его, чтобы полз побыстрей. Они беспечно смеялись между собой и даже не сняли автоматы с предохранителей: а зачем?.. Приговорённый был совершенно беспомощен...
...Тяжёлый шнурованный ботинок, занесённый для очередного пинка, прошёл мимо цели, чернокожий солдат потерял равновесие, а в следующий миг его сердце остановилось раз и навсегда...
...Шестой солдат от испуга разучился стрелять, настолько он не ожидал, что полумертвец всё же сумеет подняться. В последний оставшийся миг воин атси замахнулся прикладом... И умер, как умерли первые пятеро.
... Офицер остался последним. Один на один с человеком, которому жить-то не полагалось, не то что драться и убивать. Офицер пятился к дымившему кратеру, сражаясь с кобурой пистолета, никак не желавшей расстёгиваться, мясистое чёрное лицо покрылось серым налётом. Он всё же успел, потому что сил у его противника осталось очень немного: страшные вспышки вроде той, что подняла его на ноги, не могут продолжаться сколько-нибудь долго... Бахнул выстрел, и пуля ударила пленника, но тот уже перешёл грань, когда думают о собственной жизни и смерти. Ещё один шаг, ещё один разряд безумной боли в
