эксперимента, классных опытов, подготовки лаборатории. Я это очень не люблю. Руки мои не талантливы. Матвеев согласился не давать мне классного руководства — за это спасибо. Взамен я взялся вести в школе фотокружок. Мы много чего делали с ребятами, но это тоже отнимало мое время» (Из пояснений А. И. Солженицына, 2006 год).

64 Первой была отпечатана статья А. И. Солженицына о будущих искусственных спутниках земли, заказанная автору «Блокнотом агитатора». Статья не увидела свет, так как 4 октября 1957 года был запущен в космос первый искусственный спутник. Газета «Приокская правда» (1957, 19 октября), говоря о лекторах, выступавших в связи с этим событием, упоминала фамилию преподавателя физики и астрономии средней школы № 2 Солженицына.

65 «Соседей приходилось опасаться: отношения с ними были испорчены тем, что они с двумя детьми жили в одной комнате, а у нас их было две, — вспоминала Решетовская. — Первая из двух смежных комнат была нашей столовой, гостиной, в ней стоял беккеровский рояль, и маминой спальней, другая, маленькая, дальняя — наша с А. И. Он всегда работал только в ней. Если кто-нибудь заходил, что было очень редко, дверь в маленькую комнату затворялась, из неё не доносилось ни звука, будто там никого нет».

66 В 1975-м Панин дезавуировал высказывание 1973 года, мотивируя это тем обстоятельством, что Солженицын ещё оставался в СССР. «Действительность была несколько иной. Мои встречи и разговоры с Солженицыным после нашей реабилитации проходили на уровне сурового братства сталинских лагерей. Я отдавал должное его литературному таланту, но с жесткой прямолинейностью указывал на его ошибки».

67 Как вспоминала Р. Орлова (1988), две её подруги, школьные учительницы, чуть не плакали, присутствуя у неё дома при споре о Дудинцеве. «К чему это приведёт? Наши дети, читая таких, как Дудинцев, вовсе перестанут уважать и нас, своих учителей, и советскую власть». Лев Копелев при этом кричал, что такие книги могут только помочь восстановить советскую власть, разрушенную Сталиным.

68 «Доктора Живаго» я действительно получил из рук Копелева в виде ещё самиздата, в конце 1956 или в начале 1957. Я начал читать, и начало романа мне показало, что автор просто не умеет прозу писать. Какие-то реплики, ремарки в диалогах несусветные. Какая-то неумелость. И вообще я не почувствовал в этой книге ни большой мысли, ни движения, ни реальных картин. Я действительно был разочарован, и надо сказать, что и с годами я не сильно изменил своё мнение об этой книге» (из пояснений А. И. Солженицына, 2006 год).

69 «Я вернулся, — вспоминал Копелев (1988) в декабре 1954 года в ту самую московскую квартиру, из которой ушёл на фронт в 1941 году. Но уже три недели спустя меня из неё выдворила милиция: ведь я просто отбыл срок по ст. 58, был лишён гражданских прав, в частности, права жить в Москве. Тогда я прописался в деревне возле Клина за сравнительно небольшую взятку секретарю сельсовета. А жил в Москве нелегально у друзей».

70 Летом 1959 года Солженицын виделся с Виткевичем в Ростове, когда они с женой приехали, чтобы забрать к себе в Рязань тётушек Решетовских. В результате тройного обмена (соседи по квартире в Касимовском поменялись с людьми, которые уехали в Ростов в квартиру тёти Нины и тёти Мани) с осени 1959-го вся семья — тёща, две тёти, Наташа и Саня, — жила в отдельной квартире, без соседей. «Перебравшись из своей тесной комнатки во вдвое б?льшую, мы первое время просто блаженствовали. Но главное было, конечно, в другом — никого не надо опасаться! Теперь, сжигая в печи рукописи, Саня мог быть уверенным, что уже никто не застанет его за этим крамольным занятием!»

71 За полгода до создания «Ивана Денисовича» Солженицын смотрел в кинотеатре вторую серию «Иоанна Грозного» и по свежему впечатлению писал Н. И. Зубову: «Такая густота вывертов, фокусов, находок, приёмов, новинок — так много искусства, что совсем уже не искусство, а чёрт знает что — безответственная фантазия на темы русской старины».

72 «Целый город, целый городской мятеж так начисто слизнули и скрыли! Мгла всеобщего неведения так густа осталась и при Хрущёве, что не только не узнала о Новочеркасске заграница, не разъяснило нам западное радио, но и устная молва была затоптана вблизи, не разошлась, — и большинство наших сограждан даже по имени не знает такого события: Новочеркасск, 2 июня 1962 года» («Архипелаг ГУЛАГ»). Солженицын узнал о факте восстания сразу же, “как и все, кто слушал западное радио”, но только в 1966-м прямые очевидцы событий сообщили ему подробности.

