-- Чифира жалко, -- неожиданно пробормотал дядька, не открывая глаз, -пристрелят кобеля.
После этого он окончательно смолк, и только короткое, дергающее движение костистых ключиц в разрезе рубахи показывало, что он еще жив, не то спит, не то отходит в мир иной. 6. НАТАШКА.
Выйдя от старика, Силин первое время думал про жуткую судьбу своего родственника. Но очень быстро мысли его вернулись к своим делам -- надо было искать коллекцию. Нумизмат даже не заметил, как ноги его сами повернули на перекрестке не налево, к дому, а в другую сторону. Вскоре он очутился на самой окраине города. Раньше здесь размещалось ДСУ-2, контора и столовая. Года три назад городское начальство решило, что два ДСУ для города роскошь. Обветшавшую контору снесли, автопарк и ангары приспособили под коммерческие склады, ну а небольшую одноэтажную столовую Гараня переоборудовал под бар. Многих удивило, что свое заведение он открыл в таком странном месте: самая окраина города, еще два дома -- и начиналось чистое поле. Правда, чуть выше, у кирпичного завода, имелась конечная автобусная остановка, но посетители 'Золотого бара' этим видом транспорта не пользовались. Сюда сьезжалась городская элита. На стоянке перед баром по вечерам всегда стояло с десяток машин, все больше навороченных иномарок. Несмотря на то что ближайшая пятиэтажка находилась от бара метрах в ста, доносившаяся из кабака музычка доставляла немалые беспокойства местным пенсионерам, по привычке засыпавшим мэрию своими жалобами. Но на коммунистические замашки ветеранов никто из администрации внимания не обратил. По слухам, сам мэр пятидесятилетний юбилей отпраздновал именно в 'Золотом баре'.
Но больше всего пересудов у свечинских обитателей ходило про самый настоящий стриптиз, практикующийся в заведении Гарани. Михаил даже видел одну из этих рисковых дамочек. Был у них в бригаде Семка по кличке Динамит, ба-а-льшой специалист по женской части. Как-то раз Силин возвращался с ним с работы, болтали о разной ерунде, но вдруг Семка сделал большие глаза, больно ткнул кулаком в бок Михаила и громко прошептал ему на ухо: 'Смотри, Элен!'. Михаил глянул в сторону, куда с вожделением таращился низкорослый Динамит, и увидел высокую девушку, платиновую блондинку с красивым фарфорово-кукольным личиком.
-- Одна из стриптизерш в 'Золотом', -- продолжал нашептывать Семка.
Дело было уже по осени, на даме было длинное, до самых пят, кожаное пальто, и оценить фигуру женщины с такой редкой для Свечина профессией Силин не смог. Тем более что у тротуара ее ожидал сиреневый 'опель' с носатым шофером за рулем.
-- Такая женщина, ты видел бы, какая у ней грудь! -- продолжал стонать истекающий слюной Динамит. Силину же девица не понравилась. От безупречно мраморного личика Элен веяло высокомерием и холодом. Проводив взглядом машину с этими двумя столь контрастными лицами, Михаил скептично хмыкнул.
-- Может, она и красивая баба, но по ней видно, что стерва еще та!
-- Это точно, -- подтвердил Семка.
-- Слушай, а ты-то откуда знаешь, кто она? Неужели захаживаешь в 'Золотой'?
Динамит замялся. Невысокий, шустрый, чернявый, он даже ходить не мог нормально, по-воробьиному смешно подпрыгивал на ходу, при этом вертя головой на сто восемьдесят градусов и 'фотографируя' всех проходящих мимо дамочек. Время от времени он опаздывал на работу, появлялся весь битый, в синяках, но веселый и неугомонный.
-- Да помнишь, месяц назад мы квартиру налоговому инспектору 'под Европу' делали? Вот я на весь заработок и кутнул.
-- Постой, это когда тебе ребра сломали? -- припомнил Силин.
-- Ну, не сломали, трещина была. Но болела, зараза, долго.
-- Что, из-за этой суки? -- засмеялся Силин.
Динамит просто махнул рукой.
-- Тебе, Монета, все равно меня не понять. Знал что бить будут, но не попробовать подснять ее не мог, ну грех, понимаешь! Что она, падла, c шестом делала!..
Все это Силин вспоминал, разглядывая приземистое, без особых изысков здание бывшей столовой. Большие окна на фасаде Гараня велел заложить кирпичом, оставив какие-то бойницы из стеклоблоков на двухметровой высоте. Снаружи стены оштукатурили под 'шубу' и покрасили в розовый цвет. Два круглых фонаря над входом также излучали розоватый свет, хотя вряд ли хозяин бара знал о назначении красных фонарей на улицах Амстердама. Самой заметной частью заведения свечинского магната была витиеватая вывеска: 'Кафе 'Золотой бар', мигавшая ночью трехцветным неоном.
