обойдут цеха, и писатель порадуется техническим новшествам, увидит на территории бывшего лагеря жилые дома, детский сад, Дом культуры, школу, торговый центр. Узнает место, где была проходная, столовая, каптёрка. Директор завода от имени гостя сочинит для заводской газетки обращение к сотрудникам предприятия: «привет от коллеги по труду».
33 Весной 1946-го В. П. Овсянников, веря в скорое освобождение Солженицына, приглашал его в свою деревню провести летний отпуск, а И. М. Соломин, демобилизовавшись из армии, в мае навестил бывшего командира в лагере на Калужской. «Да чтоб Илюшка не вздумал приносить чего-нибудь от себя, категорически запрети ему такую глупость, — писал Солженицын жене 15 мая 1946 года. — У него сейчас считанные шиши, да ещё впереди у него — устроение новой жизни».
34 Н. В. Тимофеев-Ресовский вспоминал: «Ещё на Лубянке я затеял коллоквий. Там Васютинский, профессор, прочёл нам курс древних культур. Коллоквий у нас был выдающийся. Потом в Бутырках был, где я с Солженицыным просидел. Он тогда участвовал немножко в нашем коллоквии. А потом был и в лагере. В Бутырках нас участвовало человек 17… Биолог — один я. Четыре физика, четыре инженера, два энергетика и один экономист. Я там читал доклады о биофизике ионизирующих излучений, о хромосомной теории наследственности, о копенгагенских общеметодологических принципах, о значении этих принципов для современной философии онтологического направления, для современной онтологии. Затем физики читали по своей науке».
35 См.: «В послевоенных камерах Бутырской тюрьмы, где я встречался с умнейшими людьми, заключёнными, обсуждался не вопрос, устоит коммунизм или нет, а обсуждалось, каким образом из него будем когда-нибудь разумно выходить. И всё то, что было там сказано правильное, — ни одна мера не была реально использована теперь при Горбачёве, а как раз всё наоборот» (1993).
36 Соломин был арестован 1 мая 1947 года и обвинён в создании антисоветской партии. «Я, — вспоминал Илья Матвеевич (2003), — дружил с Солженицыным, жил на квартире у Решетовской. Попал в поле зрения. Видимо, возникла идея слепить контрреволюционную организацию как логическое продолжение солженицынского дела. Потому и закрепили за мной сразу двух стукачей. Но потом или идея отпала, или организация не лепилась — отказались. Дали 58–10, агитацию».
37 «Том из старого собрания сочинений Толстого был его собственностью, он его никому не давал. Когда я всё же выпросил, — вспоминал Л. З. Копелев (1981), — то увидел текст и поля, испещрённые пометками. Некоторые показались мне кощунственными. Он помечал “неудачно”, “неуклюже”, “галлицизм”, “излишние слова”».
38 Ср. у Л. З. Копелева: «Шарашечные харчи в первые послетюремные дни казались роскошными. За завтраком можно было даже иногда выпросить добавку пшённой каши. В обеденном супе, — именно супе, а не баланде, — попадались кусочки настоящего мяса. И на второе каша была густая, с видимыми следами мяса. И обязательно давали третье блюдо — кисель. Но все эти прельстительные яства не слишком насыщали. Нам всё время хотелось есть. Хлеба — 500 граммов в сутки — не хватало».
39 В 1952 г. постановлением Совета Министров СССР на базе Марфинской лаборатории был образован почтовый ящик № 37, который в 1966 г. переименован в НИИА, Научно- исследовательский институт автоматики, работающий под эгидой Российского агентства по системам управления (РАСУ). Согласно официальной справке, «аппараты, комплексы средств шифрованной связи, защищённые сети и информационно-телекоммуникационные системы, разработанные и изготовленные сотрудниками предприятия, установлены в Кремле, Доме Правительства, министерствах, штабах и на передовых позициях воинских подразделений. Они надёжно работают на космических станциях, кораблях, в самолётах, бронетранспортёрах и т. д. Услугами правительственной связи пользуются должностные лица всех ветвей и уровней государственной власти. Рядом с Президентом России постоянно находится одно из изделий НИИА – известный всему миру “ядерный чемоданчик”. У истоков отечественной криптографии и засекреченной связи стояли академики В. А. Котельников, А. Л. Минц, многие другие видные учёные и специалисты послевоенного времени».