73 В письме Копелева к Солженицыну (1985) содержится объяснение в связи с недооценкой «Одного дня Ивана Денисовича». «Неужели ты забыл, что для меня в те годы понятие “соцреализм” было весьма одобрительно? В 1960 году вышла моя 1 книга “Сердце всегда слева”, где я с искренней глупой уверенностью излагал свою теорию соцреализма. И в этом я не был ни одинок, ни оригинален. В. Днепров и Г. Лукач хвалили “Ивана Денисовича” именно как образец социалистического реализма. А Генрих Бёлль в 1968 году писал о тебе с любовью как о художнике-обновителе социалистического реализма. Социалистический реализм — это стремление отражать реальную действительность в свете определенной идеологии».

74 «С А. С. Берзер удивительно ровные неизменные дружеские отношения сохранялись у нас много лет — от первого знакомства в редакции “Нового мира”, ещё в старом помещении, от первых её тайных сообщений мне о ходе “Денисовича” по кругам ЦК... Она была моя ровесница, и в МИФЛИ училась, как раз когда я там был заочник, от этого ещё — общий взгляд и воспоминания нашего поколения. Самый образ мысли её и восприятия был мне близок, не расходились заметно наши реакции» («Бодался телёнок с дубом»).

75 Как записал В. Лакшин в июне 1962 года, Федин, член редколлегии «Нового мира», «очень хвалил Солженицына. “Вы сами не знаете настоящей художественной цены этой повести Солженицына”. Но написать на бумаге отзыв боится. “Ну, вот только не знаю, как вы это напечатаете? — сказал ещё Федин. — А папе (то есть Хрущёву) показывали?” — спросил он трусовато».

76 «Солженицына я вижу впервые, — записал в этот день Лакшин. — Это человек лет сорока, некрасивый, в летнем костюме — холщовых брюках и рубашке с расстёгнутым воротом. Внешность простоватая, глаза посажены глубоко. На лбу шрам. Спокоен, сдержан, но не смущен. Говорит хорошо, складно, внятно, с исключительным чувством достоинства. Смеётся открыто, показывая два ряда крупных зубов».

77 См.: «С незабвенным выходом в свет того одиннадцатого новомирского номера жизнь наших смолоду приунывших поколений впервые получила тонус: проснись, гляди-ка, история ещё не кончилась! Чего стоило идти по Москве домой из библиотеки, видя у каждого газетного киоска соотечественников, спрашивающих всё один и тот же, уже разошедшийся журнал! Никогда не забуду одного диковинно, по правде говоря, выглядевшего человека, который не умел выговорить название “Новый мир” и спрашивал у киоскерши: “Ну, это, это, где всяправда-то написана!” И она понимала, про что он; это надо было видеть, и видеть тогдашними глазами. Тут уж не история словесности — история России» (С. С. Аверинцев — А. И. Солженицыну, 1998).

78 «Мы с ним оба были верные “сыны ГУЛАГа”, — писал Солженицын, — я хоть по сроку и испытаниям меньше его, но по духу, по отданности, никак не слабей. Это — очень стягивало нас, как магнитом. И когда в 1956 я читал в самиздате стихи его, неведомого: «Я знаю сам, что это — не игра, / Что это — смерть. Но даже жизни ради, / Как Архимед, не выроню пера, / Не скомкаю развёрнутой тетради», — да ведь это ж просто обо мне! о моей тайне! — и он соучастник. И с подобным же чувством прочёл он в самиздате 1962 года “Ивана Денисовича” — по своему пессимистическому взгляду никак не допуская, что это будет опубликовано» («С Варламом Шаламовым»).

79 «Сразу же за публикацией “Ивана Денисовича” я обратился к В<арламу> Т<ихоновичу>: отберите какие Ваши стихи, я попробую передать А<лександру> Т<рифоновичу>. И — передал. Твардовскому, к моему удивлению и сожалению, они вовсе не понравились, и он выразил мне резкое неудовольствие моим посредничеством. Продолжать его, настаивать — было неуместно. Тем более, что путь через новомирский отдел прозы был Шаламову и открыт, и использован им: его рассказы там хорошо знали, они лежали в “Новом мире” задолго до публикации “Ивана Денисовича”, он сам мне о том писал» («С Варламом Шаламовым. Добавление 1998 года»).