точнее, отчество - стало синонимом подскока. Летчик не скажет, что он летит на дрейфующую станцию, - он отправляется 'к Данилычу в гости'. Предварительно летчик заходит на кухню и берет буханку свежего белого хлеба - непременная дань Данилычу, вроде жертвоприношения Нептуну, чтобы море было спокойным.

Дмитрий Николаевич еще в самолете проинформировал нас о знаменитом Данилыче, и мы с нетерпением пошли с ним знакомиться. Искать дорогу не пришлось:

подскок- это три палатки и миллион квадратных километров льда. На одной палатке было вывешено объявление:

Прежде чем войти, подумай. нужен ли ты здесь!

Мы подумали и неуверенно посмотрели друг на друга. В это время нам в глаза бросилась табличка, закрепленная на столбе. На ней было выведено:

До Москвы 5100 километров До Ленинграда 5750 километров До Киева 5900 километров До дна 3500 метров ЗА ТОРОСЫ НЕ ХОДИТЬ! (Нарисован злющий медведь.)

Выбора не было. Пришлось войти, скорее - протиснуться в палатку через откидную дверцу. Все-таки жилье, тепло, цивилизация.

Внутри палатки разместились две раскладушки, рация, стол и газовый камин, раскаленный добела. За столом сидел, глядя на нас в упор, смуглый человек с аскетически худым лицом, украшенным седоватыми мушкетерскими усиками, этакий постаревший д'Артаньян. Он встал во весь свой отличный рост и представился:

- Горбачев Александр Данилович. Прошу любить и жаловать. Это в обязательном порядке. Не будете- отправлю обратно на материк.

Морозов по очереди представил нас и откланялся:

ему нужно было этим же самолетом лететь обратно. Мы с большим сожалением простились с Дмитрием Николаевичем: так спокойно, надежно жилось за его широкой спиной...

РП- руководитель полета Горбачев, как и вся авиация, жил по московскому времени; станция 'СП-15'- по местному, опережавшему московское на 9 часов. Сейчас на станции ночь, там еще спят, и за нами прилетят лишь утром - странное слово 'ночь' в заполненный солнцем и светом полярный день. Как бы то ни было, на несколько часов мы невольно навязали Горбачеву свое общество. От погрузочно-разгрузочных работ, бессонной ночи и обилия впечатлений мы чертовски устали, в палатке была адская жара, но о сне и думать не хотелось. Данилыч умел великолепно вести беседу, умел отлично рассказывать и слушать - качества, в одном человеке редко встречающиеся. А знал Данилыч много. Бывший летчик-истребитель после войны связал свою судьбу с полярной авиацией, и вот уже много лет Данилыч непременный руководитель полетов на дрейфующих льдинах. В его паспорте стоят штампы всех станций 'Северный полюс', начиная с третьей,- такой коллекции, насколько мне удалось выяснить, нет больше ни у кого. Через его руки прошло несчетное количество кинооператоров и корреспондентов, и Данилыч видел нас насквозь.

- Все вы прилетаете сюда, мечтая о неслыханных приключениях,- говорил он.- Вы грезите отобразить аварии, героизм и пафос, но все это происходит за день до вас или через день после вашего отлета. Утверждаю, что за время вашего присутствия на льдине ничего не произойдет и вместо Робинзона, как говорили Ильф и' Петров, вы отобразите широкие слои трудящихся.

И добавил, видя наши обескураженные физиономии:

- Впрочем, ведь от вас, кажется, только этого и требуют...

Утешил, ничего не скажешь!

Данилыч угостил нас чаем, прямыми лобовыми вопросами уточнил наши планы и дал несколько весьма дельных советов. Контакт с ним возник удивительно быстро: Горбачев принадлежал к числу тех отнюдь не простых людей, которые будто бы сразу перед тобой раскрываются и этим раскрывают собеседников. Но в действительности сам-то он отнюдь не раскрывается, он сначала прощупывает тебя и, лишь убедившись, что ты человек стоящий, становится откровенным. Он и на земле- летчик-истребитель: резкий, стремительный, бьющий точными формулировками, с большим чувством собственного достоинства. Для понимания его характера очень интересен такой чисто земной эпизод.

Данилыч - автолюбитель, хорошо знающий свою машину и правила уличного движения. Но однажды он их нарушил - 'из принципа'. Он вел машину вслед черной 'Волге', за рулем которой сидел один широко известный стране человек - Данилыч назвал его фамилию. На улице Горького водитель 'Волги' не обратил внимания на жест регулировщика и свернул налево. Узнав нарушителя в лицо, регулировщик почтительно улыбнулся и кивнул. Тогда Данилыч так же демонстративно повернул налево. Свисток.