Засмотревшись, Нумизмат перестал обращать внимание на окружающих. Тем временем с подошедшего автобуса сошла небольшая кучка народа, все они рассосались в разные стороны, но одна из женщин замедлила шаг и, подойдя к Силину со спины, внезапно и резко по собачий гавкнула.
Нумизмат не вздрогнул, он как-то нелепо и глупо подпрыгнул вверх, смешно болтанув в воздухе своими длинными конечностями. Обернувшись и увидев хохочущую женщину, Михаил сплюнул и выругался. Это круглое, курносое лицо и подобные шуточки могли принадлежать только Наташке.
На двадцать четвертом году жизни Нумизмат немного сошел с ума. Природа взяла свое -- он влюбился и как-то уж очень быстро загремел золотыми цепями Гименея. Наталья тогда работала в заводской столовой на раздаче. Бойкая, живая черноглазая хохотушка и хулиганка, она была полной противоположностью Силина, несколько флегматичного и расчетливого. Может, это и привлекло Михаила к ней, да еще первобытный инстинкт продолжения рода, живущий в каждом из нас.
Первые полгода Силин прожил в каком-то угаре. Любовь показалась ему сначала неплохим делом, будто откопал горшок с прежде неизвестными монетами. Лишь когда Наташка ушла в декретный отпуск, Михаил потихоньку начал опускаться на грешную землю. Жена его оказалась стопроцентной женщиной, она требовала к себе постоянного внимания, тратила массу денег на продукты, одежду, белье, предметы косметики и прочую ерунду. Она любила собирать шумные компании друзей, где не обходилось без парочки бутылок водки, кучи сальных анекдотов, хохота и песен до полуночи. По праздникам Наташка водила Силина по родственникам, где повторялась та же самая история с выпивкой и шумными разговорами. Плюс дни рождения все той же многочисленной, как саранча, родни. Но более всего Михаила убивал огород клана Зубриловых, размером с добрый аэродром. Копала, сажала, окучивала и убирала урожай банда родственников тоже всем скопом. Словом -- обычная жизнь советского человека.
Но Силин-то был Нумизмат! Вначале у него отпали поездки по выходным на барахолку в Железногорск, затем походы по адресам с подозрением на хранение жильцами антиквариата. А когда Михаил понял, что из-за повседневной суеты он прозевал и не выписал памятную серию монет, посвященную тридцатилетию победы над Германией, то в семье произошла первая стычка.
Вскоре у Силиных родилась дочь, и тут окончательно проявился самый большой грех Натальи. Если раньше она еще как-то пыталась удивляться и восхищаться увлечением мужа, то с появлением этого орущего красного комочка жена абсолютно перестала восторгаться как коллекцией мужа, так и им самим. А Силину подобное уважительное отношение было нужно как воздух астматику, как доза наркоману.
Но и Наталья не смогла стерпеть, когда поняла, что главное в жизни мужа не она с дочкой, а все те же проклятущие монеты. Пару месяцев конфликт тлел, вспыхивая короткими словесными стычками, но когда Силин вбухал большую часть зарплаты в очередное свое пополнение монет, случился грандиозный скандал. Вопрос жена поставила ребром: 'Или я с дочкой, или эта твоя дурацкая коллекция!'
'Никуда не денется, живой человек все-таки дороже какой-то пригоршни монет,' -- рассуждала Наташка в кругу своих поддакивающих подруг.
Но фанатика понять трудно, тем более с невысокого, женского, шестка. Силин ушел из семьи не только с легкостью, но и с радостью. Наташке он оставил все: квартиру, обстановку, забрал только носильные вещи, раскладушку, да Ее Величество Коллекцию. Вот такая история была за плечами двух случайно встретившихся осенним вечером людей.
-- Что это ты, Силин, на бар пялишься? -- с вызовом в голосе спросила Наташка. -- Решаешь, не зайти ли кутнуть? Да куда тебе, cкорее удавишься! Вот сколько ты лет в этой своей куртяге ходишь? -- она подцепила пальцем клапан нагрудного кармана. -- Лет десять, не меньше?
-- Ну и что, она еще ничего, -- сухо отозвался Михаил. -- А ты что в наших краях делаешь?
-- В каких это 'ваших краях'? Ты же, вроде, все в своем тупике живешь? -удивилась Наташка.
-- Ну и что, тебе-то вообще надо с другого конца города переться.
-- А я работаю здесь, -- она кивнула в сторону бара. -- Поваром.
-- Все, значит, поваришь? -- спросил Силин, лихорадочно размышляя о том, как бы использовать это