40 «Пятиться от меня Виткевич стал много позже. На шарашке он был вполне свой», — вспоминал Солженицын (2001). Как свидетельствует Копелев, «Виткевич и позднее, на воле, продолжал дружить с Солженицыным и с его первой женой. В конце пятидесятых годов он переехал в Рязань, чтобы жить и работать к ним поближе». Копелев оставался на шарашке с Виткевичем, своим добрым приятелем, ещё в течение двух с лишним лет после отправки Солженицына и утверждал, что Кока хоть и отзывался порой о Сане критически (мол, всегда хочет быть первым), но «ни разу не намекнул на те обвинения в предательстве, который в 1974 году были опубликованы за его подписью в брошюре АПН, а в 1978 году от имени Виткевича повторены в грязной книжонке Ржезача».
41 Четыре самодельные тетрадки 1948–1949 гг. для самообразования с марфинской шарашки, размером 11,5 на 18 см, сшитые нитками, назывались «И.Ф.» (История философии). А. И. вставал в 5 утра, до подъёма, шёл в библиотеку, где делал выписки и записывал впечатления от изучаемых философов по темам. I — Восток и античность. II — Арабы. Средневековье. Возрождение. III — Декарт–Гоббс–Паскаль–Спиноза–Лейбниц–Локк–Юм. Эпоха Просвещения–Руссо–Кант–Фихте–Шеллинг– Гегель–Шопенгауэр–Шпенглер. IV — Философия XIX и ХХ вв. — Русская философия.
42 По свидетельству «Ядерной энциклопедии», с лета 1945 года военно- политическое руководство США начало разрабатывать план ядерного нападения на СССР, определять цели. Первый проект (доклад № 329) назывался «Стратегическая уязвимость России для ограниченной воздушной атаки» и был датирован ноябрём 1945 года. В 1948–1949 гг. был подготовлен детальный план бомбардировки СССР. Предполагалось смести с лица Земли 70 городов и индустриальных центров, около двух тысяч объектов. Было подсчитано, что за месяц 2,7 миллиона людей будут убиты и ещё 4 миллиона ранены. Опасаясь ядерной атаки со стороны США, советское руководство начало блефовать. В 1947 году министр иностранных дел Молотов заявил, что в СССР раскрыт секрет ядерной бомбы и что СССР уже обладает ядерным потенциалом, хотя до первого испытания было ещё два года. Ради создания видимости ядерных испытаний в разных концах СССР проводились оглушительные взрывы с применением обычной взрывчатки.
43 «Чётки с красным сердечком сохранились. Они сделаны из хлеба, не самого мягкого; они не протухают; они, как камешки, вечные. Позже я сам сделал себе более простые чётки из пробок, хороший материал, никакого запаха. Мне для проверки строк был нужен чётный десяток и нечётный десяток, всего двадцать. Я хорошо помню каждую строчку, которая падает на 10, на 20, на 30, на 40, на 50, на 60, на 100» (из пояснений А. И. Солженицына, 2001 год).
44 «Однажды, когда мы строили БУР, туда повели заключённого. Зэк попросил карандаш; и я со стены кинул ему свой огрызок; мне можно было иметь карандаш, но нельзя было его в БУР передавать. Зэк схватил, но тут же надзиратель карандаш у него отобрал, а меня засёк, и объявил, что даёт мне трое суток карцера. Я ждал в течение двух, трёх недель, каждую минуту, что меня выдернут в карцер, но такая была туда очередь, мы же не достроили БУР, и там было ограниченное количество камер, что попасть в карцер мне так и не пришлось». (Из пояснений А. И. Солженицына, 2001 год).
45 «Стукачи, — писал Панин, — были самыми страшными и опасными врагами. Чекист без стукача бессилен. Количество заключённых, уничтоженных вследствие предательства, провокаций и клеветы, огромно и сравнимо лишь с погибшими от искусственно созданного в лагерях голода. Ни блатные, ни комендатура, ни надзорсостав, ни сами чекисты без помощи стукачей не смогли бы нанести и малой части того урона, который был обеспечен их деятельностью. Около лагерной больницы находился барак, заполненный чахоточными молодыми людьми, заработавшими болезнь в карцерах, в основном, зимой. Все они были жертвами стукачей. Из-за них были переполнены карцер, изолятор, бур. Чувство мести и ненависти против них накопилось и ждало лишь выхода».
46 В 1976 году швейцарский журналист П. Холенштейн сообщил Солженицыну, что в Москве и Восточной Германии существует целое собрание «документов», наподобие «доноса Ветрова», на основе которых криминолог Франк Арнау готовит разоблачительную книгу. Арнау предложил Холенштейну 25 тысяч швейцарских франков за участие в публикации, но тот отказался, усомнившись в подлинности бумаг. Предложение журналиста провести экспертизу почерка Арнау не