то кислым, затхлым. Силин поневоле сморщился. Васян никогда не проветривал дом, дабы лишний раз не топить 'голландку'.

Оглядевшись по сторонам, Михаил пробормотал себе под нос:

-- Да, однако...

Он сам жил холостяцкой жизнью, питался концентратами, генеральную стирку и уборку проводил раз в месяц, но его квартира отличалась от дома Васяна, как Зимний дворец от чукотской яранги. Уборкой и стиркой дядька себя не утруждал совсем. Слава Богу, если раз в месяц ходил в городскую баню. Под Пасху тетя Зоя, младшая из сестер Жилиных -- последняя родная ему душа, устраивала генеральный шмон: стирку, уборку, полный аврал.

Плюхнувшись на некогда красный, а теперь черный засаленный и лоснящийся диван, старый уголовник откинул голову на спинку и, прикрыв глаза, сказал:

-- Падай вон в кресло. Только осторожно, сильно не ерзай, а то вместо ножки там кирпичи.

Покосившись вниз, Силин действительно обнаружил вместо левой ножки два силикатных кирпича. Федотыч же по-прежнему не открывал глаз.

-- Калган болит, -- пояснил он. -- Третьего дня пенсию давали, вчера кончилась. Да жлоб один вместо водяры керосина этого приволок, портвейна. Теперь хоть в 'аркашку' лезь.

Нумизмат в свое время с подачи дядьки пытался изучить 'блатную музыку', но все равно многое не понимал в разговоре родственничка, тем более что Федотыч всегда говорил тихим, ровным, без лишних эмоций голосом.

'Аркашка' -- это вроде бы петля, удавка,' -- вспомнил Михаил.

-- И ни один кирюха не прется, чтоб похмелить! Да, нет мне сегодня вантажа. И чифирь не заваришь, уже и вторяк прогнал, один байкал остался.

'Это он про чай,' -- снова перевел Михаил. Молча достав из сумки бутылку, он поставил ее на стол перед родственником. Услышав знакомый звук, тот приоткрыл глаза.

-- Обос... и не жить! -- роскошно выразил Васян свой восторг. -- Ты же вроде не киряешь?

-- Да я и сейчас не пью, -- признался Силин, продолжая выгружать подарки: колбасу, три пачки 'Примы', пачку чая.

-- Значит, по делу притопал, раз и чихнарь, и тарочку приволок.

-- Угадал. Ну 'поправься' сначала, а потом поговорим.

Зная дядькины традиции, Михаил плеснул и себе немного водки в почерневшую изнутри от чифиря фарфоровую чашку с отбитой ручкой. Дядька вяло жевал деснами молочную колбасу, из его обычной снеди на столе присутствовала только тертая морковь. В конце жизни у старого зека обнаружилась тяга к земле, более того, некий Божий дар. В его небольшом огороде все просто дуром росло. Своими урожаями он приводил в ярость старух соседок. Капуста у него вырастала по полпуда весом, морковь напоминала снаряды для орудия среднего калибра. Глядя, как Федотыч с кряхтением тянет из земли свеклу размером с волейбольный мяч, те просто зеленели от зависти. Этими овощами он и питался всю зиму. От цинги спасался квашеной капустой, морковь и свеклу употреблял в сыром виде, перетирая их на мелкой терке, подсознательно понимая, что так сохраняется больше столь нужных ему витаминов. Ну, а пенсия уходила на водку, чай и папиросы.

-- Как здоровье-то? -- спросил Силин из вежливости.

-- А, полный амбец. Скоро в деревянный бушлат оденут. Ну ладно, не тяни бодягу, говори, что надо.

-- Коллекцию у меня украли... -- негромко, дрогнувшим голосом начал Нумизмат.

Дядька знал про увлечение Михаила, пару раз он приходил к нему домой. Постепенно Силин разгорячился, тем более что они выпили еще, а спиртное он плохо переносил, так что, рассказывая об отношении следователя к его беде, даже прослезился.

