Нас!.. Эсфирь Самуиловна уставилась на него чуть ли не с благоговением. Сколько ни было в той самой прессе скандальных разоблачений, слова типа 'фран-чайзинг', 'фьючерсная компания' или 'холдинг-центр' всё ещё оказывали на неё воздействие, близкое к гипнотическому.

Зато Алексей неожиданно фыркнул. Громко, очень ехидно и без тени почтения:

- А главным начальником кто? Не Микешко? Тот самый, который в девяносто пятом году...

- Послушайте!..- возмущённо перебил Моня. Его терпению наступил предел. Я вообще не понимаю что вы здесь делаете? Вас пригласили чаю попить, - вы попили? И что вы всё время вмешиваетесь в чужой разговор? Мы спрашивали вашего мнения?..

Тут тётя Фира потеряла дар речи и только беспомощно переводила взгляд с одного на другого. Снегирёв усмехнулся.

- Бесэдер...* - проговорил он, пожимая плечами. - Не буду мешать...

Сгрёб на тарелку ещё два куска пирога, взял чашку, поднялся и ушёл к себе через маленький тамбур, отделявший тёти-Фирины владения от коридора. Кот Васька распушил хвост и, несыто мяукая, помчался следом за ним. 'Норвежский лесной' рассчитывал на добавку и имел основания полагать, что там ему не откажут.

*Нет проблем (еврейский аналог '0'кей').

Когда бывала возможность, Снегирёв любил поваляться на диване с книжкой. Читать что-нибудь не требующее умственного труда, беззаботно погружаться в дремоту... просыпаться и продолжать чтение. По его меркам это было совершенно неприличное расслабление (завершающий штрих - кот, уютно свернувшийся на животе...), однако старинные диверсантские навыки и тут брали своё.

Узкая и длинная комната, где он обитал, в 'проклятое царское время' представляла собой закоулок для горничной. После революции, в эпоху уплотнений, стену отделявшую его от гостиной, сломали, получив двадцатиметровую комнату с двумя разномастными окнами. Такой она и досталась в далёком теперь пятьдесят восьмом счастливому новосёлу - Фирочке Файнберг. Спустя годы та восстановила историческую справедливость, превратив воссозданный 'чулок' в нечто вроде кладовки, однако вместо былой кирпичной стеньг между комнатами теперь стояла всего лишь тонкая перегородка. Она великолепно проводила все звуки, и настал момент, когда недреманный инстинкт подтолкнул Алексея, докладывая: на сопредельной территории что-то не вполне так, как всегда. Он отложил книжку, прислушался и сразу всё понял. Из-за переборки доносилось размеренное мужское похрапывание. А вот обычного алгоритма шорохов и шагов, сопровождавшего тёти-Фирин отход ко сну, так и не произошло. Как и приглушённого ритуала проводов гостя.

Он сказал себе, что это его не касается, и перевернул страницу. Потом всё-таки отложил Дика Фрэнсиса, слез с дивана и пошёл проверять.

Тётю Фиру он обнаружил на кухне. Она, оказывается, принесла туда маленькую настольную лампу и тоже пыталась читать, но мало что получалось. Книжка в мягкой обложке то и дело падала из руки, а седая голова неудержимо клонилась.

- Тётя Фира!..- страшным шёпотом окликнул её Снегирёв.- Вы вообще-то чем тут занимаетесь?..

- Я... я...- Старая женщина испуганно проснулась и зашарила в поисках свалившихся очков. - Бессонница у меня, Алёша.

- Ага, - кивнул он. - Я уж вижу.

Тётя Фира страдальчески заморгала:

- Тогда зачем спрашиваете?..

- Да так. Интересно стало, с какой радости этот поц в вашей комнате дрыхнет, а вы на кухне сидите... - Он проворно нагнулся и, к полному ужасу тёти Фиры, поднял оказавшуюся на полу 'нелегальную литературу': - Ещё и хлам какой-то читаете...

У неё чуть отлегло от сердца, ибо 'Убийца на понедельник' на него ни малейшего впечатления не произвёл и к ненужным ассоциациям не подтолкнул. Она поспешно убрала книжку в карман и слегка поджала губы:

- Не говорите такого про Монечку. Во-первых, он хороший мальчик, а во-вторых, вы же его совершенно не знаете.