- Ваши права! Почему нарушили?

- А почему вы не остановили черную 'Волгу'? - спросил Данилыч.

- Да ведь ее вел Имярек!

- ,Д я- Горбачев!- спокойно сказал Данилыч. Регулировщик все понял, извинился- и козырнул. К моему превеликому огорчению, у Данилыча три дня гостила 'конкурирующая организация'- один корреспондент исписал целый блокнот рассказами Горбачева, выхватив у меня из-под носа лакомый кусок. Правда, Анатоль Франс доказывал, что все сюжеты, выработанные человечеством, являются достоянием всего человечества, - это в обоснованиеправа писателяперелицовывать любой сюжет, вкладывая, разумеется, оригинальное содержание;ночто позволено Юпитеру... Однако настоящими строками я предупреждаю своего коллегу корреспондента, что, если он в течение года не обнародует рассказы, Данилыча, это сделаю я, и без тени угрызений совести.

ПЕРВЫЕ МИНУТЫ У ЗЕМЛИ НА МАКУШКЕ

Прилетела 'Аннушка', легкая и грациозная, как мотылек. Мы снова в воздухе. Но этот полет недолгий, несколько минут - и самолет делает круг над станцией. Мы с острым любопытством рассматриваем сверху домики, палатки, торосы... 'Аннушка' катится по заснеженному льду совсем рядом с лагерем. Мы волнуемся и поздравляем друг друга. Штурман Анатолий Бурканов распахивает дверь, мы прыгаем на лед и дышим морозным воздухом станции 'Северный полюс-15'.

- Дорогу грузчикам!

Высокий и полный мужчина с красивым, холеным лицом артиста профессионально ловко подхватывает с борта багаж и, закончив работу, протягивает руку:

- Будем знакомы. Доктор Лукачев.

Было начало апреля, полярный день, температура воздуха минус тридцать, видимость хорошая, настроение отличное.

- Прибыл в ваше распоряжение! - бодро отрапортовал я, когда меня ввели в домик начальника станции.

Владимир Васильевич Панов явно не разделял моего оптимизма. Я что-то не заметил на его лице бурной радости от сознания того, что я прибыл в его распоряжение. Опытный физиономист мог бы даже предполо-1 жить, что начальник скорее обескуражен, чем обрадован этим фактом. Во всяком случае, Панов довольно- таки холодно пожал протянутую ему руку и хмуро сказал:

- Очень хорошо... Просто прекрасно... Мне, к сожалению, некогда вами заниматься - дела...

Я обиженно пролепетал, что мною нечего заниматься, что я все понимаю и тому подобный вздор. Тогда Панов немного подобрел и в полминуты обрисовал положение. В эти дни происходит передача лагеря новой смене. Дел по горло, он, Панов, спит два-три часа в сутки и потому просит извинить его за несоблюдение этикета. На станцию непрерывно доставляются продукты, чтобы хватило до очередного, осеннего завоза, члены коллектива превратились в грузчиков, и он, как начальник, предпочел бы вместо гостей, умеющих строчить пером и кинокамерой, заполучить четверку ребят, умеющих таскать тяжести.

Сообщив скороговоркой эти приятные вещи, Панов взглянул на часы, прозрачно намекая, что аудиенция закончена. Я собрался было к выходу, но в этот момент в домик ввалился могучий парень, чуть выше среднего роста, но с плечами и грудью штангиста.

- Вот и отлично,- обрадовался Панов.- Знакомьтесь: Анатолий Васильев, инженер-гидролог, химик и комендант лагеря. Анатолий, отдаю тебя на съедение писателю.

- В один присест, пожалуй, не выйдет,- усомнился я, оглядывая массивную фигуру коменданта.

- Положим, меня и в два не так просто скушать,- предупредил Васильев, пожимая мне руку.- Пошли?

ЛАГЕРЬ И ЛЬДИНА, КОТОРАЯ ПОД НАМИ

Я вообще медленно схожусь с людьми и никогда- с людьми без чувства юмора; улыбка, словно снятый замок, раскрывает человека, делает разговор непринужденным, не заставляя лихорадочно метаться в поисках темы и тщетно настраиваться на чужую радиоволну. Гонкуры считали, что смех- физиономия ума, а восприятие юмора- показатель умственного развития. Мнение субъективное, но я охотно его разделяю и нахожу многочисленные подтверждения в