-- Я на нее всю жизнь положил, а они...

-- А они на тебя положили, -- прервал его стенания Васян, на вид у него не было ни в одном глазу. Он весь как-то подобрался, заблестели глаза.

-- Ну-ка, расскажи еще раз про свою домуху, -- попросил он.

-- Чего? -- не понял Михаил.

-- Ну про кражу. Подломили у тебя хату или ключом открыли?

-- Ключом. Может, отмычкой, не знаю.

-- Покажи.

Васька протянул руку и долго рассматривал хитроумный ключ от силинского жилья.

-- Хороший сыч у тебя работал. Другой бы с прозвоном взял, дверь сломал, а этот -- старой школы. А показуху-то у тебя тоже забрали?

-- Чего? -- снова не понял Силин.

-- Ну, ордена-то у тебя висели, цацки эти.

-- В том-то и дело, что нет. Там и иконы были, и кресты старинные, бронзовые. А взяли только монеты.

-- Весили они сколько?

Силин задумался.

-- Ну, килограмм шестьдесят, может, больше.

-- Значит, не один гость у тебя был.

-- Почему?

-- По кочану. Сам не одну квартиру брал, знаю.

Вернув племяннику ключ, старик надолго задумался. Дымил своей вонючей 'Примой', от нее даже Силин задыхался, а Васян, при его туберкулезе, не собирался бросать этой давней и смертельной привычки. Наконец он вынес свой вердикт:

-- Это у тебя не просто скачок был, съемщик постарался, наводчик. А раз хабар нигде не объявился, значит, все у одного барыги. Знавал я одного умельца, да тот с полгода назад хвостом шаркнул, ну, помер он, чего непонятно-то?

-- Слушай, дядька, помоги мне их найти! -- Силин перегнулся через стол, просто взмолился, как перед иконой. -- Жить я без этого не могу!

-- Это чтобы я тебе своих зашухарил, а ты мне их ментам подставил?! -изумился Федотыч.

-- Да на кой черт они мне нужны! Мне скупщик нужен! Сам же говоришь, что кто-то все оптом скупил. Мне только адрес, имя!

Лишь через полчаса, допив бутылку водки, дядька согласился. Жуя своим беззубым ртом тертую морковку, он поставил такие условия:

-- Ладушки. Только никаких ментов, и бабок мне надо побольше, по шалманам пройтись, покалякать кое с кем. Сегодня и начну, только покемарю немножко.

Небрежно сунув деньги Нумизмата в карман рубахи под старую, вытертую безрукавку из овчины, Федотыч завалился головой на круглый валик и задремал. Беззубый рот его при этом открылся, и лицо стало еще страшней. Силин невольно вспомнил разговоры о том, что нос свой дядька проиграл в карты, причем сам же его и отрезал. Не весь конечно, а только мягкую часть, до хряща.

Глянув на стол с остатками пиршества, Михаил с удивлением подумал, что у дядьки нет тараканов. Нумизмата же эти добровольные спутники человека просто достали. Почему-то он размышлял об этом долго и сосредоточенно, потом наконец понял, что, уходя в загул, Васян их просто вымораживает, забывая топить печку.

С облегчением покинув атмосферу этого своеобразного человеческого стойбища, Силин всю обратную дорогу думал о том, выгорит ли что-нибудь из его затеи. Конечно, Михаила грыз червь сомнения. Как уйдет дядька в недельный запой, и все, хана всем его планам и надеждам.

На следующий день Силин снова наведался к старому каторжанину, но дома его не обнаружил. На дверях дома висел амбарный замок, а по проволоке бегала здоровенная собака, явная полукровка овчарки с волком.

'Чем он ее кормит, интересно? Тоже, что ли, морковкой?' -- подумал Силин.

И на второй день Нумизмат застал ту же самую картину: на дверях замок и звериный рык из-за покосившихся ворот. Лишь на третий день дверь дома оказалась открытой, но на настойчивый стук Силина