Миссинцу, - поправил второй. - Да откуда ж я знаю? Пророк он и есть пророк, беседующий с Господом нашим. А пути Господни... - Перестань, - зевнул вопрошавший, обиженно осклабившись (кстати, левый клык его оказался выщерблен, так что зрелище было то еще). - У тебя наверняка есть какие-нибудь соображения. Собеседник Щербатого чуть раздраженно дернул кончиком хвоста; сам Щербатый наверняка этого не заметил, но Рокх видел. - Мои соображения, уверен, не имеют ничего общего с действительностью. Господин Миссинец взялся ниоткуда, он сотворил с нашей жизнью такие перемены, которых не случалось никогда прежде. Он владеет знаниями, о самом существовании которых не догадывались наши наиобразованнейшие мудрецы. Кто мог представить себе, что такое вообще возможно? - Да ну тебя! - фыркнул Щербатый. - Ты слишком серьезен, так я тебе скажу, Пестрый. ('Льнукр', вот как звучало то слово - Рокх сразу понял, что это имя второго из носильщиков, но каков его смысл, узнал намного позже). - А ты - предельно легкомысленен, - отозвался Пестрый, делая ударение на 'предельно'. - Какое тебе дело до замыслов господина Миссинца? Щербатый смутился: - Просто... Не могу же я думать только о работе и жратве! Я ж не какой-нибудь кхарг-зверь. Вот и... - Понимаю. Но думай тогда о чем-нибудь более безопасном, ладно? - И демонстрируя, что не желает продолжать беседу, Пестрый пошел к другому краю лагеря. Щербатый пах резко, рассерженно, однако в то же время и обескураженно. Прикрыв один глаз, он начал что-то шептать, но клетка Рокха находилась слишком далеко, он так и не расслышал, что именно. Подобные разговоры случались нечасто, но это было даже хорошо, ведь каждый из них, по сути, являлся для Рокха огромной загадкой. Чтобы разобраться в ней, требовалось много времени - чем он и занимался ежедневно, пока его невольные учителя тащили на себе клетки. Большая часть сверстников Рокха постепенно начинала разговаривать - и тем самым меняла свой статус, а заодно и способ путешествовать. Теперь они шагали рядом с носильщиками и иногда даже подменяли их, когда те слишком уставали (или - подозревал Рокх - делали вид, что уставали). Он же, старательно запомнив очередную беседу, повторял ее у себя в голове и пытался расставить все по местам, понять значение незнакомых слов и убедиться, что вроде бы известные расшифрованы им правильно. А на насмешки тех, кто уже шагал на своих двоих, Рокх не обращал внимания. Они ведь даже не догадывались, почему он до сих пор сидит в клетке. Кстати, вскоре кое-кто из покинувших клетки убедился, что они поторопились. Сначала их путь пролегал по джунглям, с редкими деревушками охотников, группировавшимися вокруг своих Плато Детства, - теперь же дорога вывела процессию к местам более заселенным. Сверстники Рокха и на деревушки-то в первые дни еще как таращились, дивясь всему, что видели, а теперь вообще обалдели от количества новой информации, обрушившейся на них. И, разумеется, созерцать все это (в том числе - и глазеющих молодых кхаргов) было значительно удобнее из клетки. Рокх же не просто смотрел, он анализировал. И анализируя, начал понимать: разница между деревнями и городом заключалось не в том, в каких домах, жалких ли хижинах или каменных холмах, живут кхарги. Основным отличием, кажется, был подход к жизни. Деревенские кхарги центром бытия считали местное Плато Детства и прилегающие к нему области. Иногда - довольно часто - они наведывались к месту своего вылупления; вероятно, тяга к нему оставалась у них довольно сильной в течение всей жизни. Например, они не могли уходить далеко и надолго из родных краев. Их женщины шли откладывать яйца обязательно на местное Плато. С соседними деревнями, которые группировались возле другого Плато, они почти не контактировали, считая их чужими, в то время как все деревни, сосредоточенные вокруг их собственного, словно входили в некую одну большую деревню, все там были за своих и знали друг друга по имени, а не только по индивидуальному запаху. Вообще деревенские в чем-то даже напоминали кхаргов-зверей, то есть тех, кто был признан смотрителями негодным к воспитанию. Такие кхарги не получали воспитателя, их назначали к какому-нибудь дрессировщику, который натаскивал их к выполнению тех или иных работ, не требовавших особых мыслительных способностей или мастерства. Или же чаще всего из кхарга-зверя делали подручного помощника, без какой-либо специализации, которому можно было велеть носить бревна, копать ловчие ямы и т.