Алексей искренне изумился:

- А чего ещё я про него не знаю?

- Не надо, Алёша, Монечка, он... он такой неприспособленный... И здоровье... Вам не понять...

- Да где уж мне. Так, значит, Софья Марковна его к вам, потому что у вас вроде как две комнатки, а у неё однокомнатная? И не в кухне же на раскладушке ему, неприспособленному, ночевать?

Эсфирь Самуиловна едва не расплакалась:

- Алёша, поймите, он же у меня на глазах вырос. Я его вот таким помню. Он мне как сын...

- О Господи,- вздохнул Снегирёв.- Ну ладно, тётя Фира, пошли.

- Куда?..

- Спать.

Она попыталась отговориться, дескать, у неё в самом деле бессонница, ей здесь очень хорошо и удобно, и вообще, она так решила. Однако спорить с жильцом в некоторых случаях бывало бессмысленно. Он просто поднял её со стула и препроводил в 'свою' комнату, на покрытый пледом старый диван.

- А вы как же, Алёша? - шёпотом, чтобы не разбудить Монечку, забеспокоилась она. Снегирёв молча раскатал по полу спальник. Ему было не привыкать.

Утром гость проснулся в одиннадцатом часу, и тётя Фира получила возможность излить на него новую порцию материнской заботы. Вернувшийся с пробежки Снегирёв хорошо слышал, как открывался и закрывался холодильник, как гудела и попискивала микроволновка. Что же касается аромата разогреваемого пирога, то он был способен пройти навылет не то что хилую перегородку - даже и прежнюю капитальную стену.

Снегирёва, впрочем, к совместному завтраку не пригласили. Надо полагать, во избежание демографической катастрофы. Как только за Монечкой закрылась квартирная дверь, тётя Фира, страдая, постучалась к жильцу:

- Алёша, кофейку с пирожком...

Он сидел на подоконнике, раскрыв маленький, ладошку, компьютер, и что-то набирал на миниатюрной клавиатуре. На часах было уже двенадцать, то есть, по мнению большинства обывателей, неприлично поздно для завтрака. Снегирёва, однако, давно перестали обременять предрассудки, в том числе суточный ритм. Ел и спал, когда желание совпадало с возможностями. Он отставил крохотную машину:

- Спасибо, тётя Фира. Забаловали вы меня...

- Алёша, - сказала Эсфирь Самуиловна. - Вы же понимаете. Вы мне тоже как сын.

- Спасибо, тётя Фира, - повторил он очень серьёзно. Её распирали жгучие новости, и она торжественно поделилась с жильцом:

- Вы знаете, Монечка на той неделе снова приедет. Он сказал, что ночью очень замёрз и почти не спал, потому что от окна ужасно сквозило. Так он мне его вымоет, заделает и заклеит. Вы представляете?

- Не представляю, - с набитым ртом проговорил Алексей. - А как же РУКИ?..

С его точки зрения, Монино уютное похрапывание мало соответствовало замерзанию на сквозняке. Но это было его личное мнение, и он оставил его при себе.

- Вы смеётесь, но он действительно учился на скрипача, - вступилась за Софочкиного родственника Эсфирь Самуиловна.- К сожалению, педагог был... как бы это сказать... очень русский... и Монечку скоро отчислили... Ну то есть вы понимаете.

- А то как же,- кивнул Снегирёв.- Антисемиты кругом. На эту тему даже анекдот есть. Советский ещё... Объявили конкурс на должность телеведущего, собрались соискатели, вызывают их по одному... Ну и вот, выходит такой после прослушивания - рожа в бородавках, хромой, косорукий, перекошенный весь и притом страшный заика. 'Ну как, приняли?' - 'К-к-какое там, в-в-выгнали... П-п-потому что ев-в-врей...' Тётя Фира, а что за бланки там у вас на буфете лежат? Это не Моня забыл?

Она оглянулась, на миг испугавшись, что неприспособленный Моня действительно оставил у неё какие- нибудь важные документы... И вспомнила вторую сногсшибательную новость, которой хотела поделиться с жильцом.

- Это, - с гордостью сообщила она, - типовое заявление. Вы представляете? Монечкина фирма нам,