п. В деревнях не требовалось много специализированных кхаргов-зверей, да и дрессировщики для них там почти не жили - поэтому обычно прошедших метаморфоз кхаргенышей отсылали в города, там на них был больший спрос, в деревне же оставляли пару особей и всё. И так из-за врожденной тупости поручать кхаргу-зверю сколько- нибудь ответственную работу не рисковали, а лишние рты никому не нужны, лучше взять побольше воспитанников. Речи, ни устной, ни тем более письменной, кхаргов-зверей не учили; некоторые хозяева даже запрещали им пользоваться словами, если они вдруг заучивали несколько самых простых. Основой коммуникации у кхаргов-зверей являлась смесь из языка запахов и жестов; впрочем, к общению - с хозяевами ли, между собой ли - они склонны не были. То, что деревенские кхарги, по наблюдениям Рокха, во многом напоминали кхаргов-зверей, могло частично объяснить, почему они так жестоко обращались с последними: вероятно, видели или чувствовали свое сродство и за это ненавидели кхаргов-зверей. (Может, подумалось потом Рокху, именно поэтому его самого ни носильщики, ни бывшие собратья по клеткам не трогали: он своим примером доказывал, что они выше его, и за это 'дурачка-клеточника' любили, как любят домашнюю тварь, подкармливали и беззлобно шутили над ним - а он лишь мысленно усмехался да продолжал наблюдать). В отличие от деревенских, городские кхарги жили совсем по-другому. Сперва Рокху трудно было разобраться, в чем дело - его отвлекали внешние отличия между деревней и городом. Там - домишки, сооруженные из бревен, или тесные землянки; здесь - каменные холмы с множеством комнат и пристроек. И цвета совсем другие: в деревнях все кричаще-яркое, вызывающее и вместе с тем какое-то убогое, а здесь преобладают оттенки серого, но во всем заметна величественность, значимость. Лишь намного позже Рокх узнал, что города возникают не рядом с Плато Детства, а там, где их возводят дорожники. И вся жизнь в городах, соответственно, подчиняется другим законам. Обо всем этом Рокх узнал позднее - а сейчас он просто отметил, что городские кхарги все как один напоминают тех самых дорожников. Пару дней назад им встретился один такой - присев у костра, он долго говорил с носильщиками на разные житейские темы. Слушая его, Рокх понимал, что именно этот кхарг - свободен и не ограничен ничем. Кроме самой жизни, добавил Рокх мысленнно, ведь такому одиночке труднее добывать пропитание и он подвергается опасностям, с которыми редко сталкиваются деревенские: дикие звери, паразиты, специфические болезни, разбойники и так далее. И все же жизнь дорожника показалась Рокху привлекательнее, нежели унылое бытие селюков. Но дорожники, объединившиеся в целое селение-город!.. Это было что-то вовсе невообразимое! Впрочем, восхищениям Рокха не позволили долго продлиться. К тому времени, когда процессия носильщиков и молодых кхаргов оказалась за пределами первого города, встретившегося им на пути, в клетке оставался один лишь Рокх. И мало кому, кроме него самого, это нравилось. - Вот что, парень, - сказал на очередном привале начальник носильщиков, скаля желтые клыки, - вот что я тебе скажу: хватит! И не придуривайся, что не понимаешь языка - я по глазам вижу, понимаешь. Так что заканчивай зверем прикидываться, опасное это занятие. А то ведь могу в кхарги-звери и записать. Сдам в ближайшем городишке какому-нибудь дрессировщику, сделает из тебя послушную скотину - ты этого хочешь? Сперва Рокх собирался намекнуть начальнику на то, что от дрессировщика 'разумному кхаргу' сбежать - что кость перекусить. А уж после этого он отыскал бы господина Миссинца да и рассказал бы кое-что... Потом решил, что ничего из угроз не выйдет, кроме неприятностей. - Да нет, пожалуй, - он впервые говорил вслух и громко, обращаясь не к прутьям клетки, а к другому кхаргу. - Но и шагать на своих двоих - тоже нет. Начальник раздраженно зарычал. Обернувшись к своим подчиненным, он велел немедленно вытряхнуть наглеца из клетки и... - Зачем впадать в крайности? - усмехнулся Рокх. - Если ты так настаивать, я выходить сам. И он толкнул дверцу, выбираясь наружу. Где тотчас упал, не удержавшись на ногах - конечности слишком затекли за время странствия, и даже разминки, которые Рокх устраивал себе, ходя на привалах по клетке из угла в угол, мало чем помогли. Он не рассчитывал на сочувствие, поэтому и не удивился, когда услышал над собой дружное гоготание и взрыкивание - кхарги смеялись, потешаясь над 'клеточником'. Ну что же, они имели на это право. В конце концов Рокх все-таки поднялся, пусть только на четыре конечности. Пока. - Может, стоит его засунуть обратно в клетку? Там ему самое место! заревел один из молодых, которого нарекли за соответствующий нрав Кипятком. - Помолчи, - велел начальник. - Но Желтоклыкий, ты только посмотри, он даже не умеет... - Захлопни пасть, яйцо! - похоже, тот разъярился не на шутку. - На тебе до сих пор белеют налипшие обломки скорлупы, а ты уже лезешь ко мне с советами. Пойди лучше прогуляйся и поучись держать язык за зубами. Тебе это очень пригодится, когда попадешь к господину Миссинцу. Он терпеть не может дерзких недовылупленышей. А ты... - Желтоклыкий повернулся к Рокху и осекся. Ибо тот уже стоял на своих двоих - прислонившись спиной к клетке, опираясь на хвост, но стоял! Начальник носильщиков захохотал: - Ладно, парень, принято! Конечно, ты не расскажешь мне, с какой стати решил провести столько времени в клетке. Это твое дело. Но будь уверен, я сообщу господину